— Средний медведь, еще не заматеревший. Пойдемте в дом, чего на улице-то стоять.

— Не, Света, мы с Борисом перекурим и обратно надо идти. Ты мне горячего чайку сюда принеси лучше.

Он уселся на крыльцо, закурил и стал рассказывать:

— Сегодня с рассветом решил обследовать правую сторону, дойти до края своего угодья, а потом в дальний угол и по диагонали обратно к зимовью. Где-то через час собаки загнали соболя на кедр. Я его минут пятнадцать высматривал, найти не мог, хорошо спрятался в кроне, подлец этакий. Но увидел, снял из мелкашки, а он, падая, застрял в кроне посередине. Висит на толстой ветке — ни туда, ни сюда. Вот, думаю, напасть какая, придется потом опять сюда возвращаться, окоченеет и сам свалится. Постоял минуту, его, видимо, посмертная судорога дернула и свалила. Снял шкурку, пошел дальше. Через полчаса собаки снова залаяли, — он отпил полстакана, принесенного дочерью, продолжил: — Сразу понял, что не соболя или белку нашли. Честно сказать, испугался немного — если поднимут медведя до моего прихода и он освоится: трудно взять будет. Зарядил ствол жиганом и двинулся, деваться некуда, в лесу встречи не избежать. Подошел близко, собаки лают, надрываются, я за дерево встал, жду на изготовке. Все равно выскочил внезапно, встал на дыбы, но я выстрелить не успел, медведь опустился на все четыре и двинулся в мою сторону. Ну, думаю, все, отгулялся, Андрюша, отохотился. Но метрах в пяти от меня Шарик его снова поднял, тут уж я не опоздал, лупанул по сердцу жиганом, перезарядил ружье и контрольный в ухо. Присел на корточки, ручонки дрожат, кое-как сигарету прикурил, успокоился, снял шкуру, мяса килограмм двадцать отрезал и домой напрямки.

Он допил остатки чая, заговорил снова:

— Надо, Борис, за тушей идти, вдвоем принесем, сколько сможем, к утру мясо вряд ли целым окажется. Волков не видел, но мелкий зверек попортит, ворон не было, но слетятся скоро. Пролетит мимо хотя бы одна и все, соберет всех своим карканьем.

— Не пойдем, а поедем, отец, — ответил Михайлов, — смотри, какие я сани сделал, словно знал, что скоро понадобятся. Зараз все привезем. И, наверное, хватит, ты уже месяц в тайге.

Яковлев подошел, осмотрел сани, потрогал, похвалил:

— Молодец, хорошо сделал, словно не хирург, а настоящий столяр и плотник.

Михайлов вытащил Буран из сарая, прицепил сани, взял с собой карабин и нож и они тронулись. Через два часа были на месте, воронье только начало слетаться и не успело поклевать тушу. Яковлев походил вокруг, примерился и стал рубить ее на куски. Через полчаса уложили все в сани, прикрыли брезентом и увязали крепко. Сели перекурить.

— Молодец, Борис, хорошо, что сани сделал вовремя. Сейчас бы тащили все на своем горбу. И то бы взяли килограмм шестьдесят вдвоем, остальное пришлось бы бросить, а это килограмм сто пятьдесят чистого мяса.

Яковлев решил еще раз осмотреть медвежью лежку, ходил вокруг, удивлялся.

— Странно, обычно медведи очень редко роют ямы сами. Здесь, видимо, углубление уже было, и он увеличил яму, выстлал ее ветками. Это из-за колодины сверху — естественная крыша. Если бы его Шарик второй раз не поднял, то все, конец бы мне пришел. До сих пор еще от страха не отошел полностью.

Он присел на Буран, закурил еще одну сигарету. Михайлов закурил тоже напару.

— Да-а, представляю, что бы я здесь делал? Испугался бы наверняка до полусмерти, — заговорил он.

— Не боится только дурак, Борис, здесь важно пулю зря не истратить. Когда медведь на меня пошел, я понял, что мне его не взять, жиган может от рикошетить от черепа и все… Надеялся, что у дерева встанет и я смогу выстрелить в сердце. Встал бы у дерева или нет, сказать сложно… Шарику спасибо, спас от верной смерти. Но и я, слава Богу, не промахнулся, попал точно в сердце.

— Ты так и не ответил, отец, хочешь остаться и еще поохотиться? Я думаю, что хватит — удовольствие ты получил, денег всех не заработаешь, да мы за ними и не гоняемся. Сейчас можно сразу домой, а завтра я одни съезжу и заберу из зимовья все. Как ты считаешь?

— Хорошо, — ответил Яковлев, — домой, так домой. Но к зимовью завернем сейчас — чего снегоход лишний раз гонять.

Через два часа они уже были дома, Светлана затопила баню. Первыми все же ушли мыться женщины — мужики любили сразу после баньки принять стопочку и хорошо закусить. Поэтому вымылись первыми и накрывали на стол.

Мужчины парились долго, потом выскочили оба голыми, упали в сугроб и снова париться.

— Мой-то на старости лет сдурел совсем, — с улыбкой произнесла Нина Павловна, — тоже в сугробе захотел поваляться.

Мужчины вернулись из бани, сразу пропустили по стопке и налегли на еду.

— Сезон ныне удачный, — заговорил тесть, — соболя много и белки. Охотники с хорошей добычей вернутся.

— Лето хорошее было и кедровка шишки не спортила, — поддержала разговор Нина Павловна, — соболь, он же без кедрового ореха никуда, даже размножаться не сможет. Его можно всем, чем угодно кормить, но без ореха он потомства хорошего не принесет. Качество шкурки соболя напрямую от кедрового урожая зависит. Поэтому и ценится наш лучше любого другого.

— Серьезно? — спросил Михайлов, — я даже не знал таких нюансов о соболе.

— Точно, — ответил тесть, — если ореха мало, то и приплода мало. На соболиных фермах, наверно, зверю какие-то заменители дают, но все равно мех не тот получается. Внешне смотрится, но быстро облазят шкурки, не то все, кедровый орех никакими препаратами не заменить. Соболь — всеядный зверь, ловит мышей, бурундуков, зайцев, рябчиков, глухарей, белок, ест орехи, любит голубику, в голодный год может питаться падалью. Если бы соболь был размером с волка, то страшнее зверя не было бы на всем свете. Ярость звериная, реакция мгновенная, хватка бульдожья, тигра бы в минуту задрал, хоть тот и размерами больше. Если в капкан попадает, то отгрызает закоченевшую лапу и уходит. Вот такой наш соболь, Борис.

Яковлев наполнил стопки, мужчины выпили.

— Ох, — вздохнул тесть, — наелся до отвала. Все-таки хорошо дома. Пойдем, Нина, пусть молодые тоже отдыхают. Устал и хочется выспаться по-человечески.

Родители ушли к себе, Светлана убрала со стола, вымыла посуду.

— Отец принес соболей двадцать одну шкурку и белок двадцать пять штук. Очень неплохо за один месяц. Иногда столько за весь сезон добывают охотники. Что с медвежьей шкурой станем делать, Борис?

— Надо выделать и бросим на пол. В конце февраля родишь, будет где потом ребенку играть на полу, когда ползать начнет и зубки прорежутся, а то всю шкуру сжует.

Светлана замолчала, задумалась.

— О чем мысли? — спросил Борис.

— Как я рожать буду?..

— Как все, — улыбнулся Михайлов, — другого способа еще не изобрели. С тещей роды и примем, не переживай.

— Неудобно…

— В городах наоборот мужей приглашают, чтобы видели и понимали, а ты неудобно. Я не только муж, но и врач еще, поэтому никаких отговорок. Пойду, покурю на крылечке и спать будем ложиться тоже.

Медвежьего мяса положили в ледник килограмм двести пятьдесят. Если еще лося добыть на триста-четыреста — куда столько мяса девать, рассуждал Борис? Он вспомнил, что Светлана каждый день варила большую кастрюлю, треть съедали сами, не более, остальное отдавали собакам и сырым еще прикармливали. Собаки — вот кто основной потребитель, улыбнулся он, гладя подошедшего Соболя. Лайка — не найти лучшей собаки для этого края. Морозы выдерживает, прекрасно идет на зверя. На медведя тренируют по-особому. Лайки крутят медведя, пытаясь схватить за задние ноги, он вертится, стараясь ударить лапой. Это называют удержанием, когда охотник подходит на расстояние прямого выстрела, не далее двадцати метров, собаки начинают его поднимать. Одна лайка чуть отбегает от медвежьей морды, чтобы лапой он ее не достал и начинает прыгать вверх, медведь встает и охотник стреляет ему в сердце с близкого расстояния. Опасное занятие, но охота на лося еще опаснее, случаев гибели охотника от сохатого гораздо больше, чем от медведя. Наверное, еще и потому, что не воспринимают рогатого зверя достаточно серьезно. Волки, выследив и преследуя лося, стараются загнать его в чащу, где нет свободы передвижения по сторонам. Сохатый, уходя от погони в густой лес, совершает большую ошибку, которая стоит ему жизни. Иногда он вообще не может повернуться и ударить копытом, волкам остается лишь ждать, когда он истечет кровью из перекушенных крупных артерий.