Его орган осязания дрожал, предчувствуя приближавшуюся огромную потерю.
В комнате возле Нейэринты сидела жрица Болдиринфа. Как только возникла необходимость в заклинаниях, лекарствах и помощи Божественной Пятерки, старая толстая Болдиринфа погрузила свое большое тело в коляску и приехала. Тут же находилась и старая Фашинатанда — крестная мать вождя, — которая, несмотря на слепоту и хилость, редко пропускала возможность помочь смертельно больному. Прибыло и несколько бенгских лекарей травами — маленькая сморщенная женщина в темном, утыканном перьями и покрытом крапинками ржавчины шлеме и пара неизвестных Фа-Кимниболу людей. Они что-то бормотали друг другу и монотонно распевали низкими голосами.
Фа-Кимнибол отвернулся. Он не мог этого слышать. Это звучало как песнь смерти.
В коридоре, подобно храмовым подношениям, были сложены в кучу букеты пурпурных цветов с темно-красными стеблями. От их сильного запаха Фа-Кимнибол плевался и кашлял. Рядом поджидала маленькая группа мужчин: Мадлитон Дивери, Стейп, Си-Велимнион, Картафирейн, Чамрик Гамадель. Партнеры по играм, по охоте, многолетние друзья. Они окружили его, смеясь, шутя, то и дело передавая огромную бутыль с вином. Это было не время для печальных лиц.
— За лучшие времена, — провозгласил Си-Велимнион, отпивая вино из своего кубка. — За лучшие времена, которые были, и лучшие времена, которые будут.
— За лучшие времена, — эхом отозвался Чамрик Гамадель. Это был невысокий мужчина с грубоватыми чертами и пронзительным злым взглядом. Он принадлежал к бенгской королевской крови. Пил он жадно, так неистово запрокинув голову, что казалось, его шлем вот-вот упадет.
К тосту, оскалившись и громко стукнувшись кубками, присоединились Мадлитон Дивери и Картафирейн — пара крепко сложенных мужчин, один из которых был высоким, а другой низким. Только Стэйп молчал. Его сдержанность была отчасти обусловлена тем, что он был старше остальных, он также был супругом Болдиринфы, которая, все всяких сомнений, рассказала ему, как мало шансов у Нейэрингы. Стэйп никогда не умел лицемерить — ему было свойственно простодушие воина.
— Да, за лучшие времена, — отозвался Фа-Кимни-бол, взяв свой кубок и протягивая его Мадлитону Дивери, чтобы тот наполнил его. — Радости и процветания всем нам и скорого выздоровления моей госпоже!
— Радости и процветания! Скорого выздоровления!
Прошло уже пятнадцать лет с того времени, как Фа-Кимнибол начал делить свою судьбу с Нейэринтой. Он встретил ее почти сразу после того, как прибыл с севера, чтобы поселиться в городе, построенном его единокровным братом Крешем; с тех пор они были неразлучны. Она была из племени дебифинов, дочерью вождя, — возможно, в этом не было ничего выдающегося, но в живых оставалось только четырнадцать дебифинов, когда последние из несчастных скитальцев племени пришли с востока, чтобы просить приюта в Доинно; но все же вождь есть вождь. Она была высокой, грациозной, и от нее веяло скрытой силой. Они были блестящей парой: высокий, даже величественный Фа-Кимни-бол и его полная достоинства супруга. К огромному сожалению боги не дали им детей. Но он довольствовался и одной Нейэринтой — партнером в его делах и спутницей всех дней. Но потом ее сразила эта изнурительная болезнь — это непостижимое решение богов, против которого не помогали никакие молитвы.
— Есть какие-либо новости, Фа-Кимнибол? — спросил Чамрик Гамадель.
— Она очень слаба. Что я могу сказать?
— Я имел в виду новости о посланнике джиков, — поспешно пояснил Чамрик Гамадель. — Я слышал, что они держат его в Доме Муери, а дочка Танианы каждый день навещает его. Что происходит? Что означают эти визитеры от человеконасекомых?
— Насколько я понял, они хотят заключить мирный договор, — сказал Картафирейн и расхохотался. Это был высокий потомок кошмаров, с серебристым мехом, по природе веселый и воинственный. Его отцом был воин Тхроук. — Мир! Кто они такие, чтобы говорить о мире? Они и слов-то не знают.
— Возможно, Креш неправильно понял, — произнес Си-Велимнион и поскреб свой густой серо-голубой мех. Это был благосостоятельный и хорошо откормленный мужчина.
— Возможно, мальчишка пришел сообщить об объявлении войны, а не о мирном договоре. Думаю, что Креш стареет.
— Все мы стареем, — заметил Чамрик Гамадель. — Но неужели ты считаешь, что Креш уже не понимает разницы между войной и миром! Кьюробейн Банки говорил мне, что он использовал Чудодейственный камень, чтобы проникнуть в сознание мальчика. Чудодейственному камню надо верить.
— Мирный договор, — проговорил Мадлитон Дивери и удивленно покачал головой. — С джиками! Что же нам делать? Полагаю, что следует упасть ниц и благодарить богов за такую милость!
— Разумеется, — хрипло подтвердил Фа-Кимнибол. — А потом быстро подняться и поставить свои подписи под договором. Если мне позволят, то я буду первым. Мы должны продемонстрировать свою глубокую признательность. Одолжение со стороны насекомых! Я слышал, что они снизошли до того, что оставляют город за нами. А может, даже и небольшие участки земли за его пределами.
— Это их условия? — спросил Си-Велимнион. — То, что слышал я, более подходяще для нас: джики будут находиться за Венджибонезой, если мы не попытаемся расширить…
— Как бы то ни было, — вяло перебил Картафирейн, — проигравшими окажемся мы. Можешь поставить на это свои уши и орган осязания в придачу. Когда соберется Президиум, мы будем отстаивать отклонение договора.
— А когда это будет? — спросил Чамрик Гамадель.
— Через неделю, десять дней, а, может, и раньше.
Пока дочь Танианы будет обхаживать этого Кандалимона и расспросит его поподробнее о договоре на его языке. Вы же знаете, что она понимает этот язык. Она кое-что выучила, пока сама жила среди насекомых. Она расскажет обо всем Таниане, и тогда дело дойдет до Президиума, чтобы вынести окончательное решение, которое…
Как раз в этот момент Стэйп, не проронивший за все время ни слова, неожиданно вышел из комнаты, высоко подняв свой осязательный орган. Словно неслышно ни для кого старого воина куда-то вызвали. Наступило напряженное молчание.
Спустя какое-то время Картафирейн возобновил разговор:
— Не вижу смысла вмешивать во все это Нилли Аруилану, — и он посмотрел на Фа-Кимнибола. — Чем она может помочь?
— Почему ты так спрашиваешь?
— Потому что она такая странная. Дружище, ты же лучше нас всех знаешь, что она из себя представляет. Неужели ты считаешь, что она выяснит для нас что-нибудь стоящее? Или она уже выяснила? Тогда расскажи нам. Разве эта девчонка когда-нибудь изъявляла желание с кем-нибудь общаться? Она рассказала что-нибудь о том, что происходило между ней и джиками, пока она была в плену?
— Будь снисходительней, — отозвался Фа-Кимнибол. — Она образована и серьезна. Возможно, появление эмиссара хоть немного разовьет в ней чувство ответственности перед своим городом, ну по крайней мере перед своей семьей. Если кто и может выудить хоть какую-нибудь информацию из этого пришельца с севера, так это она. И…
Он резко остановился. В комнату вернулся Стэйп. Он держался натянуто, выражение его лица было мрачным.
— Болдиринфа хочет перекинуться с тобой парой слов, — сказал он тихо Фа-Кимниболу.
Жрица покинула комнату больной и сидела в передней. Огромное тело Болдиринфы растеклось на хрупко сработанном стуле так, что казалось, тот слегка прогнулся, удерживая ее тяжесть. Она изобразила попытку подняться, но только изобразила, когда Фа-Кимнибол сделал ей знак оставаться на месте. Она была в подавленном состоянии, что было крайне нехарактерно для человека, из которого били ключом и жизнь и веселье даже в самые мрачные времена.
— Это конец? — тупо спросил Фа-Кимнибол.
— Это случится очень скоро. Боги зовут ее.
— Ты ничего не можешь сделать?
— Все возможное уже сделано. Ты знаешь это. Мы беспомощны перед волей Пятерки.
— Да. Беспомощны. — Фа-Кимнибол взял жрицу за руку. Теперь, получив такое известие, он был спокоен. Он чувствовал смутное желание утешить Болдиринфу, которой не удалась ее душеспасительная миссия, словно она пыталась найти в нем утешение. Некоторое время оба молчали. Потом он спросил: