Рембрандт. Есть спрос или нет, а продавать мне придется.

Агент. Почему? Простите за нескромность, но я спрашиваю только потому, что хочу помочь вам разобраться в деле. Разве у вас не лежит в банке значительная сумма? Я имею в виду деньги покойной госпожи ван Рейн?

Рембрандт. Да. Я был назанчен душеприказчиком..

Агент (вздыхая с облегчением). В таком случае - выньте их. Выньте их немедленно и уплатите по закладной!

Рембрандт. Но поступив так, я ограблю Титуса..

Агент. А кому принадлежит ваше собрание, как не Титусу? Он наследует не только матери - упокой, Господи, душу ее! - но и вам. Пустив на ветер его наследство, вы окажете ему плохую услугу. Лет через десять он не поблагодарит вас за то, что Рубенса, который стоит восемьсот флоринов, вы продали за триста - это самое большее, что я выручу за него сейчас. Так страшно упали цены!

Рембрандт. Быть может, лучше продать несколько Сегерсов или Брауверов?

Агент. Сегерсов или Брауверов? Боже упаси! Только не их! Даже если бы у людей водились сейчас деньги, чего нет и в помине, эти вещи простояли бы в лавке долгие месяцы и, в конце концов, пошли бы за бесценок. Они не в моде! Их изумительная мощь и шероховатость считаются теперь пороком все требуют теперь заглаженной поверхности. Нет, на вашем месте, я не продал бы ничего - ни одного наброска, ни одного офорта. Мода приходит и уходит: сейчас публика требует гладких пресных полотен современной школы, но настанет день, когда...

Рембрандт (вскрикнув). Да разве я доживу до него?!

Агент. Мы доживем до него, учитель! Мы обязательно доживем до него, но сейчас речь не об этом. Сейчас самое главное - расплатиться с Тейсом, и первым делом - нужно идти в банк.

Рембрандт. Хорошо. Раз вы считате, что надо, я пойду в банк.

Агент исчезает и появляется лицо банковского служащего.

Клерк. А, господин ван Рейн! К сожалению, сегодня ничем не могу вам помочь. Вам придется пройти к господину Схипперсу - он просил направить вас к нему, как только вы появитесь.

Рембрандт (бормоча). Кто такой господин Схипперс, и зачем идти к нему?

Из груды гроссбухов вырастает гладкое, невыразительное лицо - господин Схипперс.

Схипперс. Здравствуйте, господин ван Рейн!

Рембрандт (как бы не в себе). Мне сказали, будто вы хотите меня видеть?

Схипперс. Я полагаю, вы пришли сегодня для того, чтобы снять со счета известную сумму?

Рембрандт. Известную? Хм, да, я намерен взять из банка десять тысяч флоринов.

Схипперс. Увы, к сожалению, я вынужден сообщить вм, что вы лишены возможности сделать это.

Рембрандт. Лишен? Что вы хотите этим сказать? У меня на счету гораздо больше.

Схипперс. Дело не в в этом. У вас, господин ван Рейн - чтобы быть точным - пятнадцать тысяч четыреста семьдесят два флорина. Но беда в том... беда в том, что вы ничего не можете снять со счета.

Рембрандт. Не могу? Вы шутите, господин, не знаю, как вас там...

Схипперс. ...Схипперс. Я не шучу. На прошлой неделе мы получили соответствующий приказ из сиротского суда. Минутку... Вот он. (Протягивает Рембрандту пергамент.)

Рембрандт (с отвращением). Что это?

Схипперс. Неужели вы ничего не знали?

Рембрандт. Что я должен знать?

Схипперс (берет обратно пергамент, читает). Сиротский суд предписывает прекратить выплату денег, завещанных покойной Саскией ван Эйленбюрх сыну Титусу, за исключением сумм, необходимых на воспитание и образование последнего.

Рембрандт. Но зачем издавать такой унизительный приказ, будто я могу транжирить деньги мальчика?

Схипперс. Родственники вашей покойной жены подали жалобу в провинциальный суд Фрисландии. Все дальнейшие выплаты должны производиться только с их одобрения.

Рембрандт. Но это же нелепость! Это продиктовано только злобой. Кто дал им право?

Схипперс. Такие вещи делаются. Во всяком случае, они сумели это сделать, и Амстердамский суд удовлетворил их просьбу... (заглядывает в пергамент, читает) ..."ввиду того, что нынешний душеприказчик ведет себя неблагоразумно и не заслуживает доверия, как распорядитель вышеназванными ценностями, каковые он способен окнчательно растратить до совершеннолетия законного наследника".

Рембрандт. Это ложь!

Схипперс. Охотно допускаю, господин ван Рейн, но не мне судить. Приписка, которую я вам прочел, сделана в нашей ратуше. Документ скреплен печатью города Амстердама и подписями членов сиротского суда.(Сует пергаент под нос Рембрандту)

Рембрандт. Но как же мне быть!

Схипперс. Мы, естественно, весьма сожалеем, но банк бессилен - от нас ничего не зависит. Мы подчиняемся закону.

Рембрандт. Хорош закон, если он служит орудием семейной распри!

Схипперс (вставая). Сожалею, господин ван Рейн, но мне более нечего добавить.

Схипперс растворяется. Темень. Появляется лицо фон Зандрарта.

фон Зандрарт. Господин ван Рейн, я уполномочен вам сообщить, что городской совет признал вас банкротом, и все ваше имущество будет расродано с молотка.

Рембрандт. На каком основании? Кто вы?

фон Зандрарт. Я барон фон Зандрарт, коллега. Так чей Пегас погряз в дерьме? Ваш или мой?

Рембрандт. Подите прочь - шут, как они посмели, мои картины украшают коллекцию принца Оранского.

фон Зандрарт. Не забывайтесь, ван Рейн, мы с вами не в Гааге, а в Амстердаме. А что до картин, то все они пожухнут много раньше, чем вы думаете. Ибо ночь грядет на ваши полотна! (Исчезает. )

Рембрандт. Ложь, мерзкая, грязная ложь. Вы слепец.

Ливенс. Я же говорил, что поверхность должна быть ровной и блестящей, как колено.

Рембрандт. Ливенс? Как здоровье Карла Первого?

Ливенс. Спасибо, ничего, правда, он издох. И все для него покрылось мраком. Впрочем, и здесь не светло. Послушай, Рембрандт, в темноте твои картины можно разглядывать на ощупь. Может быть, ты всю жизнь писал для слепых?

Фондель. Господин ван Рейн, разрешите вам заказать групповой портрет гильдии слепых Амстердама.

Рембрандт. Отчего такая темень. Разве ночь? Эй, кто-нибудь, зажгите свет.

Фон Зандрарт растворяется. Темень. Появляется лицо Тюльпа и пастора Свальмиуса. Становится, чуть светлее.

Свальмиус. Как у него дела?

Тюльп. В общем, здоров. Быть может, немного похудел, но в его положении это естественно.