Сестры обменялись беспокойными взглядами.
– Мы должны ощущать ловушки с того места, где стояли! – сказала высокая Ива.
– Необязательно! – Дредноут снова возглавил совет. – Заклинатели-изменники усовершенствуют заклинания так, чтобы они проходили незамеченными для Сестер. Мы не знаем, как им это удается, но видим, к чему приводит. С сегодняшнего дня вы будете стоять ближе к подопечным. Старшая обсудит этот вопрос с Матерью-настоятельницей. Злодеи становятся все хитрее, нельзя, чтобы они узнали, как близки они были к победе. Поэтому я намерен держать смерть принцессы в тайне. Ясно? – Он окинул взглядом около двух десятков испуганных лиц и неуверенно обратился к Кортни: – Ваша светлость, конечно, мы выражаем глубочайшие соболезнования по поводу…
– Пожалуйста, не стоит.
Дредноут закусил губу. Он очень хорошо обращался с мечом, но тягаться с желчным принцем никому не было под силу.
– Надеюсь, в «Газете» объявят, что вы с матушкой выехали со двора, дабы посетить новые поместья.
– Объявляйте все что вам угодно, мой дорогой. Кто ее читает?
– Ваше высочество окажет нам содействие?
– Нет.
И Кортни зевнул с самым безразличным видом.
Малинда решила вмешаться:
– Сэр Дредноут, неужели вы действительно считаете, что сможете сохранить дело в тайне? То есть тайно вынести тело тети из дворца? Думаю, официально она должна умереть через недельку-другую? Как вы заставите столько человек молчать?
Он кивнул.
– Полагаю, это вполне возможно, ваша милость. Очевидно, его величество скажет окончательное слово, когда вернется, но до той поры я возьму со всех присутствующих клятву молчания.
Конечно, Дредноут не мог все это выдумать за один час. Он следовал некоему правилу, а значит, случай с покушением в самом деле далеко не первый.
– Полностью одобряю, – сказала принцесса. – И я поклянусь первой.
– Я действительно должен бежать, – сказал Кортни. – Я подбираю музыкантов для новой оперы и уже опаздываю на несколько часов. Твое мужество поражает нас всех, дорогая.
Он поклонился и пошел к двери.
Малинда выждала, пока он добрался до середины комнаты.
– Даю вам разрешение взять его под стражу, сэр Дредноут.
– Премного благодарен вашему высочеству.
Клинки мрачно ухмыльнулись, когда Кортни замер и огляделся по сторонам. Потом посмотрел на свою кузину, сидящую под знаменем королевства.
– Ты не можешь арестовать меня, дорогая!
Маленький толстый принц снова скользнул взглядом по зале. Может быть, он уже приготовился рассказывать сочную историю о покушении. Может, ему просто нравилось ощущать себя затычкой в каждой бочке. Но он всегда понимал, когда пора сдаться.
– Ох, ну хорошо. Я дам слово.
– Боюсь, этого уже недостаточно, – проговорила Малинда, не давая сказать Дредноуту. – Поскольку ты отказался поклясться с самого начала, ты потом начнешь утверждать, что принес присягу под давлением. Гвардейцы возьмут тебя под стражу до возвращения отца, который сам во всем разберется. Официально ты покинул дворец час назад, не забыл?
Амброз, несомненно, одобрит такие действия. Он просто лопнет от смеха.
– Тирания! – пролепетал Кортни.
– Да, – с наслаждением протянула Малинда. – Не думала, что это так приятно. Что ж, приступайте, сэр Дредноут.
Суд
День первый (окончание)
– Подсудимая признала, – проскрежетал председатель, – что неохотно подчинялась принцессе Агнес, что официальные сообщения касательно смерти ее королевского высочества были со всей очевидностью сфальсифицированы, что в действительности ее убили с помощью заклинания, попавшего к ней из рук обвиняемой. Судебный процесс откладывается до завтрашнего дня, в то же время.
– Подождите! – закричала Малинда.
После многочасового допроса она охрипла, ее колотила дрожь, но она уже забыла, как быстро может пролететь день, после долгих месяцев вообще без дней. В потемневших окнах золотыми листочками отражались огни свечей и ламп, а лица казались бледными лунами с глазами. Допрос прервался всего однажды, и в перерыве Малинду отвели обратно в подземелье пообедать жидкой, полусырой овсянкой и гнилой водой, в то время как члены комиссии отдыхали в залах Коменданта. Они так старательно развлекались, что многие остаток дня храпели, уронив головы на столы.
Председатель встал во весь свой великанский рост.
– Допрос переносится. Уведите обвиняемую.
– Я говорила правду! – орала Малинда, насколько позволяло посаженное горло. – У вас же есть инквизиторы. Пусть они подтвердят…
Похожая на волчью челюсть рука сжала ее запястье. Малинда подпрыгнула, не ожидая, что так близко кто-то есть. К ней приближался отряд вооруженных охранников, но прямо за спиной уже стояли два облаченных в черное инквизитора. Скорее всего они стояли там на протяжении всего допроса.
– Да скажите же, что я говорила правду! – снова закричала она, и ее тут же грубо развернули.
Какой-то человек схватил вторую руку принцессы и завел за спину. Он был ниже ее ростом, но явно сильнее.
– Молчи или станет больно, – сказал первый. – Пошла!
Это нечестно! Если она солжет, инквизиторы ее разоблачат, однако они не скажут ни слова, чтобы подтвердить, что она говорит правду. Председатель всеми силами старался убедить комиссию, что Малинда убила принцессу Агнес.
Несколько шагов она проделала, скрючившись, потом инквизиторы ослабили хватку и позволили выпрямиться. Стражники окружили девушку и отвели обратно в камеру.
За спиной хлопнула дверь, и взвизгнул замок. На полу горела крохотная свечка, освещая более чем скромный ужин – миска овсянки, ломоть черного хлеба и глиняная кружка вонючей водички. Свечка даровалась в качестве исключительной роскоши, потому что обычно узницу кормили на закате и оставляли без света до утра. А зимние ночи тянутся очень долго.
Конечно, все могло быть еще хуже. В Бастионе есть такие подземелья, где с приливом поднимаются потоки нечистот, где пленников приковывают вверх ногами и жестоко пытают. Малинда хотя бы находилась над землей.
– Вот я и вернулась! – бодро проговорила она. – Горацио? Винтер? Минутка? Я вернулась. Они не отрубили мне голову, просто задавали всякие глупые вопросы.
Владелица дюжины дворцов ютилась в единственной квадратной комнатушке с голыми стенами, выложенными из камней и грубых досок. Проделанное в толстой стене окошко открывало вид на реку, и принцесса проводила долгие часы, просто разглядывая через прутья решетки корабли и лодки, проплывавшие мимо, и маленькие домики на другом берегу. Из мебели ей предлагался соломенный матрас, истершееся одеяло, пара мешков для хранения одежды, расшатанный стул и ведро, которое тюремщики могли не выливать по несколько дней, если пленница их раздражала. И все, даже никакого стола. Вторая дверь выводила в узенький проход, где она могла разминаться.
Надзирали за ней две грубые, старые женщины с немигающими глазами инквизиторов. Обе были ниже и старше ее, зато знали тысячу способов причинить человеку жуткую боль и заставить его повиноваться. За первые несколько дней они твердо научили ее слушаться; Малинда узнала, как бывает больно, когда тебя щиплют за уши, выворачивают пальцы, сжимают с двух сторон шею. Каждая гарпия в одиночку могла скрутить ее так, что принцесса умоляла о пощаде. Разговаривали они мало и никогда не называли своих имен, так что Малинда прозвала их Чума и Кошмариха. Долгие месяцы она не видела других лиц, пока ее не вызвали на допрос.
Она сняла платье и сунула его в мешок.
– Завтра я должна хорошо выглядеть, да? – Поеживаясь, она натянула другую хламиду, уселась на постель и принялась за овсянку. – Надеюсь, в мое отсутствие вы неплохо повеселились. Представляешь, Горацио, твой тезка был тут, в Бастионе! И целый день говорил со мной.
Горацио проживал над дверью. У него были очень длинные ноги. Винтер, самый умный из них, выбрал наиболее удачное для охоты место; он прятался в щели в каменной кладке, а свою паутину растянул между окном и доской на стене. Совсем крохотная Минутка поселилась в трещине на полу. После первой же недели, проведенной в заключении, Малинда поняла, что ей необходимо слышать человеческий голос, хотя бы свой собственный. А беседовать с пауками ничуть не хуже, чем с пустотой, постольку они тоже не отвечают. Когда становилось совсем плохо, она рвала сеть, просто чтобы видеть, как хозяин целый час латает ее. Это было очень жестоко, так что она редко прибегала к такому развлечению.