Слуга, вошедший в комнату, кланялся и размахивал руками, пытаясь привлечь внимание султана. Глаза Салах ад-Дина сузились. За спиной слуги, в проёме двери, он разглядел своего племянника Али.

   — С твоего позволения, милорд граф, я полагаю, это касается меня. Войди!

Али торопливо вошёл. За ним следовал человек с подстриженными рыжими волосами и окладистой бородой, незнакомый султану, зато хорошо знакомый Триполи; граф резко встал.

   — Что ты делаешь здесь? — спросил он.

   — Дядя, господин мой, — сказал Али, — призови стражу, тебе грозит опасность.

Рыжеволосый, стоявший за ним, сказал Триполи на языке франков:

   — Они не могут найти Раннульфа.

   — Вот как! — проговорил Триполи. Его взгляд метнулся к султану. — Что ж, это серьёзный промах.

Салах ад-Дин как сидел, так и продолжал сидеть, сложив руки на коленях, к — Али, что происходит?

   — Мой господин, — сказал племянник, — тамплиер аль-Вали пропал. Он может быть где угодно, даже в самом дворце. Тебе угрожает смертельная опасность.

   — Истинно так, — сказал султан. Он глянул на Триполи, затем на рыжеволосого, только сейчас сообразив, что это тамплиер; как он оказался вместе с Али, султан решил разобраться попозже. — У него дурные намерения? Что за человека ты привёл в мой дворец?

   — Человека, которого я не допустил бы вольно шататься по моему собственному дворцу, — ответил Триполи. — Я полагал, что ты не спускаешь глаз с тамплиеров.

Султан кивнул Али:

   — Позови стражу. Я удалюсь в мои покои, покуда его не найдут. Когда же найдут, пусть приведут ко мне. — Он поднялся, оказавшись лицом к лицу с рыжеволосым рыцарем. — Твой собрат совершил глупейшую ошибку. Он лишь накличет на себя беду. Если скажешь нам, где он, тебя пощадят.

   — Не сомневаюсь, — хладнокровно ответил рыцарь, — но я ничего тебе не скажу.

   — Али, взять этого человека и заковать, покуда не отыщут его друга.

   — Милорд султан, — вмешался Триполи, — эти люди — твои гости, ты не можешь так дурно обращаться с ними.

   — Они злоупотребляют моим гостеприимством, — отрезал султан, собираясь выйти, — но тут дверь снова распахнулась. Он поднял голову — и его взгляд уткнулся прямо в чёрные глаза тамплиера по прозвищу Святой.

Салах ад-Дин резко отпрянул. В комнате вдруг воцарилась мёртвая тишина, и тамплиер вошёл.

   — Обыскались меня?

Он прошёл мимо застывших людей к диванчику и рухнул на него, точно он был здесь хозяином. Он был бос, бурнус покрыт грязью. Взгляд его не отрывался от султана.

   — Склоняюсь перед величием султана Каира и Дамаска, возлюбленного сына Аллаха, повелителя царств и владений.

Само собой, он и не думал кланяться.

   — Стража... — начал было Али, но султан жестом остановил его:

   — Нет. Не будь глупцом. Ещё большим глупцом. Ты можешь уйти. Милорд граф останется, и второй рыцарь, и этот... — Он указал на кушетку. — Остальные пусть покинут нас.

Али, слуги и стражники торопливо вышли. Султан вновь уселся в кресло. Он не мог заставить себя взглянуть на человека, развалившегося на диванчике.

   — В чём дело, монах?

   — Я хочу уехать, — сказал тамплиер. — Не для того я приехал в Святую Землю, чтобы умереть здесь от оспы, а этот город заражён ею. Заключай перемирие, да поскорее, чтобы я мог увезти отсюда своих людей.

Султан скрестил руки на груди. Все его великие планы в один миг съёжились до мелкой практичности.

   — Я поставил свои условия, — сказал он. — Согласитесь на них, и перемирие будет заключено.

   — В городе поветрие? — спросил Триполи.

   — Во всяком городе хватает болезней.

Голос тамплиера звучал неумолимо:

   — В твоём войске тоже была оспа — ещё там, у Брода Иакова. Верно? Потому-то ты и не ударил на Иерусалим: твои воины умирали от оспы. Что за войско, в котором все хворают? Сейчас ты никому не страшен. Мыш, принеси мне выпить.

Рыжеволосый рыцарь подчинился. Он подошёл к столу, на котором стоял кувшин с вином, вернулся с кубком к диванчику и остался стоять около него. Какие бы нескромные дела ни связывали его с Али, сейчас он явственно показывал, на чьей он стороне. Султан сделал последнюю попытку овладеть ситуацией. Он поднял глаза на Триполи:

   — Кто здесь командует — ты или этот мужлан?

   — Милорд, — сказал Триполи, — я требую перемирия на три года. Никаких выплат, никакого обмена пленными. — Взгляд его был твёрд, губы, обрамленные усами, едва двигались.

Султан не произнёс ни слова. Он всё так же не смотрел на рыцаря, который растянулся на диванчике с таким видом, словно был хозяином этого дворца, властелином мира.

   — Султан, — сказал тамплиер, — если ты не согласишься на перемирие, я вернусь в Иерусалим за тремя сотнями моих братьев. Мы придём и возьмём этот город, и некому будет помешать нам.

   — Ты блефуешь, — отрывисто сказал Салах ад-Дин и наконец повернулся, вперив взгляд в тамплиера. — Я уничтожил ваше братство на реке Литани. Из тех, кто уцелел, никак не наберётся трёх сотен.

Рыцарь презрительно ухмыльнулся:

   — Мы как зубы дракона, султан. Мы вновь прорастаем.

Мгновение Салах ад-Дин изучающе глядел на него, на немигающие чёрные глаза, на рот, обрамленный густой бородой, — чувственный рот, которому не следовало бы быть таким устойчивым к соблазну. Султан понимал, что теперь он получит от перемирия мало выгоды, разве что некоторую свободу для манёвра. Каким облегчением будет наконец покинуть Дамаск, отправиться в горы и там переждать летнюю жару, убежать от поветрия. Ему нужно перемирие. Ему нужны и деньги, но их он добудет где-нибудь в другом месте. Ему нужно освободить племянника из Маргата, но это может и подождать. Он кивнул Триполи:

   — Хорошо, я согласен. Перемирие на три года.

   — Превосходно, — ответил Триполи. — Я пошлю за писцом. — Он глянул на тамплиера: — Ты удовлетворён?

Рыцарь поднялся и, взяв кубок из рук рыжебородого, одним глотком осушил его.

   — Я буду соблюдать это перемирие, — сказал он и, отставив кубок, вышел из комнаты. Второй рыцарь следовал за ним по пятам.

Триполи вновь уселся в своё кресло, сцепил пальцы, глаза его поблескивали весельем.

   — Знаешь, милорд, у нас есть поговорка о младенце и черте, которого так сильно напоминает этот тамплиер. Тебе следовало быть с нами честным с самого начала. — С видом священника, читающего проповедь, он наставительно покачал пальцем. — Вот видишь, иногда опасно быть чересчур изощрённым.

   — Ба! — пожал плечами султан. — Все вы, франки, прокляты. Позови слуг, пускай закроют окна.

— Кровь Господня, меня отравили! — простонал Медведь. Глаза его были налиты кровью. Конь под ним шарахался, и он мотался в седле, словно вот-вот упадёт.

Стефан собрал поводья и вскочил в седло. Теперь уже все знали, что в Дамаске оспа; сейчас во внутреннем дворе собралась добрая половина населения дворца, готовясь бежать из заражённого города. Тамплиеры держались у стены, чтобы не смешиваться с другими; впрочем, сарацины и так избегали их. Из ворот конюшни вышел Фелкс, ведя в поводу двоих коней — своего и вьючного. Вслед за ним выехал Раннульф, который вёл второго вьючного коня.

Посреди двора пропели трубы. Триполи и султан обменивались церемониальными речами. Рассыпались рукоплескания. Фелкс пристроил к седлу стремена и проверил подпругу.

   — Перемирие, недомирие, — пробормотал он. — Стоило тащиться на край света из-за нескольких слов.

   — А я так не против, — отозвался Стефан.

Али был там, в толпе, окружавшей султана. Стефан отвёл глаза. Он будет рад уехать отсюда, подальше от греха. С другой стороны, он чувствовал себя как бог. Раннульф вскочил в седло и, развернув коня, рявкнул на них:

   — Стройся! Шевелись, Фелкс, не то пойдёшь пешком до самого Иерусалима!

   — По твоему чёрному сердцу, — проворчал вполголоса Фелкс.

Если Раннульф и слышал это, то пропустил мимо ушей. Норманн проехался шагом вдоль ряда тамплиеров. Его резкий пронзительный голос не услышать было невозможно: