— Я не должна, — с неожиданным воодушевлением произнесла она. — Мне запрещено спариваться. — И на джикском языке добавила: — Я еще не прошла Королевы-прикосновения.

Это был шанс, верный шанс, что он согласиться с этим аргументом. В Гнезде нельзя было спариваться до тех пор, пока Королева не доведет тебя до зрелости и плодородия — это был ритуал, природу которого Нилли Аруилана не понимала, но который для каждого джика означал переход в пору совершеннолетия.

Кандалимон, полностью охваченный неоспоримым плотским чувством, которое он больше и не пытался отрицать, мог не понять, почему женщина, принадлежавшая к плотскому народу, не хотела с радостью отдаться мощному желанию, которое теперь охватило его. Разве она, будучи плотской, не должна была испытывать то же, что и он? Да, но он не мог понять ее страхи. Их не могла понять даже она сама. Но, возможно, он мог отреагировать на этот довод в пользу девственности, что служило особенностью Г незда.

Однако плотской аспект преобладал в нем. Его невозможно было поколебать никакими доводами.

— Я тоже еще не прошел через Королеву-прикос-новение, — сказал он. — Но мы… сейчас не в Гнезде… — Он глубоко вздохнул, и в его взгляде промелькнули одновременно и боль и страсть. Он был таким же девственником, как и она. Ну конечно же. С кем он мог спариваться в Гнезде? Но теперь в нем возникла потребность, плотская потребность, потребность, которая возникает в каждом представителе его истинной расы.

И вдруг она почувствовала, что с ней происходит тоже самое.

Почти не понимая, что происходит, она воодушевилась от его прикосновения. Пока он ее гладил, в ней возникли неведомые ранее ощущения. Ей стало жарко, тело зудело от нетерпеливого желания. Мускулы, расположенные на бедрах, животе, груди, напряглись и запульсировали. Дыхание стало прерывистым.

Это были приятные ощущения. Но она откуда-то знала, что самое большое удовольствие где-то близко. Все, что от нее требовалось, — это отдаться ему.

Она вдруг почему-то поняла, что это именно тот миг, то место и тот мужчина. Все преграды рухнули. Она улыбнулась и кивнула. Он снова потянулся к ней, производя джикские звуки, и она отвечала на них и на языке джиков, и рудиментарными звуками Нации. Потом они вместе соскользнули на пол, опрокинув бутыль с вином и рассыпав с подноса еду, которую она принесла. Это уже не имело значения. Его руки скользили по всему ее телу. Похоже, у него не было ясного представления, что надо делать — только туманные предположения и догадки, — и она едва ли знала больше него; но каким-то образом они разобрались: прижав его к себе, она раздвинула бедра, и он проник внутрь.

«Так вот как оно происходит», — подумала она.

Да, так оно и происходило, великая вещь, с помощью которой достигается так много. Тела соединились, и они стали двигаться. Вот и все. Но какие ощущения! Как все просто и правильно!

Потом она уже ни о чем не задумывалась вообще, если не считать смутной тревоги но поводу того, хорошо ли они закрыли дверь. Однако и эта мысль вскоре покинула ее. Они катались по полу, смеясь и выкрикивая на обоих языках. Они прижимались к друг другу, щипались, задыхаясь от восторга, пока Кандалимон не издал тяжелый звук, напоминавший лошадиное ржание — такого Нилли Аруилана еще не слышала, — и не забился в какой-то конвульсии. И, к своему удивлению, она вдруг почувствовала внутри себя подъем теплого чувства, словно она вот-вот взорвется, и спустя мгновение с ее губ сорвался другой, не похожий на его звук. Она поняла, что это был возглас радости; возглас, свидетельствовавший об экстазе; возглас освобождения от наложенной на самое себя епитимьи.

Они лежали молча и лишь время от времени с удивлением поглядывали друг на друга. Потом он снова потянулся к ней.

Позже, намного позже, когда они вновь успокоились и страсть уступила место тихой нежности, Кандалимон сказал:

— Я хочу еще кое-что.

— Скажи что. Скажи мне.

— Мне здесь так грустно — я все время нахожусь в одной комнате, — признался он, ласково проводя кончиками пальцев по шерсти Нилли Аруиланы. — Ты не можешь уговорить их, чтобы они позволили мне выходить? Чтобы позволили мне гулять по городу как свободному человеку? Ты сделаешь это для меня, Нил ли Аруилана? Ты сделаешь?

У Фа-Кимнибола было пять изящных, прекрасно выполненных повозок, в каждую из которых была впряжена пара зенди, которых он выбирал в соответствии с их живостью и энергичностью, и четверка равно великолепных животных в качестве резерва на случай, если по дороге кто-нибудь упадет. Он не собирался проделывать это путешествие подобно купцу, который мирно тащится в северном направлении в течение нескольких месяцев. Нет, он намеревался пронестись одним махом, подобно падающей звезде, останавливаясь лишь там, где необходимо, добиваясь от зенди и своих компаньонов предела возможностей. Он стремился броситься в это предприятие как можно быстрее, чтобы, представ перед королем Саламаном и посидев с ним, заключить запоздалый мир.

Но, несмотря на самые лучшие намерения, путешествие проходило медленно, и он вскоре понял, что убыстрить ход событий не в состоянии. Его главным возничим был Эспересейджиот — ярко-золотистый чистокровный бенг, который знал зенди так же, как имя своего отца. Эспересейджиот выжимал из животных всё возможное, при этом понимая, где был их предел.

— Теперь мы должны остановиться и отдохнуть, — сказал он в первый вечер после их отъезда из Доинно, когда находившееся на западе солнце было еще высоко.

— Так рано? Еще полчаса, — отозвался Фа-Кимни-бол.

— Они убьют денди.

— Всего лишь полчаса.

— Принц, неужели вы хотите лишиться животных в первый же день?

Что-то в голосе этого человека заставило Фа-Кимнибола отнестись к его словам серьезно.

— Они действительно умрут, если мы потребуем от них проехать еще немного?

— Если не сегодня, то завтра. Если не завтра, то послезавтра. Сейчас мы должны остановиться. Ставлю свой шлем, что если мы сегодня проедем дальше и попытаемся завтра проделать такое же расстояние, то в течение трех ней у нас будет несколько мертвых зенди. Они очень чувствительны. Это не зенди-тяжеловозы. Вы выбрали резвых животных, которые повезут нас достаточно быстро, если будут в отдохнувшем состоянии. Но если они начнут выматываться… — Эспересейджиот снял свой шлем — очень искусный шлем с пятью серебряными перьями, ниспадавшими назад — и вложил в руки Фа-Кимнибола. — Я ставлю свой шлем, принц Фа-Кимнибол. Против вашего кушака. При таком темпе за три дня двое умрут.

— Нет, — сказал Фа-Кимнибол. — Мы остановимся.

Лето было еще в разгаре, и воздух был густым и тяжелым. Часто выпадали дожди. Эта земля, расположенная к северу от Доинно, была плодородной, с множеством ферм. Временами Фа-Кимнибол замечал небольшие группки фермеров, которые мрачно стояли у границ своих владений, должно быть предполагая, что он может на них напасть.

Но вскоре караван стал взбираться на холмистую местность. Там было значительно суше, однако фермы больше не встречались. Земля была коричневой, каменистой и лишенной растительности. С севера дул ветер. Кое-где бродили дикие звери, которые вряд ли приближались к оседлым территориям. Над головой зловеще проносились стаи большекрылых грифов с изогнутыми клювами. По ночам эту обнаженную местность заливал холодным, мерцающим светом огромный серебряный глаз изрубцованной Луны, потемневшей от нанесенных ей холодными звездами ран.

Благодаря опытному руководству Эспересейджиота, зенди отлично справлялись со своей задачей. Каждый день они пробегали с огромным усердием. Это были стройные серые звери со впалыми боками, горделиво выгнутыми шеями, аристократичными круглыми головами и нервными ноздрями. Когда они двигались, то фыркали и гарцевали.

Теперь Фа-Кимнибол понял, почему в первые дни путешествия Эспересейджиот так жалел зенди. Эти звери были натренированы только для городских перевозок. Они привыкли таскать колесницы принцев и никогда не использовались на открытой местности. Если вымотать их с самого начала, когда легко достать фураж, то какой запас останется у них на более трудные дни? Согласно теории Эспересейджиота, надо было дать им возможность постепенно стать выносливее, чтобы они могли полностью набраться сил к тому моменту путешествия, когда на их долю выпадет более трудная задача.