Казалось, до самых дальних уголков Вселенной подать рукой. Плоды звездой жатвы придавали залу неповторимое великолепие. На плавно изгибающихся стенах теснились искусно подобранные инопланетные диковины: яркие камешки всевозможных расцветок, глиняные черепки, картинки, мелодично звенящие чудо-деревца из загадочных сплавов, светящиеся живые зигзаги — и все аккуратно расставлено по нишам, ряд за рядом. Казалось, столики растут прямо из пола, а под ногами покоилось коврообразное существо с одной из планет системы Альдебарана — не имевшее нервной системы, но по всем биологическим канонам — живое. Строго говоря, по строению и жизненным функциям организм этот почти не отличался от земной илистой плесени, но сие дирекция предпочитала не афишировать, а впечатление исключительной роскоши слегка шевелящийся ковер, безусловно, производил.
В изысканно декорированных уголках Галактического Зала высились в горшках цветущие кусты и даже карликовые деревья — все (по крайней мере, так утверждалось) импортированные с других миров. Главная люстра также была инопланетного происхождениях: колоссальных размеров гроздь отполированых руками неземных мастеров золотых светящихся слезинок, напоминающих янтарь, — продукт органов внутренней секреции неповоротливой морской твари, обитательницы серых прибрежных вод одной из планет системы Центавра.
Обед в Галактическом Зале обходился в астрономическую сумму. Но ни одно место не пустовало, и столик приходилось заказывать за несколько недель. Тем, чья очередь подошла в этот вечер, повезло, они могли наблюдать бесплатный аттракцион — астронавта и мать ста детей, но большинство обедающих сами были знаменитостями в той или иной области и если и уделяли внимание Лоне и Беррису, то не более, чем на секунду. Мимолетный взгляд — и назад, к чудесам на собственной тарелке.
Когда они проходили между массивными прозрачными дверями, Лона вцепилась Беррису в руку и сжала с такой силой, что ему наверняка стало больно. Через мгновение они оказались на краю узенькой платформы, за которой зияла бездонная пропасть; высоко над головой ослепительно сияли звезды. Внутри ресторан-купол был несколько сотен метров в поперечнике, а ярусы со столиками лепились, как ряды чешуек, к стенкам, так что можно было сказать, что каждому досталось место у окна, и никому не обидно.
Лоне показалось, что она начинает валиться в разверзающийся под ногами бездонный черный океан.
— Ай! — Пронзительно, даже у самой в ушах зазвенело. Коленки дрожат, в горле пересохло; Лона несколько раз качнулась с носка на пятку, быстро зажмурила и открыла глаза. Ледяные уколы страха пронизали ее сразу в тысяче мест. Сейчас она упадет и затеряется в бездне; или шикарный наряд расплывется в воздухе, растает капельками тумана, и она предстанет в чем мать родила перед этой ордой снобов; или в самый разгар обеда снова появится старая ведьма с гигантским выменем; или она, Лона, возьмет вилку в правую руку, или ее внезапно вытошнит прямо на живой ковер. Может случиться все, что угодно. Этот ресторан напоминает сон, внезапно обернувшийся явью; не то чтобы кошмарный сон, но могущий в любой момент стать кошмаром.
— Мистер Беррис, мисс Келвин, — вкрадчиво зашелестел голос из пустоты, — добро пожаловать в Галактический Зал. Будьте так добры, проследуйте к своему столику.
— На гравидиске, — пояснил Беррис.
Поблескивающий медью гравидиск, дюйм толщиной и ярда два в диаметре, был пришвартован сбоку от платформы. Придерживая Лону за локоть, Беррис подвел ее к самому краю. Как только они встали на диск, тот сразу же отделился от «причала» и плавно заскользил по воздуху вперед и вверх. Вниз Лона старалась не смотреть. Гравидиск перенес их через весь огромный зал и пришвартовался возле свободного столика, опасно прилепившегося к укрепленному на кронштейне уступу. Беррис подвел Лону к ее месту, и диск тут же унесся обратно; короткое мгновение Лона видела его с ребра, в красочном нимбе отраженного света.
Казалось, одноногий столик растет прямо из пола. Лона с облегчением опустилась в кресло, которое тут же зашевелилось, подстраиваясь под очертания ее тела. В этой уверенной хватке было что-то не совсем приличное, но в то же время обнадеживающее. В случае чего, подумала Лона, если закружится голова, кресло не даст мне упасть.
— Ну как? — поинтересовался Беррис, заглядывая ей в глаза.
— Невероятно. Такого я не могла даже представить. — Впечатление было настолько сильным, что ей казалось, будто ее вот-вот стошнит от волнения, но об этом она умолчала.
— Наш столик — самый престижный. Когда здесь бывает Чок, он всегда берет именно этот столик.
— Никогда бы не подумала, что звезд так много!
Они подняли глаза. С их места открывался вид почти на сто пятьдесят градусов небесного свода. Беррис принялся показывать Лоне звезды и планеты.
— Марс, — произнес он. — Ищется проще простого, вон та большая оранжевая точка. А вон Сатурн… видишь? Колец, разумеется, не разобрать, но… — Он взял ее за руку и, периодически тыкая в звездную черноту над головой, стал объяснять, как устроены небеса; в конце концов, ей показалось, что в общих чертах она понимает, что он хочет сказать. — Ничего, скоро ты посмотришь на Сатурн вблизи. Отсюда, правда, Титана не видно, но… какой оттуда вид на кольца! А теперь посмотри во-он туда. Вот это Орион. А это Пегас. — Он очертил ей узоры созвездий. Он назвал ей все звезды, и слова звучали у него раскатисто и упруго, словно артикуляция доставляла ему физическое наслаждение. Сириус, Арктур, Полярная звезда, Ригель, Алгол, Антарес, Бетельгейзе, Альдебаран, Процион, Денеб, Вега. — Каждая из них — целое солнце, — говорил Беррис, — у многих есть планеты. И все они перед нами, как на ладони!
— А сколько солнц ты видел сам?
— Одиннадцать. Из них девять с планетами.
— А к каким-нибудь из тех, которые ты называл, ты летал? У них такие красивые имена.
— У тех звезд, к которым я летал, нет названий, — покачал он головой, — только порядковые номера. Нет земных названий. Но на большинстве тех звезд, куда я летал, кто-нибудь живет, и они как-то называют свои солнца. Некоторые названия я даже выучил. — Лона увидела, как уголки губ его дернулись в стороны и быстро вернулись на место. Значит, он нервничает. Может, не стоило заговаривать о звездах? Может, ему больно вспоминать?
Но, сидя под сияющим звездным пологом, трудно свернуть на другую тему.
— Ты собираешься опять улететь с Земли? — спросила она.
— Из Солнечной системы? Вряд ли. Меня же уволили в отставку. А межзвездных туристских трасс пока не проложено. Но, в принципе, улететь с Земли я смогу, и очень скоро — наш с тобой межпланетный тур. Немного не то, что ты имела в виду. Но гораздо безопасней.
— А ты не мог бы… — Она замялась, потом ринулась вперед, очертя голову —…показать планету, где тебя… с тобой…
Губы дернулись быстро-быстро. Три раза.
— Это голубоватое солнце. Из северного полушария его не видно. Из южного, если невооруженным глазом — тоже. Шесть планет. Манипул — четвертая. Когда мы готовились к посадке, у меня появилось какое-то странное предчувствие. Как будто на Манипул меня привела сама судьба. Может, я действительно немного ясновидец? Трудно не согласиться с тем, что Манипул оказался в моей судьбе поворотной точкой. Шучу, шучу. Предсказатель из меня никудышный. Иногда меня, как вспышка, озаряет предчувствие, что я еще вернусь на Манипул. Какая чушь! Вернуться туда… Снова встретить их… — Кулак его неожиданно сжался странным конвульсивным щелчком; Лоне показалось, что вся кисть, со здоровым куском предплечья, свернулась в тугой шар. Голубые цветы с толстыми лепестками в стеклянной вазе чуть не улетели в пустоту. Лона едва успела подхватить их. Она заметила, что когда Беррис сжал кулак, щупальце за мизинцем аккуратно улеглось вдоль костяшек. Своими легкими ладонями Лона накрыла его стиснутую кисть и успокаивающе поглаживала, пока пальцы не расслабились.
— Давай не будем больше о Манипуле, — предложила она. — Но звезды все равно очень красивые.