Триполи поехал в авангарде; его рыцари заставляли коней выделывать прыжки и курбеты, словно ехали в недолгую верховую прогулку. За ними шёл король с епископом Святого Георга, который нёс перед собой Истинный Крест — под пение горнов и флейт. Дальше плелись нестройной толпой генуэзские пехотинцы, которые уже сетовали на усталость и грозились вот-вот остановиться.

Стефан вынул ноги из стремян и расслабился в седле; с ужина у него остался припрятанный ломоть хлеба, и сейчас он достал его и съел. Перед ним дремал Медведь, тяжело уронив голову на грудь. Ночь ещё держалась, но по краю неба уже бежало узенькой полоской белое пламя дня. Галопом проскакал де Ридфор, за ним тянулась свита.

Приостановив коня перед Раннульфом, он бросил:

   — Не трогайтесь, пока не пройдёт всё войско, и дайте ему отойти подольше — я не хочу, чтобы вы наступали им на пятки.

   — Чья это была идея? — спросил Раннульф. — Твоя, конечно?

Де Ридфор оскалил зубы:

   — А ты думал, я позволю Триполи здесь командовать? Это мой король, я создал его, он будет делать то, чего хочу я. — Конь де Ридфора вздыбился, мотая головой. — Все здесь чересчур осторожны. Когда мы подойдём к Тивериаде, Саладин обратится в бегство. И тогда мы атакуем его на бегу.

Он позволил коню с величественным видом унести его прочь, к идущей на марше армии. Свита последовала за ним.

Рядом со Стефаном, обмякшим в седле, прозвучал голос Фелкса:

   — Чёрт, всё это я мог бы проделать и не просыпаясь!

Раннульф рассмеялся.

Утром Раннульф загнал свой отряд в самый хвост тамплиерской колонны. Войско входило в холмы, что от летней жары стали цвета дублёной кожи. След огромной армии, за которой ехали тамплиеры, был глубоко и чётко впечатан в песок, в тонкие и редкие полоски травы; тяжёлое облако пыли заслоняло все впереди.

Колонна миновала нескольких генуэзцев, сидевших у обочины дороги, — на этих уже можно было махнуть рукой. К полудню, когда солнце пылало в небе пузырём раскалённого добела металла, из распадка между холмами вылетели с полсотни бедуинов и помчались прямо к арьергарду тамплиерской колонны.

Визжа и улюлюкая, они налетели на Раннульфа и его людей, и рыцари подняли щиты; когда бедуины развернули коней и вскинули луки, рыцари взметнули щиты на плечо. Сарацинские стрелы замолотили по ним безвредным дождём, и бедуины умчались прочь, пронзительно вопя, словно одержали великую победу.

Стефан под доспехами сварился живьём. Он намотал поверх шлема белый шёлковый шарф, чтобы хоть голове было попрохладнее, зато кольчуга раскалилась так, что можно было обжечься. Кое-кто из новичков, ехавших за ним, начал сетовать, нарушая безмолвие марша. И тут бедуины опять налетели на них, визжа, как недорезанные свиньи.

На приличном расстоянии они развернулись, наугад выпустили стрелы и бросились наутёк, и тогда Эд и ещё двое новичков, скакавшие позади Стефана, завопили и, нарушив строй, помчались в погоню. Стефан взревел. Он наблюдал за Раннульфом; он видел, как Раннульф слегка повернул голову, но приказа не отдал, и колонна всё так же размеренно двигалась вдогонку за остальным войском.

Бедуины на своих легконогих коньках быстро ускользнули от троих рыцарей, и те, хохоча над такой забавой, развернулись и поскакали назад к колонне; едва они заняли свои места, как Раннульф вскинул руку, скомандовав остановку.

Его отряд, теперь уже в полном составе, остановился. Хвост войска удалялся в тучах пыли. Раннульф выехал из колонны и, миновав Стефана и шестерых вьючных коней, подъехал туда, где Эд и его сотоварищи восседали, ухмыляясь, на своих конях. Направившись прямо к Эду, Раннульф прямым ударом кулака вышиб его из седла.

— И ты счёл себя тамплиером, щенок? Чёрт бы тебя побрал! — Раннульф развернул коня; Эд грянулся о землю, перекатился, вскочил и изготовился к драке. Раннульф послал коня прямо на него и снова сшиб с ног, повалив ничком в пыль.

И миг спустя уже кричал на него:

   — Не смей нарушать строй на марше без моего приказа, молокосос! Если ты ещё раз нарушишь строй, я подстригу тебе бороду до самой глотки! А теперь идите пешком. Все трое. В строю.

С этими словами он повернул коня и галопом поскакал в голову колонны, которая далеко уже отстала от основного войска. Стефан рысью проехал в арьергард, где стоял, фыркая, конь Эда, с пустым седлом и свисающими поводьями.

Двое новичков, нарушившие строй, были ещё в седле и круглыми глазами смотрели вслед Раннульфу. Эд, с волос и одежды которого струями текла пыль, подбежал к ним. Судя по его виду, он готов был броситься в драку с кем угодно. Стефан подобрал поводья его коня и повернулся к новичкам:

   — Слезайте.

   — Что?! — взвизгнули они хором по-девчоночьи высокими голосами. — Мы не можем идти пешком... мы в доспехах... мы рыцари...

Стефан лишь ухмыльнулся. Из головы колонны донёсся окрик:

   — Мыш, тебе нужна помощь?

   — Нет! — откликнулся он и развернулся к юнцам, готовый вышибить их из седла. Прочтя на его лице это намерение, новички с ворчанием, но всё же спешились. Стефан собрал поводья их коней; подъехал Фелкс, и вдвоём они погнали перед собой троих незадачливых вояк. Севернее колонны вновь мелькнули бедуины, разворачивавшиеся для новой бесплодной атаки.

Через несколько часов марша тамплиеры пришли к колодцу, в котором уже не было воды; истоптанная земля и груды разбитых вёдер и завязанных узлами верёвок ясно говорили о том, как отряд за отрядом проходившего войска пытался добыть отсюда хоть немного воды. Раннульф подвёл колонну к высохшему жёлобу и спешился.

   — Сначала кони, — сказал он и, развязав два бурдюка с водой, опорожнил их в жёлоб.

Кони напились, потом пили рыцари; наконец позволили напиться Эду и его сотоварищам. Лицо Эда было измазано пылью и обожжено солнцем; он упорно смотрел в землю, ни на кого не поднимая глаз, даже когда у желоба с водой к нему подошёл Раннульф.

Норманн ухватил его за бороду и рывком вздёрнул лицо кверху; мальчишка был так измотан, что у него не осталось сил драться, и он только сцепил зубы, угрюмо глядя в лицо недруга.

   — Слушай меня внимательно, малыш, — сказал Раннульф. — Ты тупица. Ты настолько тупица, что не в состоянии думать. Так и не думай. Делай то, что я тебе говорю. И больше ничего. А сейчас садись в седло и займи своё место в строю.

Он встряхнул рукой и выпустил бороду Эда — от толчка голова юноши откинулась. Он проводил Раннульфа ненавидящим взглядом, но без единого слова подошёл к своему коню и вскочил в седло.

Теперь они уже изрядно отстали от остального войска, и дорога тянулась, забирая всё время вверх, по неровной местности, извиваясь среди холмов. Бедуины кружили вдоль колонны, точно стаи падальщиков, порой шумно бросались в притворную атаку, порой только издали осыпали рыцарей стрелами. Дорога повела колонну через ущелье с крутыми склонами; на той его стороне между ней и армией франков снова выскочили бедуины, и тогда уже Раннульф приказал атаковать.

Тамплиеры скакали под уклон, а бедуины были измотаны. Торопливо сыпанув дождём стрел, они пустились было наутёк, но тамплиеры обрушились на них как лавина. Стефан, скакавший в арьергарде возле вьючных коней, не успел занять своё место в шеренге, а бой уже был закончен. Рыцари доскакали до подножия холма и остановились. За спиной у них, на каменистом склоне, валялось десятка два убитых и раненых сарацин и несколько искалеченных коней.

   — Милосердия! — доносилось оттуда на искажённом французском языке. — Милосердия!

Раннульф приказал перестроиться, и тамплиеры двинулись дальше, оставив позади вопящих бедуинов.

На следующем холме сарацины вновь атаковали. На сей раз после дождя стрел в атаку бросилась тяжёлая конница с копьями, в развевающихся чёрных бурнусах поверх лат. Под прикрытием стрел они со всей силы врезались в колонну и откатились прочь; тамплиеры отбили удар щитами и сами ударили вослед отступавшим копейщикам. На гребне холма, где дорога сужалась, Стефан и Фелкс отбили три такие атаки, пока не подскакали галопом остальные рыцари. Под ливнем стрел два рыцаря развернулись и присоединились к колонне.