И так Кэйтилин Ни Мурраху встала и пошла с ним по полям, и пошла она с ним не из-за любви, и не потому, что поняла его слова, а только потому, что он был наг и не стыдился.
Глава VII
Именно по поводу своей дочери Михаул МакМурраху пришел к Философу. Он не знал, что с ней, и мог предоставить в распоряжение своему советчику лишь немногие факты.
Михаул оставил Тощую Женщину с Инис-Маграта нюхать табак под сосной и вошел в дом.
- Господь со всеми здесь, - сказал он, войдя.
- И с тобой Господь, Михаул МакМурраху, - ответил Философ.
- Я сегодня в большом затруднении, сэр, - сказал Михаул, - и если бы вы могли дать мне совет, я был бы вам очень обязан.
- Это я могу.
- Никто не сделает этого лучше, чем ваша честь, и это вовсе вас не затруднит.
Насчет стиральной доски вы дали мне замечательный совет, и если я не приходил до сих пор поблагодарить вас, то не потому, что не хотел, а оттого, что не мог пошевелить ни ногой, ни рукой от приступа жуткого ревматизма, который навели на меня лепреконы с Горта-на-Клока-Мора, чтоб им пусто было: так меня скрючило, что у вас глаза бы заболели от одного моего вида, а боль была такая, что вы бы просто очумели.
- Никоим образом, - ответил Философ.
- Ну да ладно, - сказал Михаул. - Пришел же я по поводу моей юной дочери Кэйтилин. Ни слуху, ни духу ее нет уже три дня. Жена сперва сказала, что ее забрали эльфы, потом - что она ушла с каким-нибудь бродягой-музыкантом, а потом она сказала, что, может быть, наша девочка лежит мертвая в канаве, с раскрытыми глазами, и будет глядеть теперь на луну ночью и на солнце днем, пока вороны с ней не разделаются.
Философ придвинул свой стул поближе к Михаулу.
- Дочери, - сказал он, - стали причиной беспокойства своих родителей с тех пор, как их придумали. Летучесть женской натуры весьма очевидна в тех, кто не вступил еще в возраст, который учит скрывать свои проступки и слабости, и потому девушки полны оплошностей, как куст ветками.
- Кто поспорил бы с этим, тот... - сказал Михаул.
- Детям женского пола, однако, природа особо благоволит. Они производятся в количестве, намного превосходящем количество самцов, и, соответственно, можно счесть, что они превосходят самцов; однако, хорошо проверенный закон о том, что меньшинство всегда управляет большинством, избавит наш ум от страха, который иначе мог бы стать невыносимым.
- Это вполне верно, - сказал Михаул. - Не замечали ли вы, сэр, что в помете щенят...
- Никоим образом, - ответил Философ. - Любопытно заметить, что некоторые занятия и профессии, тяготеют к передаче по женской линии. Главенствующую должность у муравьев и пчел всегда занимает матка, и трактирщицы также наследуют свое занятие по женской линии. Нетрудно заметить, что у каждой трактирщицы бывает по три дочери необычайной красоты. Без этих указаний нам пришлось бы постоянно косо смотреть на мужественный напиток, дивясь тому, что в нем содержится совершенно неприличествующий процент воды, ибо если его происхождение осквернено, то как может уцелеть его честь?
- Мудрая же голова нужна для таких мыслей, - сказал Михаул.
- Никоим образом, - ответил Философ. - Во всей природе женский пол стремится к полигамии.
- Если моя несчастная дочка, - сказал Михаул, - лежит в канаве...
- Не имеет значения, - ответил Философ. - Многие народности стремятся положить какие-то пределы этому приросту женского пола. Некоторые народы Востока присваивают титул божества крокодилам, змеям и тиграм в джунглях, а затем скармливают им своих лишних дочерей. В Китае, к примеру, эти жертвоприношения отстаиваются как практика почтенная и экономичная. Но вообще говоря, если уж необходимо урезать дочерей, то мне больше нравится твой метод теряния их, нежели религиозно-истерические компромиссы Востока.
- Даю вам честное слово, сэр, - сказал Михаул, - что я совершенно не понимаю, о чем вы говорите.
- Тому виной, - ответил Философ, - могут быть три вещи: во-первых, недостаточное церебральное сосредоточение, то есть слабое внимание; во-вторых, это может быть вызвано локальными особенностями формы черепа или, быть может, тем, что мозговые извилины залегают неглубоко; и в-третьих...
- А вы не слыхали, - сказал Михаул, - о человеке, которому выстрелом из ружья сорвало скальп, и на затылок ему приспособили донышко от жестянки, так что можно было слышать, как мозги тикают под ним, ну в точности как уотерберийские часы?
- Никоим образом, - ответил Философ. - В-третьих, это может быть...
- Дочка-то моя, Кэйтилин, сэр, - скромно напомнил Михаул. - Может быть, лежит она сейчас в канаве, и вороны выклевывают ей глаза...
- А от чего она умерла? - спросил Философ.
- Да это жена моя говорит, что, может быть, она умерла, или что, может быть, ее увели эльфы, а может быть, она ушла с бродягой, который играл музыку. Она говорит, что это была концертина, но сам я думаю, что у него была флейта.
- Что это был за бродяга?
- Я его не видел, - сказал Михаул, - но однажды я поднялся на несколько саженей в гору и услышал, как он играет - такая тонкая, писклявая музыка, точно на жестяной дудочке. Я поискал его, но нигде никого не увидел.
- А? - спросил Философ.
- Я поискал вокруг... - объяснил Михаул.
- Я знаю, - сказал Философ. - А не видел ли ты своих коз?
- Да как же я мог их не увидеть? - ответил Михаул.
- И как они себя вели? - спросил Философ быстро.
- Носились друг за другом по полю, вставали на задние ноги и откалывали такие коленца, что я, глядя на них, смеялся, пока у меня живот не заболел.
- Это очень интересно, - сказал Философ.
- Вы мне говорите! - ответил Михаул.
- Говорю, - сказал Философ, - и вот по какой причине: почти все народы мира в то или иное время...
- Так дочурка-то моя, Кэйтилин, сэр, - сказал Михаул.
- Я помню про нее, - ответил Философ.
- Большое спасибо вам, сэр.
Философ продолжил:
- ...почти все народы мира в то или иное время посещало это божество, зовущееся Великий Бог Пан, но о путешествиях его в Ирландию свидетельств не сохранилось, а в исторический период он совершенно точно не посещал эти берега. Долгое время он жил в Египте, в Персии и в Греции, и хотя считается, что империя его - весь мир, его вселенскую власть всегда оспаривали и всегда будут оспаривать; но несмотря на это, как бы ни урезали его империю, он никогда не останется без царства, в котором его притязания на власть будут признаны с радостью и рвением.
- Он один из старых богов, сэр? - спросил Михаул.
- Именно так, - ответил Философ, - и его приход не несет нашей стране ничего хорошего. Ты имеешь какое-нибудь представление, зачем он забрал твою дочь?
- Ни малейшего понятия.
- Твоя дочь красива?
- Не могу вам сказать - я никогда не думал о ней в этом смысле. Но она хорошая доярка, и сильная, как мужчина. Мешок муки она поднимает легче, чем я; но при всем этом она тихая и скромная.
- Какова бы ни была причина, я уверен, что девушка у него; и я склоняюсь к мысли, что его навели на нее лепреконы с Горта. Ты знаешь, что они объявили тебе войну с тех самых пор, как убили их птичку?
- Не похоже, что я забуду это: они еще и терзают меня днем и ночью.
- Можешь быть уверен, - сказал Философ, - что он сейчас не где-нибудь, а на Горте-на-Клока-Мора, потому что он здесь чужой и не знает, куда идти, если только его не наведут, а лепреконы знают все уголки и щели этой земли с древнейших времен. Я пошел бы и поговорил с ним сам, но с этого не вышло бы много толку, и тебе ходить также не стоит. Надо всеми взрослыми он имеет власть, и они либо идут и напиваются, либо влюбляются в первого встречного и совершают ошибки и такие вещи, о которых я не хотел бы тебе говорить. Единственные, кто может подойти к нему, маленькие дети, потому что над ними у него нет власти, пока они не входят в чувственный возраст, а тогда он принимает их под свое владычество, как и всех остальных. Я пошлю к нему двух моих детей - сказать, что он поступает дурно, и что если он не отпустит девушку и не уйдет в свою страну, то мы пошлем за Ангусом О'гом(13).