Елизаров не просто так приехал в колонию… Ему скоро шестьдесят и наверняка отправят на пенсию, а дело необходимо передать в надежные руки. Он не собирался оставаться в России, давно уже прикупил домик в Испании на берегу моря и учил язык, приглашая на дом одну из преподавателей соответствующих курсов. Немолодая дама, а симпатичная сорокалетняя женщина вполне его устраивала и не отказывала полковнику в интиме. Жена умерла, дети выросли — почему бы и не махнуть в Испанию вместе с дамой сердца.

Пятнадцать лет он руководил этой колонией и помнил, как принял зону в период безработицы и разгула мафии. Правда все уже шло на спад, но еще во всю занимались жестким рэкетом, не платили зарплату и по городу ездили братки, вовсе не опасаясь гаишников. Еще тогда он отделил небольшое помещение в одном из цехов глухой стеной и потайной дверью. Те несколько зэков, которые строили и знали секрет, отравились паленой водкой. В тоже время уволили одного неудобного офицера, он как раз отвечал тогда за режим. Зэков нет, офицер наказан, все шито-крыто и до сих пор на зоне никто не знает о секретной, потаенной комнате.

Никто кроме тех зэков, кто находится там и одного офицера производственника, выполняющего роль курьера. В секретной комнатке работали четверо зэков со сроками наказания от двадцати лет и больше. Условно-досрочное освобождение им при хорошем поведении полагалось лет через пятнадцать, а Елизаров обещал им через пять лет полную свободу. Новые, настоящие документы и большие деньги, чтобы забыть проведенное время в колонии в объятиях девочек, шума морского прибоя и другой райской жизни. Пять лет и двадцать — разница огромная и зэки соглашались, даже не подозревая, что подписывают себе смертный приговор. Их приводили в тайное помещение и больше никто из администрации и других зэков их не видели. По документам они направлялись в другую зону, но автозак взрывался по неизвестным причинам в дороге, раскидывая вокруг куски тел обожженных бомжей. Еще через пять лет взрывали уже не бомжей, а тех зэков, которые уже отработали свой срок и ехали счастливые за новыми документами и райской жизнью.

Пять лет они занимались монотонным, нудным и непривычным для себя делом без солнечного света и других лиц словно на маленькой подводной лодке. Иногда чуть не сходили с ума, но райская жизнь впереди заставляла трудиться снова и снова. Каких-то пять лет… это не двадцать или двадцать пять, можно и потерпеть.

Все эти годы они фасовали героин, кокаин и другие наркотики по дозам, по чекам, как говорится, по колесам. Наркотики поступали большими партиями, в зоне их никто не искал и фасовались они в зависимости от заказа более мелких покупателей. Кому-то несколько чеков, кому-то килограмм или сто грамм. Один и тот же курьер поставлял им товар, он же забирал расфасовку. Помещение служило и складом в том числе.

Полковник Елизаров готовился к пенсии и знал, что ему необходимо подать рапорт — или на продление срока службы, или на увольнение в связи с выслугой лет и достижением пенсионного возраста. Продлять он ничего не собирался. Денежек скопил достаточно, а оставив здесь своего человека на бизнесе, мог иметь еще и небольшой процент дохода. Он заранее приобщил своего заместителя по оперработе к тайному бизнесу, но полностью никогда и никому не доверял. Его заместитель, который владел всей агентурой на зоне, даже представить себе не мог, что именно в зоне находится основной склад наркотиков и именно там его фасуют для основных покупателей.

Полковник завел ошарашенного заместителя в тайное помещение, ознакомил с подробностями и тонкостями. Потом отправил домой отдыхать — завтра он должен принять все бразды правления в свои руки. А он напишет рапорт на пенсию без медицинского освидетельствования — в Испании оно ему ни к чему. Довольный, он вошел в свой кабинет, сел в кресло и представил себе шум морского прибоя, он на собственной вилле, и его дама в коротенькой юбочке подает бокал прелестного вина.

— Задумался, полковник?

Голос прозвучал неожиданно и Елизаров вздрогнул. Перед ним внезапно возник мужчина в приличном костюме и с очень знакомым лицом.

— Кто вы? — удивленно спросил полковник.

— Разве вы не узнали? Бонд, Джеймс Бонд.

— Да, действительно похожи и все-таки?

— Перейдем к делу, полковник. Я пришел получить от вас чистосердечное признание в организации наркобизнеса, убийства осужденных, привлечение их к незаконному труду и так далее. Бумага у вас есть, пишите, полковник, пишите.

— А не пошел бы ты, агент ноль, ноль семь в свою Великую Британию, а по-русски в жопу?

Елизаров нажал тревожную кнопку и ждал — вот-вот ворвутся сюда его бойцы и Бонд растворится, исчезнет в промышленной зоне его учреждения. Наркотики помогут расколоть его, а потом он сгорит заживо в кочегарке или станет фасовать наркотики вместе с другими зэками, но пожизненно.

Мужчины смотрели друг на друга пока ничего не предпринимая, каждый уверенный в своей правоте и физической силе. Тайм-аут затягивался и Елизаров начал волноваться. Он решил встать и выглянуть в окно, не понимая, почему до сих пор нет в кабинете бойцов караула. Но почему-то не смог подняться.

Мужчина, назвавшийся Джеймсом Бондом и похожий на него как две капли воды, пояснил:

— Никто не придет и не услышит вас, если захотите потренировать горло. У вас сейчас начнутся боли и будут продолжатся до тех пор, пока вы не станете писать правдивое чистосердечное признание. Попытаетесь что-либо утаить — боли возникнут с новой силой. А я прощаюсь с вами, полковник, очень нехорошо и некрасиво, когда от ваших наркотиков умирают молодые люди, когда ломаются их судьбы. Вас бы определить в тот самый таинственный цех, но наркотики — зло, поэтому вас будут судить. Станете рачком-полосатиком, это вам больше подходит.

Мужчина вышел из кабинета и Елизаров рванулся к двери. Но кто-то приковал его невидимыми цепями или наручниками к креслу, сдавливая суставы и мошонку. От боли он дико закричал, но никто не вбегал в кабинет на его крики, никто не реагировал на тревожную кнопку, словно все исчезли вокруг. Боли усилились и Елизаров инстинктивно схватился за авторучку — боль заметно ослабла. Он повертел ее в руках и положил на стол. Дикий крик потряс кабинет, и полковник немедленно схватился вновь за авторучку. Боль стихла, и он начал писать на листе обыкновенную ерунду, но новая волна атаковала с невиданной силой. Елизаров понял, что Джеймс Бонд оказался прав и начал писать. Он останавливался иногда в раздумьях — боль не торопила его, но когда он решил немного соврать, то долго корчился в судорожных приступообразных схватках. Писал он долго и правдиво, а потом сам позвонил в ФСБ. Его увезли, в промышленной зоне обнаружили тайное помещение с большой партией наркотиков и четырех осужденных, которые по документам скончались от взрыва четыре года назад…

Позже Елизаров все отрицал и пояснял, что был вынужден написать это липовое признание под воздействием непреодолимой болевой силы, которую организовал Джеймс Бонд. Но склад наркотиков обнаружили именно там, где он написал, зэки его опознали, а врачебно-психиатрическая экспертиза признала вменяемым. Ему посоветовали не ссылаться на Бонда, но так и не добились правды о мужчине, который посетил и вынудил к признанию полковника. Все посчитали это очередным неудачным бредом и попыткой симулировать психическое заболевание. Позже Елизаров получит пожизненный срок, а пока шло следствие, выявляя новых и новых людей, замешанных в наркоторговле.

Месяц пролетел в неустанной борьбе за жизнь, за здоровье, прибавляющееся с каждым днем. Дима стал шевелить пальцами, потом поднимать руки и начал садиться на кровати. Чуть позднее кушал самостоятельно и опускал ноги на пол. Первый раз он встал с помощью матери и медицинской сестры, но сразу же рухнул на кровать, как только его отпустили, ноги не держали совсем. Но постепенно он научился держаться устойчиво и даже делал неуверенный шаги. К концу месяца мальчик, поддерживаемый мамой, уже мог немного ходить по коридору.