— Правильно, — удовлетворенно сказала Министр.

— Куда мы направляемся, Министр? — спросил Тревиц.

— Вниз. Глубоко вниз. Но не пугайтесь. Я думаю, в гипердраме это означало бы заключение вас в подземелье. Но у нас на Компореллоне нет подземелий, только обычные тюрьмы. А направляемся мы ко мне домой, что, конечно, не так романтично, как в дурные старые имперские времена, но гораздо комфортабельнее.

Когда дверь лифта скользнула вбок и они вышли, по прикидкам Тревица, они находились, по меньшей мере, на глубине пятидесяти метров от поверхности планеты.

Тревиц с нескрываемым удивлением разглядывал квартиру.

— Вам не нравится мое жилище? — ревниво спросила Министр.

— Нет, почему же, Министр. Просто я удивлен. Это неожиданно. Из того немногого, что я успел увидеть на вашей планете, у меня сложилось впечатление о здешней… бережливости, отсутствии роскоши.

— Так оно и есть, член Совета. Наши ресурсы ограничены, и наша жизнь должна быть такой же суровой, как наш климат.

— А это, Министр? — И Тревиц обвел руками комнату, в которой впервые на Компореллоне он увидел яркие цвета: на кушетке лежали пестрые мягкие подушки, от стен исходил нерезкий свет, на полу лежал ковер с абстрактным узором, снабженный силовым полем и пружинящий, чтобы шаги были упруги и бесшумны. — Это же все роскошь.

— Мы, член Совета, избегаем роскоши излишней, разорительной, вызывающей и чрезмерной. А эта роскошь частная, умеренная и приносящая пользу. У меня сложная работа, большая и тяжелая ответственность. Мне нужно место, где я могу на время забыть о трудностях своего поста.

— А что, Министр, — спросил Тревиц, — все компореллонцы так живут, когда их никто не видит?

— Это зависит от того, насколько ответственный пост они занимают. По нашему моральному кодексу этого заслуживают, могут пожелать и позволить себе немногие.

— Но вы, Министр, можете позволить себе, заслуживаете… и желаете?

— Ранг дает как привилегии, так и обязанности, — ответила она. — Садитесь, член Совета, и расскажите мне об этой вашей чепухе.

Она села на кушетку, которая подалась под солидным весом, и указала Тревицу на мягкое кресло рядом.

Тревиц сел.

— Чепухе, Министр?

Министр положила правый локоть на подушку и заметно расслабилась.

— В частной беседе не обязательно соблюдать формальности. Можете называть меня Лизалор. А я вас буду называть Тревиц… Расскажите мне, Тревиц, о вашей идее, и мы ее рассмотрим.

Тревиц откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу.

— Видите ли, Лизалор, вы предоставили мне выбор — отдать корабль добровольно или подвергнуться суду. Так или иначе, вы получаете корабль… И все же вы изо всех сил старались, чтобы я выбрал первую возможность. Вы готовы дать мне взамен другой корабль, чтобы я со своими друзьями мог отправиться куда угодно. Мы можем остаться и даже, при желании, получить компореллонское гражданство. Вы предоставили мне пятнадцать минут, чтобы посоветоваться с друзьями. И вы привели меня к себе домой, а мои друзья, надеюсь, отдыхают сейчас с комфортом. Короче, Лизалор, вы, ни с чем не считаясь, подкупаете меня, лишь бы получить корабль без суда.

— А в мои чисто человеческие побуждения вы ни капельки не верите, Тревиц?

— Нет, не верю.

— Или в то, что добровольная сдача просто менее хлопотна, чем процесс?

— Нет! Я предполагаю другое.

— А именно?

— У процесса есть нежелательное свойство — гласность. Вы несколько раз упоминали о том, что на вашей планете строго соблюдаются законы, и я думаю, что процесс нельзя организовать без протокола. Тогда Сообщество узнало бы обо всем, и после процесса вам пришлось бы отдать корабль.

— Конечно, — бесстрастно произнесла Лизалор, — корабль собственность Сообщества.

— Но, — продолжил Тревиц, — частное соглашение со мной протоколировать не обязательно. Вы бы получили корабль и, поскольку Сообщество об этом не узнало бы — они даже не знают, что мы на Компореллоне, — оставили бы его себе. Я уверен, что именно это вы и намерены сделать.

— Зачем это нам? — сказала она все так же бесстрастно. Разве мы не входим в Конфедерацию Сообщества?

— Не совсем. У вас статус Присоединившейся Державы. На любой галактической карте, где планеты — члены Федерации Сообщества показаны красным, Компореллон бледно-розовый.

— Даже если мы и Присоединившаяся Держава, мы безусловно доложили бы Сообществу.

— Да? А не мечтает ли Компореллон о полной независимости? Даже лидерстве? Вы древняя планета. Почти все планеты преувеличивают свою древность, но Компореллон действительно древняя планета.

Министр позволила себе сдержанно улыбнуться.

— Если верить некоторым нашим энтузиастам, очень древняя.

— Вероятно, когда-то Компореллон был лидером группы планет? Может быть, вы мечтаете о восстановлении утраченной власти?

— Неужели вы думаете, что мы мечтаем о такой недостижимой цели? Еще не зная ваших мыслей, я назвала их чепухой, а теперь вижу, что так оно и есть.

— Мечты могут быть неосуществимыми и все-таки существовать. Терминус расположен на самом краю Галактики, имеет пятивековую историю — короче, чем у любой планеты в Галактике, но фактически правит Галактикой. Чем хуже Компореллон, а? — Тревиц улыбался.

Но Лизалор осталась серьезной.

— Нам дали понять, что Терминус достиг такого положения, осуществляя План Селдона.

— Это произошло благодаря технологическому могуществу, а также, возможно, благодаря тому, что пока люди этому верят. Может быть, компореллонское правительство не верит. Главенство Терминуса, несомненно, основано на высоком уровне его науки и технологии; примером может служить столь желанный для вас гравитический корабль. Кроме Терминуса, ни одна планета не имеет гравитических кораблей. Если бы компореллонцы раздобыли один, они смогли бы изучить его и сделать гигантский шаг вперед в технологии. Я не думаю, что этого достаточно, чтобы опередить Терминус, но ваше правительство может так думать.

— Это несерьезно, — сказала Лизалор. — Правительство, задержавшее корабль, который хочет получить Сообщество, испытает на себе гнев Сообщества, а история показывает, что гнев Сообщества чрезвычайно неприятен.

— Гнев Сообщества, — возразил Тревиц, — возникнет только в том случае, если Сообщество узнает, что есть причины для гнева.

— Значит, Тревиц, в предположении, что ваш анализ ситуации не совсем чепуха, — разве не выгодно отдать нам корабль и получить за это приличное вознаграждение? Согласно вашей линии рассуждений, мы бы хорошо заплатили за возможность приобрести корабль без огласки.

— Вы уверены, что я не сообщу об этом Сообществу?

— Конечно. Вам бы пришлось сообщить о своем участии.

— Я мог бы заявить, что действовал под давлением.

— Да. Если только здравый смысл не подскажет вам, что ваш Мэр этому ни за что не поверит… Договоримся по-хорошему.

Тревиц покачал головой.

— Нет, госпожа Лизалор. Корабль мой и должен оставаться моим. Я уже говорил вам, что, если вы попытаетесь открыть его, он взорвется с огромной силой. Не думайте, что это блеф.

— Вы можете его открыть и перепрограммировать компьютер.

— Могу, но не стану.

Лизалор тяжело вздохнула.

— Мы могли бы заставить вас передумать если не тем, что мы можем сделать с вами, то тем, что мы можем сделать с вашим другом Пелоратом и женщиной.

— Вы имеете в виду пытки, Министр? Таков ваш закон?

— Нет, член Совета. Возможно, такие жестокие меры не понадобятся. Есть еще психический зонд.

Впервые за то время, что Тревиц находился в квартире Лизалор, он ощутил внутренний холодок.

— На это вы тоже не имеете права. Применение психического зонда запрещено во всей Галактике для любых целей, кроме медицинских.

— Но если вы доведете нас до отчаяния…

— Я готов рискнуть, — сказал Тревиц, — потому что вам это ничего не даст. Моя решимость сохранить корабль столь глубока, что зонд повредит мой разум прежде, чем выжмет из него согласие отдать корабль. (Это уже блеф, подумал он, а холодок внутри усилился). И если бы вам даже удалось заставить меня открыть и передать вам корабль, вы не смогли бы его использовать. Корабельный компьютер еще более совершенный, чем сам корабль, и устроен так, — я не знаю точно, каким образом, — что работает в полную силу только со мной. Я назвал бы его индивидуальным компьютером.