Михайлов нежно потрепал Соболя рукой, он взял его еще летом щенком, теперь он подрос, но еще не вошел в полную силу. Борис смастерил ему из досок собственный маленький домик во дворе, и лайка прекрасно переносила в нем морозы.

Мясо медведя полезное, но на любителя, со специфичным привкусом, нечто среднее между свининой и курицей. Михайлов предпочитал сохатину, запасы которой кончились. С рассветом Борис с тестем двинулись в другую сторону от деревни на более равнинную местность со смешанным лесом и несколькими заболоченными озерками.

Летом там стреляли уток. Охотник пристраивался на бережке и ждал. Садилась стайка уток, подплывала поближе, чтобы можно было достать вагой, выбирался момент, когда головы сходились на одной линии — выстрел дробью. Обычно вытаскивали из воды сразу две-три утки и уходили домой. Борис терпеть не мог дикого утиного мяса, казалось, что оно пахло болотом или еще чем-то отвратительным.

Лоси как раз предпочитали смешанный лес с водоемами, это их любимые места обитания. Туда и направлялись Михайлов с тестем на снегоходе, оставив собак дома. Периодически останавливались на вершинах небольших холмов, осматривали территорию в бинокль — пока все пусто. На следующей вершине осмотрелись снова, Борис ничего не увидел, но тесть глянул назад, примерно на сорок пять градусов, и заметил красавца.

— Быстро едет, — шепотом произнес он, указывая рукой в сторону лося, — волки гонят. Разворачивай Буран и гони на край вон той поляны, — он снова указал рукой, — там перехватим.

— Он же услышит мотор, свернет, — возразил Борис.

— Лось на снегоход не среагирует, не спорь, езжай быстрее, — ответил тесть.

Михайлов повернул наискосок обратно, прибавил газу, пошел на максимально возможной скорости в лесу. На краю поляны встали за деревьями, приготовили ружья. Яковлев прошептал:

— Когда выскочит на поляну, подожди, не стреляй сразу, пусть до середины дойдет, это метров сто будет от нас, для карабина в самый раз, из моего не достать. Он прямо пойдет, мордой на нас, стреляй в грудь, в область сердца, в голову не целься. Если повернет — стреляй по лопаткам.

Михайлов кивнул головой, загнал патрон в патронник. Лось выскочил на поляну, шел крупным махом, фыркая паром из ноздрей. Даже Борис, не имеющий опыта, понял, что сохатый устал, видимо, волки гнали его уже давно.

Михайлов прицелился, лось уже был на середине и приближался, но он не стрелял — мешала опущенная вниз морда животного. Сто метров, восемьдесят, шестьдесят… напряжение возрастало и тесть стал уже поднимать свое ружье для стрельбы. Лось чуть поворачивает голову — выстрел… по инерции он пролетает еще несколько метров и зарывается головой в снег, пропахивая несколько метров своей тушей.

Борис только теперь увидел стаю гонящихся за сохатым волков. Выстрел, второй, третий… Волки кинулись обратно, но три серых тушки остались лежать на снегу. Он вышел из-за дерева, но тесть остановил его.

— Видишь, шерсть на хребте не лежит, а немного топорщится, уши прижаты — лось не убит, а ранен, выжидает, набирается сил, подходить к нему — самоубийство. Теперь можно прицелиться и выстрелить в голову точно.

Выстрел оборвал мучения сохатого. Яковлев перерезал ему горло, выпуская кровь, вытер руки о снег, потом о штаны, достал сигарету.

— Покурим. Ты чего долго не стрелял?

— Морда грудь закрывала, — ответил Борис, — или отвернется, или стрелять в голову с близкого расстояния, чтобы не промахнуться по мозгам.

— Я так и понял, но черт его знает, заволновался. А ты крепкий мужик оказался, не трус.

Михайлов пожал плечами.

— Не думал даже об опасности. То ли ситуация была не та, то ли не осознал серьезности.

— Ситуация… точно. Если боишься, то потом уже. Я, когда с медведем столкнулся, потом испугался, когда убил. Или страх запредельный, или не до него в тот момент. А лось — само то, не крупный и не мелкий, килограмм на четыреста потянет. Запомни, Борис, лучше десять раз перестраховаться, чем один раз получить копытом. Даже к мертвому лосю всегда нужно подходить со спины и лишний раз убедиться, что шерсть на хребте не топорщится, уши не прижаты и ресницы на глазах не моргают. — Он выбросил сигарету, продолжил: — Я начну шкуру снимать и тушу разделывать, а ты волков принеси, потом и их обдеру. Стая не ушла далеко, притаилась и ждет, вернется после нас сюда кишки сожрать и своих ободранных. За раз не увезем, две ходки придется делать.

Михайлов сходил три раза, принес волков. Помог бы самостоятельно тестю, да не умел еще. Стоял, делал, что говорят, и учился — в этой «хирургии» свои правила.

Половину мяса загрузили на сани, Борис спросил:

— Как ты один останешься, вдруг волки нападут? Я тебе свой карабин оставлю.

— Езжай спокойно, они не нападут, по крайней мере, до темноты, это точно. И запомни правило — без ружья в нашей тайге не ходят и на снегоходах тоже не ездят. Сохатый не боится звука мотора, можно случайно нарваться. А без ружья выход один — забраться на дерево и ждать.

Михайлов вернулся через три часа, загрузили остальную часть и тронулись, оставляя туши волков голодным собратьям.

Дома сразу же разгрузили половину второй ходки Валентине Наумовой и еще принесли килограмм восемьдесят медвежатины. Андрей добро помнил и ценил. Вернется дед Матвей с охоты, а жена его свежим жареным мяском угостит.

Мужики сели за стол, Светлана достала самогонку, Борис усмехнулся:

— Так и спиться недолго… но сегодня можно. Не так уж много праздников в деревне.

После выпитой стопки тесть стал расхваливать зятя:

— Муж у тебя, доча, стальной. Прет лось прямо на нас галопом, а Борис не стреляет, поближе подпускает, словно танк в военное время, чтоб гранатой его достать. У меня уже дрожь в коленках, свое ружьишко поднимаю и за дерево прячусь, а он бац и с первого выстрела завалил лося. Спрашиваю — чего не стрелял, а он отвечает: морда не понравилась, хотел в глазки его наглые поближе глянуть, да волки помешали.

— Какие еще волки? — удивилась Светлана.

Она еще не видела привезенных с охоты волчьих шкур.

— Обыкновенные конкуренты. Борис им сказал, что на его поляне им делать нечего. Не послушались, пришлось застрелить.

Отец принес с веранды три шкуры, показал дочери.

— Конкуренты, — смеялась Светлана, — шутник ты, однако, папочка.

— Да, доча, за шестьдесят лет ни разу на подобное волчье преследование не нарывался. Лучше уж мы лося съедим, чем волки, — он усмехнулся.

Пролетели самые длинные ночи, повернули в сторону лета в борьбе за время, ужесточая холода и ветра. Столбик термометра опускался до пятидесяти, и даже деревья трещали, окутанные инеем под шапками снега. Вовсю лютует зима, а время крадет и крадет у нее секунду за секундой, секунду за секундой. Внешне еще незаметно совсем и, кажется, наоборот, что наступает студеный мрак ночи, но зима знает истину и поэтому особенно злится.

Все охотники вернулись из тайги пополнить запасы, оставить добытую пушнину, вымыться по-настоящему в бане и встретить Новый Год дома в кругу родных и друзей.

В этом году знатная охота. С урожаем ореха это связано или с чем-то другим, но расплодились мыши, бурундуки и другие мелкие грызуны, потянулся в эти места соболь с востока и запада за обильным кормом, сам попадаясь на прицел охотничьих ружей.

Михайловка готовилась к встрече Нового Года, давая возможность соболям передохнуть и занять освободившиеся территории пришлым зверькам.

Борис спросил супругу:

— Света, как праздновали Новый Год в деревне прошлый раз?

— Как всегда, — она усмехнулась, — Зинке несли подачки, забирали самогонку и жрали ее с утра. К вечеру, уже готовенькие, засыпали пораньше. Первого января, у кого оставалось выпить, пили, пока не кончится, шли опять к Зинке, но она неделю сидела взаперти дома: иначе от мужиков не отбиться. Какой праздник? Обычная пьянка с поводом.

— Как-то кооперировались, собирались семьями. Подарки дарили? — спрашивал Борис.