— Во сколько сотен лет рождаются такие хирурги — я не знаю, возможно, он такой первый. Вы все видели технику проведения операции. Точные, аккуратные движения, убыстренные в несколько раз, словно прокрученная кинопленка в ускоренном режиме. В душе возникает мгновенный страх — сейчас брызнет кровью перерезанный сосуд, а он уже перевязан и не успевает кровоточить. Тут нет слов, как и само произведение искусств — сердце. Ной-хау в кардиохирургии… Эта сенсация облетит весь мир — создано, пересажено и успешно работает искусственной сердце. Великолепно! Этому больному Каратаеву невероятно повезло, как и всем нам, работающим у гениального изобретателя и хирурга.

Пятидесятилетний мужчина выписался из клиники Борисова через две недели после своеобразной пересадки сердца. Ранее боявшийся любых физических нагрузок Каратаев, приплясывал с удовольствием, демонстрируя журналистам свое состояние.

Если местные профессора успокоились и были уже готовы носить Борисова на руках, если он успешно прооперирует еще одного подобранного человека, то в ближайшем кардиотрансплантологическом центре позволить подобное не могли. Профильные специалисты не верили в возможность такого лечения. Во-первых, за два часа сердце не пересадить, в во-вторых — подобных биопротезов еще никто не изобрел. Сердце из искусственного волокна вместо мышечной ткани в будущем предполагалось, но пока наука еще была далека даже от разработки этой идеи.

Минздрав Н-ской области рассмотрел письмо трансплантологического центра с просьбой о лишении лицензии частной клиники Борисова. В областном минздраве отлично знали персонал клиники и не сомневались в его компетентности. Трансплантологи получили соответствующий ответ: «Клиника Борисова имеет соответствующее помещение, оборудование и персонал с действующими сертификатами. Основания для лишения лицензии нет».

Но трансплантологи, на свой взгляд, выбрали наиболее правильный путь. Если больной с пересаженным сердцем умрет, то они первые забили тревогу о том, что хирургическую операцию проводили не специалисты, а хирурги без соответствующего сертификата. Если на самом деле Борисов гений, больной с пересаженным сердцем станет жить, то необходимо задавить эту проблему на самом этапе ее рождения. Иначе центр останется без работы. Хирурги, естественно, работу себе найдут, но получать такую высокую зарплату уже не будут. Банальная тема, когда вопрос упирается в деньги и славу. Они обратились с заявлением в прокуратуру.

Борисов принял сотрудника прокуратуры без внешних эмоций. Ознакомившись с поступившим заявлением, он усмехнулся.

— Как все это банально и пошло, — произнес Илья, — в советское время такого бы себе не позволил никто.

— Что вы имеете ввиду? — решил уточнить прокурор.

— У людей совесть присутствовала, а сейчас присутствуют деньги, отсутствие идеологии и безнаказанность, — ответил Борисов. — Почему трансплантологи другой области обратились к вам с заявлением? Нарушение закона? Это только повод, на закон им плевать. Если в моей клинике станут делать такие операции, то они останутся без работы — без денег. Вот в чем главная причина… Но, однако, все это беллетристика. Вам необходимо провести проверку и принять решение. В заявлении верно написано, что пересадку сердца могут производить только кардиотрансплантологи. В России всего три таких центра — в Москве, Санкт-Петербурге и Новосибирске. У нас в области нет ни центров, ни врачей с соответствующими сертификатами. Закон принят с правильной целью — чтобы пересадкой занимались подготовленные хирурги. Все на пользу больному, на его выздоровление. Больной Каратаев, которого я оперировал, чувствует себя прекрасно. Ранее при любой физической нагрузке, при быстрой или длительной ходьбе у него развивалась одышка, появлялись боли в сердце и так далее. Здоровый с виду мужчина в полном расцвете сил мог только сидеть или лежать. Он даже сексом не мог заниматься по-настоящему. Сейчас Каратаев занимается спортом, бегает, прыгает и работает. Так что я плохого сделал, прооперировав его? Дал ему новую жизнь вместо того, чтобы смотреть на его муки и ждать смерти? Но, по мнению некоторых коллег, я нарушил главное — Закон. И получается интересная штука — я могу вылечить больного, но нарушаю закон, трансплантологи ничего не могут, даже закон нарушить, — Борисов рассмеялся.

Прокурор возразил:

— Почему же они не могут? Они могут пересадить сердце на законных основаниях.

Борисов вздохнул.

— Дорогой вы мой, чтобы провести пересадку сердца на законных основаниях необходимо соблюсти кучу формальностей при определенном стечении обстоятельств. Необходимо ДТП, огнестрельное ранение в голову, любой другой случай приводящий к смерти одного человека не по сердечной причине. Необходимо согласие его самого или его близких родственников на пересадку. Это будет донор, у которого с реципиентом должна появиться биологическая совместимость — совпадение групп крови и так далее. Не стану долго морочить вам голову, но скажу главное — при пересадке сердца должен присутствовать основной момент. Это наличие двух людей, один из которых донор, отдающий сердце, а другой реципиент, то есть тот, кому это сердце пересадят. Если один из этих людей отсутствует, то ни о какой пересадке речь идти не может. Вы с этим согласны, господин прокурор?

— Конечно, — он согласно кивнул головой, — это аксиома.

— А как вы относитесь к протезам? — задал вопрос Борисов.

— Не понял, причем здесь протезы?

— Например, у человека нет ноги, ему изготовили протез, и он на нем ходит. Это считается пересадкой органа, которую обязаны проводить только трансплантологи?

— Нет, конечно, причем здесь трансплантологи? Если здесь и требуются хирурги, то ортопеды, — ответил прокурор.

— Значит, если ставится протез, то это не считается пересадкой? — решил уточнить Борисов.

— Не понимаю вас, Илья Николаевич, к чему вы клоните?

— Особо ни к чему, хочу уточнить ваши познания к термину трансплантология, — ответил Борисов.

Теперь усмехнулся прокурор.

— Да, я, конечно, не доктор, но поинтересовался на всякий случай этим термином дополнительно. Какой-либо орган берется у донора и пересаживается больному. Это может быть почка, сердце, печень…

— Совершенно верно, — согласился Борисов, — нет донора — нет пересадки. Верно?

— Верно, но не понимаю вас, — начал нервничать прокурор, — мы так долго можем упражняться в лингвистике. Я уважаю вас, Илья Николаевич, но я должен делать свою работу. Пожалуйста, назовите фамилию донора, как он к вам попал? Это было ДТП или совершенное преступление? Предъявите письменное согласие донора или его близких родственников на изъятие и пересадку сердца больному Каратаеву. И, пожалуйста, Илья Николаевич, без излишней словесности.

— Хорошо. Вот вам краткий ответ — ни я, никто-либо другой из хирургов мой клиники пересадку сердца больному Каратаеву или другому больному не производили. На этом все. Прошу, — Борисов указал рукой на дверь.

— Пождите, — опешил прокурор, — но вы же сами сказали, что оперировали больного Каратаева с пересаженным сердцем?

— Верно, я оперировал Каратаева, но пересадкой сердца в соответствии с прописанным законом не занимался. Я вырезал его сердце и выкинул, а вместо этого поставил протез, искусственный моторчик, если хотите. И нет никакого донора. Если быть точным, то это не пересадка сердца, а постановка протеза, на установку которого не требуется квалификация трансплантолога. Пусть жалобщики-коллеги успокоятся — Закон в моей клинике не нарушался. Искусственное сердце будем производить и ставить на счастье и радость больных людей. А вам советую заняться своими прямыми обязанностями, — Борисов ткнул пальцем в заявление, — это не заявление, это ложный донос. Господа заявители прекрасно знали, что я не пересаживал сердце, а поставил биопротез вместо больной мышечной сердечной ткани. Они знали, что нет никакого донора, но просили проверить его письменное согласие на пересадку. Ложный донос — это уголовная ответственность. Вот и займитесь делом, а не упражнением в лингвистике. Всего доброго, до свидания.