- Вы давно здесь живете? — спросил Кит хозяйку, которая закрыла дверь, положила сумочку на этажерку и прошла мимо него в комнату.

 - Всю жизнь, — ответила она. — возвращаясь в прихожую с небольшим черным кейсом в руках.

 Неужели все вот так просто?! Что, значит, сейчас Кит возьмет этот кейс с какими–то суперважными бумагами, хранящими в себе информацию, которая перевернет всю современную медицину, и уйдет? Просто возьмет кейс и уйдет? И никто не будет стрелять ему в спину, бить по шее или тыкать в него электрошокером?

 Кит попытался открыть чемоданчик, но замки оказались с кодовым замком.

 - Двести восемьдесят три, — ответили мадам на его вопросительный взгляд.

 - А откуда вы знаете?

 - Двадцать восьмое марта. Это мой день рождения. Стив сказал, когда отдавал кейс на хранение.

 Нет, все слишком просто. Подозрительно просто. Так не бывает!

 Кит набрал код, щелкнул замками.

 Две общих, густо исписанных тетради, формата «А–четыре», в синих обложках — химические формулы, рисунки, графики, диаграммы; стопка листов с печатным текстом, неколько пластиковых ампул снука в прозрачной коробочке (Кит еще ни разу не видел такой упаковки), пистолет для инъекций, запечатанный конверт, фотография Джессики — старая, тут ей еще лет семь–восемь.

 - Это все? — спросил Кит на всякий случай.

 - В смысле? — не поняла она. — Там должно быть что–то еще?

 - Я не знаю. Мало ли… Может, вы что–нибудь оставили на память…

 - Уходите.

 Хм… Трудно во все это верится. Но факт налицо, кейс — вот он, у Кита в руках, и в нем куча исписанной бумаги. И даже фотография Джессики…

 Хитро! Да, хитро. Если у Кита возникнут сомнения, что это действительно кейс, принадлежащий Хилману, то как эти сомнения легче всего развеять?

 Впрочем…

 «Ты слишком высокого о себе мнения, дружище, — сказал Кит самому себе. — Кому нужно играть с тобой в такие сложные игры! Ты — никто, и звать тебя никак. Этот кейс принадлежал Стиву Хилману, никаких сомнений. И тетради исписаны его рукой».

 - Ну что ж… — он захлопнул кейс, закрыл замки, долгим взглядом посмотрел в глаза ожидавшей его ухода женщины. Демонстративно перевел взгляд на высокую грудь. Снова посмотрел в глаза.

 Ее глаза иронически усмехнулись, но положительного ответа Кит в них не увидел.

 - В горле пересохло, — покашлял он. — Может быть, предложите чашечку чая?

 - Вы не в моем вкусе, — просто ответила она, без недомолвок.

 Ну что за жизнь! Ты, симпатичный парень атлетического сложения, высокий, с мужественным лицом, сразу выдающем в тебе надежного человека, с коротким пепельным ежиком волос, с голубыми глазами, с упрямым подбородком, ты совершенно не пользуешься спросом у женщин, которые тебя влекут!

 - Ну что ж, — вздохнул он. — Тогда я, пожалуй, пойду?

 - Пожалуй, так будет лучше. С вами теперь опасно иметь дело.

 - М?..

 - Этот кейс, — кивнула она на чемоданчик. — Если то, что вы рассказывали, правда, то теперь у вас в руках бомба, которая может взорваться в любую минуту.

 «Ну хорошо, — думал он, шагая по тридцать девятой в обратную сторону. — Теперь этот кейс у тебя — кейс, в котором исследования какого–то больного химика, которого из–за этого же чемоданчика и грохнули. Зачем он тебе? Что ты с ним будешь делать? Какого черта, вообще, ты во все это вляпался?! Зачем? Надо было остановиться на… А на чем? Остановки не было. Метро, в которое ты сел, прет экспрессом, без остановок, и ближайшая станция — Конечная. Что там?.. А хрен его знает…»

 Удар был не очень силен. Но неожиданность сделала свое дело: Кит повалился на спину, чувствуя легкую дезориентацию в пространстве и времени. Нельзя терять бдительность! Нельзя в этом больном городе думать о своем, когда идешь по улице. Идя по улице, нужно смотреть по сторонам и быть настороже. Это же слава господу еще, что не гуим. Ширнул бы походя, ни слова не говоря, и — прощайте мозги!

 Один из напавших, щенок лет семнадцати, набежал на повалившегося Кита, нацелился ногой в лицо. Кит крутанулся на спине, убирая голову, подсек нападавшего.

 Но ногой ему все–таки прилетело — с другой стороны. Бандитов было четверо и они взяли Кита в кольцо — мелочь пузатая, самому старшему не больше двадцати. Черт их знает, что их в нем привлекло. Ясно же было, что он не снукер. А значит, позарились на сумку и кейс. Но ни того, ни другого отдавать нельзя!

 Извините, ребята, но сегодня не ваш день…

 Лизнув разбитую губу, чувствуя как она стремительно распухает, Кит взмахнул рукой, в которой был зажат кейс. Острый металлический уголок рубанул по колену стоявшего слева. Тот охнул, согнулся, дрыгнул пару раз подбитой ногой. Времени, которое понадобилось ему на все это, было достаточно, чтобы Кит стремительно перекатился в его сторону и поднялся на колени.

 Поймал бьющую ногу того, что напрыгнул слева, в сгиб руки, подтянул на себя, саданул кейсом сосунку по яйцам, выводя его из строя как минимум минуты на три.

 Получил еще один удар с ноги в лицо — резкий, хлесткий. В мозгу загомонили, все разом, гуси, зазвенели колокола. Но ничего, это мелочи, через пару секунд фокус вернется в глаза.

 Четвертый вцепился в кейс, потянул, пытаясь вырвать.

 Ну и ладно. Кит не стал сопротивляться, даже помог — подтолкнул кейс вперед, отпустил. Юнец вместе с добычей повалился на спину, а Кит быстро сунул руку в карман, нацепил кастет, уронил с плеча сумку, рывком поднялся с колен, не обращая внимания на удар в живот.

 Нет, парни, вы из какой–то совсем уж захудалой группировки. Или вы вообще не из группировки, а — так, вольные стрелки? Но чтобы выходить на улицы, нужно сначала годик–другой попотеть в спортзале, а иначе долго не проживешь.

 Первым делом — прыжок к тому, которому достался кейс. Он уже поднялся на ноги и пытается открыть замки. Идиот, недоросль!

 Кит даже не стал бить его кастетом, просто двинул локтем в голову, жестко, с поворотом корпуса.

 Теперь тот, который поднял с земли брошенную Китом сумку. Это он, гаденыш, хлестанул его с ноги в голову. Увидя, что Кит прыгнул к нему, юнец попытался принять боевую стойку, но не успел — подсечка, удар кастетом по ребрам в догонку, хлопок затылка об асфальт.

 Всё, можно сказать, что битва закончилась, толком и не начавшись.

 Один все еще сидел на корточках, зажав яйца. Другой прыгал в стойке, делая нырки, изображая бывалого боксера… Нуб.

 - Брысь, говнюк, а то урою, — небрежно бросил ему Кит, демонстративно вынеся вперед руку с кастетом.

 Шпанец понял правильно — отскочил к тротуару и встал там, уныло созерцая поле битвы.

 Кит неспешно, отерев сначала кровь с лица, поднял и повесил на плечо сумку, взял кейс.

 - Слышь, братан, — обратился к нему тот, что стоял у тротуара. — Тебе все равно теперь конец. Ты ходи и бойся теперь, понял? А лучше вообще не ходи.

 Нет, все–таки Киту повезло нынче еще раз. Повезло, что эти уродцы оказались доходягами, обычной уличной шпаной, которой только над гуимами глумиться. Повезло, что не было у них никакого железа, хотя такие обычно без арматуры не ходят.

 Ну и ладно, спасибо судьбе. А разбитая губа, боль в челюсти и шишак над бровью — это такие мелочи, что и думать о них не стоит.

 Кит сплюнул кровь под ноги стоявшему у тротуара и пошел дальше.

 Киту было тогда как этой недоделанной шпане — лет семнадцать. Накануне какой–то гуим причастил их дружка, Иштвана Маргази. Они поклялись отомстить.

 Того снукера они поймали вечером, во дворах на двадцать шестой, и зажали в арке, за колледжем Эккерсли. Снукеру было, кажется под пятьдесят, а может быть и больше, но из–за улыбки, растянувшей его лицо он выглядел моложе.

 Кит никогда не был ни заводилой, ни особо агрессивным, ни драчуном, но Иштван был его почти другом.

 - Лыбишься, сука? — спросил он снукера, расталкивая своих, подходя вплотную.

 - Хорошо! — произнес гуим. — Уальчики хорошие! Уолетели!