— И я нет.

Направив корабль в гиперпрыжок на Ютарис, Люк улегся на спальное место. Случайно его взгляд упал на рисунок, покрывавший переборку, рядом с которой стояла койка.

Линии и цвета складывались в гипнотический рисунок. Перед глазами Люка стал как будто вращаться диск — маленькая модель огромной галактики. Люк видел такое лишь один раз до этого — на госпитальном фрегате Альянса, после бегства с Беспина.

Люк поднес свою правую — искусственную — руку к лицу и сжал пальцы, пытаясь вспомнить… Его встреча с Вейдером в Облачном Городе разделила его жизнь на две части, даже больше, чем побег с Татуина на «Соколе».

До этого Люк немногим отличался от прочих жертв Империи, которые были вырваны из прежней мирной жизни имперской жестокостью, и присоединились к Альянсу просто потому, что больше было некуда идти, из желания отомстить, а не по идеологическим причинам.

Бластерные выстрелы, убившие Оуэна и Беру, направили его будущее по другому пути. Но это была случайность, не предназначение.

Его встреча с отцом — иное дело. Это был момент, когда он стал тем, кто он есть сейчас.

Акейна заглянула к нему за занавеску и улыбнулась.

— Я так и думала, что ты не спишь. Все еще удивляешься тому, что я тебе рассказала?

— Нет, я думаю о том дне, когда я перестал быть ребенком… И как давно это было…

Акейна засмеялась.

— А что будет, если ты проживешь так же долго, как Йода?

Люк печально улыбнулся.

— Тогда я, наверное, посмеюсь над собой за то, что чувствовал то, что чувствую сейчас.

Акейна серьезно посмотрела на него.

— Люк, я не сказала тебе кое-что, хотя должна была…

Люк сел на койке.

— О чем же?

— Я сказала неправду насчет Ацерри. Фалланасси никогда там не жили. Сообщение на Тэйре предписывало лететь на Дж’т’птан.

— Но зачем?

Акейна вздохнула.

— Я пыталась найти на Ацерри моего отца.

Люк жестко смотрел на нее несколько секунд, но его слова были неожиданно мягкими:

— Ты думала, что я не пойму этого?

Акейна опустила глаза.

— Я боялась того, что могу найти. Я боялась того, что ты можешь подумать обо мне, если увидишь, что мой отец стал… не тем, кем он был раньше…

Люк сказал:

— Я понимаю твое чувство. Думаю, Лейя боится того же, если мы найдем нашу мать… На месте Лейи и я, наверное, боялся бы.

— Почему?

Люк на минуту задумался, прежде чем ответить.

— Ее воспоминания о нашей матери, как бы малы и обрывочны они ни были, очень важны для нее. Это воспоминания ребенка, невинные, идиллические… И она пытается защитить их.

— Защитить? От чего?

— От реальности. Все новое, что Лейя может узнать о матери, не сделает ее воспоминания лучше, скорее наоборот, повредит им. Лейе очень трудно было смириться с тем, что Дарт Вейдер — наш отец. Какие отношения могли быть у нашей матери с Вейдером? Почему она бросила нас, когда мы родились? Если искать ответы на эти вопросы, можно найти нечто, что нам очень не понравится.

— Но ты считаешь по-другому?

Люк сказал с оттенком сожаления:

— У меня нет никаких воспоминаний, чтобы их защищать. Я просто хочу знать, кто моя мать, и не боюсь разочароваться в ней. Хотя, если я узнаю, что моя мать способствовала превращению Энакина Скайуокера в Дарта Вейдера…

Акейна испуганно сказала:

— Нет, такого не могло быть! Нэйшира никогда бы этого не сделала, поверь мне.

Он кивнул:

— Я верю.

— Люк, я не хотела, чтобы у тебя была причина сомневаться во мне. Поэтому я обманула тебя. Я очень сожалею…

— Так ты нашла своего отца?

Акейна, сдерживая слезы, попыталась улыбнуться.

— Да. Он лидер маленькой банды в Талосе. Он почти совсем сжег свой мозг синей рокной. Он не помнит моей матери, не помнит, что у него есть дочь… Эти маленькие частицы нас, которые другие хранят внутри себя — некоторые понимают их ценность, а некоторые так неосторожны с ними… Если ты найдешь Нэйширу, я уверена, что она даст тебе гораздо больше того, что дал мне мой отец…

Люк был уверен, что она не заплакала только потому, что упражнения фалланасси научили ее контролировать эмоции. Он тихо сказал:

— Я понимаю…Я знаю, каково это — когда дверь закрыта, и снаружи лишь пустота…

Акейна не могла скрыть страдание в своем голосе:

— Он был моей последней надеждой. Если мы не найдем фалланасси, я останусь одна…

Слова не могли больше ее успокоить. Люк встал и обнял ее. Они вместе легли на койку. Акейна еще плакала, но Люк чувствовал, что это слезы облегчения, а не горя.

Галактика вращалась над ними, как огромное колесо, но вся ее суета была на время забыта…

Вице-король Найл Спаар вернулся в свой родной мир больше, чем героем — почти богом.

В день его возвращения больше трех миллионов йевет собрались в космопорте Хариз, чтобы наблюдать за посадкой его корабля «Арамадии». По гиперкому и Планетарной Информационной Сети эта посадка транслировалась во всех мирах, населенных йеветами.

Сверкающий сферический корпус «Арамадии» в свинцовом вечернем небе Н’Зота и в самом деле представлял собой величественное зрелище. Освещенный мощными прожекторами, он казался фрагментом звезды, на которой вождь Великого Очищения вернулся к своему народу.

Толпа кричала:

— Ни тои дарама! К нам вернулся Благословенный!

Истребители эскорта, оснащенные дымовыми генераторами, выводили в небе красные и фиолетовые дымовые спирали. От рева двигателей «Арамадии» содрогалась земля под ногами толпы.

Когда «Арамадия» снизилась до самой поверхности, те, кто стоял слишком близко к посадочной площадке, оглохли, из их ушных отверстий текла кровь. Они падали на колени, выкрикивая имя вице-короля, и мазали своей кровью лица, как знак почета.

Потом эти глухие с гордостью говорили:

— Я был тогда в Харизе, чтобы приветствовать Благословенного. Мои уши до сих пор помнят звуки его мощи и величия, и больше никакие другие звуки не заставят меня забыть это!

На борту «Арамадии» Найл Спаар стоял у иллюминатора своей каюты и смотрел на толпу. Защитное покрытие иллюминатора скрывало его от их глаз, но позволяло ему видеть, что толпа приветствовавших его йевет простирается до самого горизонта.

Его адъютант Эри Паалле, стоявший позади него, сказал:

— Вице-король, позвольте сказать вам, как ваш народ любит вас. Каждый нитакка там, внизу, с радостью готов отдать свою жизнь за вас. Каждая марасси с радостью готова стать вашей наложницей!

— Ты преувеличиваешь, Эри.

— Нет, вице-король. Я говорил с вашим научным советником по труду, он сказал, что начальник охраны вашего поместья насчитал более тысячи прекрасных марасси, предлагающих себя в наложницы.

Найл Спаар оглянулся через плечо.

— Вот как… Если он возьмет хоть одну из них для себя, я надеюсь, ты проследишь, чтобы он заплатил за эту ошибку.

Эри Паалле ошеломленно сказал:

— Он не посмеет показать такое неуважение к вам, вице-король… Он верен вам, так же как и мы все.

Найл Спаар отвернулся от иллюминатора.

— Всегда есть кто-то, кто посмеет, Эри. Я сам однажды посмел… помнишь, как покинул дворец вице-король Кив Труун?

Корабль вздрогнул, когда коснулся посадочной площадки. Рев посадочных двигателей, слышный даже в каюте вице-короля, стал стихать, слышнее стали звуки работы внутренних систем «Арамадии».

Эри сказал:

— Я помню… Я даже храню свой старый мундир, испачканный кровью Кива Трууна.

Найл Спаар кивнул.

— Эри, уменьши яркость прожекторов. Пусть они меня увидят.

Собравшаяся толпа увидела, что в верхней части корпуса «Арамадии» выдвинулся небольшой балкон. На этом балконе стоял высокий йевета в церемониальной ярко-красной одежде, подняв руку в приветственном салюте. Изображение было спроецировано так, что, глядя на корабль с любой стороны, можно было видеть вождя йевет.

Толпа радостно взревела, этот звук соперничал с шумом от двигателей корабля и заставил корпус слегка завибрировать.