Де Ридфор покачал головой:

   — Я не хочу победы. Никто не хочет победить на этих выборах. Король отправит нового магистра в Европу, проповедовать о крестовом походе. Он не будет сражаться, не поведёт войска — годами он будет скитаться от одного двора к другому, есть под столом и улыбаться, покуда не растрескаются щёки.

   — Вот как, — сказала Агнес. Она смотрела, как круг танцоров повернулся в медленном и сложном ритме — два шага направо, три налево и покружиться; девушки закружились, и их юбки на миг вздулись золотисто-зелёными колоколами.

Музыка оборвалась, и девушка в центре круга — это была Алис из Беершебы — бросила свою подушку перед одним из мужчин. Оба встали коленями на подушку и обменялись лёгким лукавым поцелуем.

   — Принцесса не танцует, — сказал де Ридфор.

Сибилла и мужчина с длинными, до плеч, светлыми волосами как раз выходили из сада.

   — Кажется, у неё новый друг, — сказала Агнес.

   — Да, я вижу. Кто он?

   — Ги де Лузиньян, — ответила Агнес, — младший брат Амальрика, только что прибыл из Франции.

   — О, — сказал де Ридфор. — Хитроумный ход, госпожа моя.

Агнес вопросительно изогнула брови:

   — Так ты одобряешь выбор моей дочери, сэр?

Де Ридфор был очень хорош собой, когда смеялся: глаза блестят, зубы красивые и ровные.

   — Нет, леди, — сказал он. — Твой выбор. Как всегда.

И вновь рассмеялся.

   — Вы только что вернулись из Дамаска, куда ездили с посольством к султану, — сказал Жильбер Эрай.

   — Да, мой лорд, — хором ответили все четверо тамплиеров. Они стояли перед всей дружиной; в огромной трапезной было тихо. Голос Жильбера громко и чётко разносился среди каменных стен:

   — Пусть отвечает Ричард ле Мен.

Медведь выступил вперёд:

   — Да, мой лорд.

   — Как я понимаю, между королём и султаном заключено перемирие — вам известна его суть?

   — Я слышал, как читали договор, мой лорд.

   — Получил султан взамен за перемирие нечто низкое либо нечестное?

   — Нет, мой лорд. Договор был прост — три года перемирия, и всё.

Де Ридфор стоял рядом с сенешалем.

   — Почему же тогда султан согласился на перемирие? — спросил он. По рядам рыцарей прошёл негромкий говор.

Сенешаль, не обратив на это никакого внимания, продолжал расспрашивать Медведя:

   — Кто-нибудь из братьев в Дамаске совершил что-нибудь низкое и недостойное Ордена?

   — Нет, мой лорд, — сказал Медведь.

Раннульф, глядя себе под ноги, затаённо усмехался. Всю обратную дорогу из Дамаска они лихорадочно каялись друг другу.

   — Фелкс ван Янк, отвечай, — сказал сенешаль.

Голландец выступил вперёд. Он был лыс, и потому во время собраний ему разрешалось оставаться в шляпе. Жильбер пропустил бороду сквозь искалеченные пальцы, полуприкрыв набрякшие глаза.

   — Кто-нибудь из твоих братьев совершал что-нибудь низкое или недостойное Ордена?

   — Нет, мой лорд, — сказал Фелкс.

   — Что ты можешь сказать о графе Триполи?

   — Очень мало, мой лорд. Он держался своих дел, а мы — своих.

   — Тогда он мог без вашего ведома заключить тайное соглашение с султаном, — снова вмешался де Ридфор. — Судя по тому, как вы справились со своим поручением, вы с тем же успехом могли бы оставаться в Иерусалиме.

   — Если бы нас не было в Дамаске... — начал Фелкс.

   — Нет, — резко перебил Жильбер, — отвечай только мне. Милорд маршал, помолчи.

   — Ты задаёшь неверные вопросы, — проворчал де Ридфор.

   — Может, и так, но задавать их — моя обязанность. — Жильбер кивнул Фелксу: — Так, значит, вы почти не виделись с Триполи? Как он обращался с вами?

Фелкс на мгновение замялся, и Жильбер с ходу уловил этот безмолвный намёк.

   — Отвечай немедля! Как Триполи обращался с вами?

   — Мой лорд, он прогнал нас с глаз долой.

Собрание взорвалось громкими криками. Жильбер вскинул руки, призывая к тишине.

   — Прогнал с глаз долой!

   — Он говорил с нами весьма презрительно и сказал, что наше присутствие оскорбляет его.

   — И как вы ответили на это презрение и оскорбление?

   — Мой лорд, мы держались в стороне и избегали попадаться ему на глаза.

   — И это вы называете поддержанием чести Ордена? — проворчал де Ридфор.

   — Милорд маршал, — жёстко проговорил Жильбер, — ежели желаешь сам блюсти честь Ордена, подчиняйся Уставу. Фелкс, в Дамаске ты видел султана?

   — Несколько раз, мой лорд.

   — И как он отнёсся к вам?

   — Мой лорд, — сказал Фелкс, — он знает, кто его враги.

Эти слова вызвали всеобщий хохот. Жильбер Эрай сказал:

   — В таком случае я полагаю, что вы достойно поддержали честь Ордена. Стефан л'Эль, отвечай.

Мыш, стоявший слева от Раннульфа, на расстоянии вытянутой руки, шагнул вперёд:

   — Милорд сенешаль?..

   — Кто-нибудь из твоих братьев совершал что-нибудь низкое и недостойное Ордена?

   — Нет, мой лорд.

   — Что ты думаешь о Триполи?

   — Мой лорд, он ненавидит нас. Он не желал ни есть с нами за одним столом, ни ехать бок о бок с нами. Он в ладах с султаном, и тот весьма с ним обходителен и дарит ему щедрые подарки, а нам султан посулил битву до смерти.

   — Так хочет Бог, — сказал Жильбер Эрай. — Что тебе известно о заключении перемирия?

   — Мой лорд, я был при том, как его заключали... — Мыш повернул голову и твёрдо глянул на де Ридфора, — и договор был именно таков: три года перемирия и никаких условий.

   — Раннульф Фицвильям, отвечай.

Раннульф выступил вперёд, привычно заложив руки за спину.

   — Да, мой лорд.

   — Ты видел Одо де Сент-Амана?

   — Да, мой лорд.

   — Здоров ли он и хорошо ли его содержат?

   — Мой лорд, он болен и в темнице и говорит, что скорее останется там до самой смерти, нежели позволит султану обратить в золото свою жизнь.

Шум голосов прокатился по трапезной. Жильбер пристально смотрел на Раннульфа:

   — Что ты скажешь о перемирии?

   — Это хорошее перемирие, мой лорд.

   — За ним не таится ловушка?

   — Нет, мой лорд.

   — Султан соблюдёт его?

   — Мой лорд, у него нет другого выхода. В его стране поветрие, он не в силах собрать войско, повсюду бунты и мятежи.

   — Так вот почему он заключил перемирие!

   — Да, мой лорд.

   — Почему вы так враждовали с Триполи?

   — Мой лорд, у меня с Триполи не было никаких трудностей. Они с султаном лучшие друзья, но, когда мне понадобилась его поддержка, он мгновенно встал на мою сторону.

   — Отлично, — сказал Жильбер Эрай. — Вы хорошо послужили Ордену; Господь наградит вас. Возвращайтесь на свои места.

Четверо рыцарей вернулись в шеренгу. Раннульф теперь стоял на левом краю передней шеренги. Обернувшись, он оглядел стоявших рядом рыцарей. Пока он был в Дамаске, дружина пополнилась людьми с двух кораблей, пришедших из Европы. Каждый день прибывали новые рекруты из Франции, Фландрии и Германии, ветераны из гарнизонов Кипра и побережья. Под высоким сводом трапезной, увешанным стягами, верёвками и паутиной, зал, что ещё несколько месяцев назад был почти пуст, теперь снова наполнился людьми. Дыхание спёрлось у него в груди. Сбывалось то, что он обещал Саладину. Вокруг него вздымался Храм — великий, бессмертный. Жильбер призывал рыцарей к мессе; Раннульф склонил голову вместе со всеми и сложил руки, и на сей раз, не в пример прежним, он был в силах молиться.

В склепе водилось множество чёрных крыс — они пробирались через щели в каменных стенах и бегали по потолочным балкам. Как-то раз, вскоре после возвращения из Дамаска, когда заняться больше было нечем, Раннульф привёл в спальню шестерых рыцарей, и, покуда они отодвигали от стен кровати и затыкали тлеющими тряпками щели в стенах, он сидел на табурете посреди зала и отстреливал удирающих крыс из арбалета.