Тут она скорчила рожицу, показывая ему, как мало он знает о развлечениях, и плохих и хороших. А потом подняла на него смеющиеся глаза:

   — Во всяком случае, Бати, мы больше будем вместе. Ты сказал, что будешь учить меня. Мне это нравится.

   — Вот и хорошо, — сказал он и потянулся взять её за руку. Но прежде, чем она заметила это и отшатнулась, отдёрнул ладонь, — Расскажи, как тебе жилось в Кераке, — попросил он.

Сибилла расхохоталась и начала со сплетен и слухов, большей частью фривольных и скандальных. Триполи приблизился к трону, взгляд его стал внимательней. Лорд Керака был одним из его многочисленных врагов. Пока сестра болтала, Бодуэн откинулся в кресле, оглядывая придворных, и увидел, как в зал входит тамплиер из Рамлеха.

Герольд не объявлял о нём. Его сопровождал другой тамплиер. Храмовники всюду ходили если не компаниями, то по двое. Эта пара плечом к плечу пересекла зал, целеустремлённо, как псы, идущие по следу, пролагая себе путь через изнеженную толпу придворных. Тот, кто шёл слева, и был рыцарь, прозванный Святым. Его длинная куртка была серой от грязи, дырявой, лопнувшей по швам; рукава закатаны по локоть. Его можно было бы счесть деревенским пахарем — если бы не меч у пояса и не тяжёлые сапоги со шпорами. При его приближении лицо маршала стало замкнутым, напряжённым; он более не улыбался.

И внезапно короля осенило — не его сестра использовала маршала, а он использовал Сибиллу, начиная здесь новую битву в давней распре. Двое рыцарей остановились перед ним, не обращая внимания ни на кого больше.

Де Ридфор сказал:

   — Раннульф, принцесса Сибилла обвиняет тебя в неуважении к ней. Ты дурно вёл себя на тракте к югу от Рамлеха. Ты должен извиниться.

Рыцарь положил руки на пояс. Голосом, прерывистым от гнева, он осведомился:

   — И ты заставил меня проделать весь этот путь только ради этого?

Глаза маршала сузились.

   — Я отдал тебе приказ.

Мгновение они жгли друг друга взглядом в упор. Потом Раннульф Фицвильям бросил взгляд по сторонам, словно лишь сейчас заметил людей, стоящих вокруг. Глаза его встретились с глазами короля, и он замер. Раннульф сказал:

   — Я сделал то, что было необходимо. Если я причинил принцессе неудобство, то прошу за это прощения. — Его внимание вернулось к де Ридфору. — Могу я теперь идти? — В голосе тамплиера звенело открытое презрение.

   — Ты свинья, Раннульф, — сказал де Ридфор. — Ты воняешь.

Он с поклоном повернулся к Сибилле:

   — Принцесса, удовлетворена ли ты?

Замерев на табурете, она подняла брови. Её использовали в чужой игре, и она это поняла. Ответ её был холоден:

   — Я совершенно удовлетворена, милорд.

Маршал выпрямился, обратясь к королю:

   — А ты, сир?

Бодуэн подался вперёд, воспользовавшись лазейкой. Он обращался прямо к оборванному тамплиеру, стоявшему перед ним.

   — Так ты встретил мою сестру на тракте?

Де Ридфор шагнул было вперёд, чтобы вмешаться, но король жестом велел ему оставаться в стороне.

Раннульф Фицвильям стоял, опустив голову и держа руки за спиной.

   — Мы как раз потеряли коней. Мы наткнулись на принцессу и её эскорт и одолжили коней у них. — Он метнул яростный взгляд на стоявшего сбоку де Ридфора. — Я не хотел оскорбить её.

Бодуэн коротко хохотнул:

   — Клянусь Богом, Святой, ты, по-моему, не уважаешь никого из нас.

Рыцарь выпрямился, снова встретясь с ним взглядом.

   — Я уважаю тебя, сир.

Слова эти так обрадовали Бодуэна, что он не сразу смог ответить. Наконец он сказал:

   — Я постараюсь быть достойным этого. В Рамлехе и на пути туда ты был защитником Иисуса Христа и моего дела, и я не вижу причин, по которым ты должен извиняться. Ни передо мной, ни перед моей сестрой.

Казалось, рыцарь вдруг стал выше. Голова его вздёрнулась.

   — Спасибо, милорд.

   — Король благороден и милостив, — вмешался де Ридфор резким от неприкрытой злобы голосом; дело оборачивалось совсем не так, как ему бы хотелось. — Я тоже оскорблён и не склонен прощать так легко. Убирайся отсюда, Раннульф, вместе со своей ханжеской вонью. Я ещё разберусь с тобой в Храме — попозже.

   — Сюда меня позвал ты, — сказал Раннульф. Он повернулся и вместе с другим рыцарем пошёл к выходу из зала.

Де Ридфор сказал:

   — Я вынужден извиниться перед вами за этого рыцаря. У нас в Храме таких не много. Орден для них — последнее прибежище.

Граф Триполитанский приблизился к трону.

   — Ба! — сказал он. — Все вы таковы, только кое-кто больше вылощен. Ваши обеты — нищета, воздержание и убийство, и исполняете вы свою, а не Господню волю. — Он махнул пажу, и тот поднёс ему вина.

   — Убийство, — повторил де Ридфор. — Разумеется, милорд, ведь никто не разбирается в этом лучше тебя, не так ли?

Триполи повернулся к нему со словами очередного оскорбления. Бодуэн с усталым вздохом откинулся в кресле. Он думал об ужине, глотке крепкого вина и постели. Мать подалась вперёд в своём кресле, заговорила громче, вступая в словесную перепалку двух царедворцев.

Голоса вились вокруг короля; он чувствовал, что тонет в этих мелких ссорах, незначимых личных дрязгах. Сестра у его ног повернулась на табурете, подняла к нему лицо. Она протянула ему руку, он протянул свою, и их ладони соприкоснулись... У неё храброе сердце, у его сестрёнки, и он будет учить её. Он найдёт, как это сделать. Бодуэн расслабился в кресле, ожидая удобного момента, чтобы уйти.

Собрания тамплиеров проходили в трапезной, что прежде, до того как восемь лет назад христиане взяли Иерусалим, была сарацинской мечетью. Зал был почти так же высок, как глубок, и в нём, словно в пещере, пахло сыростью и летучими мышами. Два ряда восьмигранных колонн поддерживали сводчатую крышу. По стенам висели военные трофеи — копья, стрелы, мечи, щиты, шлемы, кольчуги. Лампы, что спускались на цепях с потолка, бросали, покачиваясь, полосы света в тёмную глубь огромного зала.

Рыцари вливались в трапезную громогласной волной. Раннульфу было не по себе: он помнил угрозы де Ридфора. Он прошёл на своё место в первом ряду братьев. По обычаю, новички стояли сзади и передвигались, когда тот, кто стоял впереди, погибал. Раннульф занимал место в первом ряду вот уже шесть лет.

Вошли офицеры и направились к свободному пространству в конце зала, где стоял похожий на алтарь каменный стол. Первым шёл магистр Иерусалима Одо де Сент-Аман, за ним — Герман де Монтойя и Жильбер Эрай, сенешаль Ордена, торговец и военачальник, и — самым последним — Жерар де Ридфор.

Он повернулся, чтобы встать рядом с остальными офицерами, и мгновение они с Раннульфом в упор смотрели друг на друга. Раннульф опустил взгляд. Сердце в его груди сжалось.

Голос Одо де Сент-Амана зазвенел в кличе:

   — Да пребудет со всеми нами Господь!

Плотные ряды тамплиеров отозвались единым гласом:

   — А души наши — с Ним в жизни вечной, в мире без конца, аминь!

   — Раннульф Фицвильям, встань передо мной.

Раннульф глубоко вздохнул и внутренне подобрался; он вышел вперёд, в пустоту меж шеренгами рыцарей и рядом офицеров. Встав перед Одо, он поклонился, а затем выпрямился и стоял молча, сложив руки за спиной.

Одо провёл пальцами по взлохмаченной золотистой бороде.

   — Жерар де Ридфор, выйди вперёд.

Маршал обошёл свой край стола и встал напротив Раннульфа. Суженные глаза Одо перебегали с одного воина на другого.

   — Милорд маршал! Ты выдвигаешь обвинение против сего рыцаря.

Наступила тишина. Маршал де Ридфор поворачивался из стороны в сторону, озирая собравшихся.

   — Он недостоин быть в нашем братстве. Он наглая свинья, и все знают об этом! Сама принцесса пожаловалась мне на него, и, когда я призвал его, чтобы потребовать в этом отчёта, он не дал удовлетворительного объяснения ни леди, ни мне. Он сделал из меня посмешище перед королём; он позорит нас всех.