— В чем дело? — спросил Креш.

Она медленно покачала головой. Она тоже делала священные знаки.

— Спаси нас, Джиссо, — несколько раз повторила она странным, глухим голосом.

— Мама? — обратилась к ней Нилли Аруилана.

Креш поймал Таниану за руку:

— Ради всех богов, Таниана, скажи, что произошло!

— О, Нилли, Нилли…

— Мама, пожалуйста!

— Мальчик, явившийся от джиков, гробовым голосом начала было Таниана. — Эмиссар.

— Мама, что? — в отчаянии воскликнула Нилли Аруилана. — С ним все в порядке?

— Его недавно обнаружили в глубине аллеи возле Дома Муери. Мертвым. Его задушили.

— О боги! — вырвалось у Креша.

С протянутыми руками он обернулся к Нилли Аруилане, чтобы успокоить ее. Но опоздал. С душераздирающим криком боли девушка развернулась и, перепрыгнув через край ложи вождя, устремилась в толпу, разбрасывая людей, попадавшихся ей на пути с такой бешеной силой, словно это были соломинки. Через секунду она скрылась из виду. А еще через одно мгновение, пыхтя как неуклюжий кафал с круглыми глазами, подбежал второй охранник. Он вцепился в край ложи вождя двумя руками, пытаясь прийти в себя.

— Леди! — не подумав, выпалил он. — Убийство на стадионе! Капитан стражи, леди… капитан стражи…

Было около полуночи. Дождь прошел, и над землей подобно призракам, витающим в воздухе, поднимались густые белые клочья тумана. Импровизированное освещение ведущих членов Президиума длилось уже целый вечер: они занимались только одним — бесконечным обсуждением убийств, словно все эти разговоры могли воскресить мертвых. В конце концов, так и не закончив, Таниана всех распустила. Остался только Хазефен Муери. Она попросила его задержаться.

Вождь была на грани истощения. Этот день стоил тысячелетия.

Не одно, а целых два убийства. Город не ведал насильственной смерти. И вот в один день — целых два, причем в день Фестиваля!

— Я просто попросила тебя приостановить его проповеди, — одарив Хазефена Муери ледяным, колючим взглядом, произнесла Таниана. — А не убивать! Что же ты за зверь, если убил его подобным образом?

— Леди, я не желал его смерти, так же как и вы, — хрипло отозвался Хазефен Муери.

— Но при этом подослал капитана стражи сделать это.

— Нет, леди, уверяю, что нет. — Хазефен Муери казался тоже измученным и усталым. Его черный мех отяжелел от пота, а белоснежные полосы потемнели от дневной грязи. Его янтарные глазки остекленели от переутомления. Он опустился на каменную скамью перед ее столом и сказал:

— Я сказал Кьюробейну Бэнки не больше, чем вы сказали мне: что он должен его заткнуть, чтобы прекратить его проповеди. Об убийстве разговора не было. Если его убил Кьюробейн Бэнки, то это была полностью его инициатива.

— Если его убил Кьюробейн Бэнки?

— Но ведь нет никаких доказательств.

— Удавка, которую он использовал, была намотана на его запястье.

— Да, — устало подтвердил Хазефен Муери, — согласен, при нем была найдена удавка. Но многие из мужчин, подобных Кьюробейну Бэнки, носят удавки больше для украшения, чем для чего-либо иного. Намотанная на его запястье удавка ничего не доказывает. Мы не можем быть уверенным в том, что для убийства Кандалимона он использовал именно эту. Но даже если это и так, то не исключена возможность, что лицо, убившее Кандалимона, убило также и Кьюробейна Бэнки, после чего намотало ему на руку удавку, чтобы подозрение пало на капитана. Или, позвольте выдвинуть еще одну гипотезу: Кьюробейн Бэнки обнаружил убийцу и отобрал у него удавку, чтобы представить ее как вещественное доказательство, но был убит.

— У тебя изобилие версий.

— Таков мой образ мышления, — сказал Хазефен Муери. — Я ничего не могу с этим поделать.

— Ну да, конечно, — раздраженно отозвалась Таниана.

Ей очень хотелось призвать внутреннее око и попытаться выяснить, насколько глубоко в действительности замешан Хазефен Муери в этом темном деле. Ей все еще казалось, поскольку она знала его как никто другой, что он скорее всего истолковал ее распоряжение как директиву устранить Кандалимона. Кроме того, Кандалимон был соперником Хазефена Муери в отношении Нилли Аруиланы и даже добился любви девушки. Хазефену Муери было удобно истолковать ее слова по-своему и подослать это свое животное Кьюробейна Бэнки убить джикского посланника. А потом убрать и самого капитана стражи, чтобы тот случайно не проболтался.

Все сходилось. Казалось, что Хазефена Муери, словно тусклое зловонное облако болотных испарений, окружала аура вины. Это чувствовалось даже в том, как он здесь сидел.

Но Таниана не могла просто проникнуть в его сознание для поисков фактов. Это было бы скандальным вторжением. Это выходило за рамки приличия. Для этого она должна была сначала предъявить официальное обвинение и вызвать его в суд. И в случае его невиновности она приобретет лишь неизменного врага, который, между прочим, был одним из самых коварных и влиятельных людей в городе. Так рисковать не стоило.

«Неужели подсознательно я когда-нибудь хотела разделаться с Кандалимоном? — удивилась она. — Неужели я каким-то образом выразила это перед Хазефеном Муери?»

Нет. Нет. Нет.

Она никогда не желала юноше зла. Она просто хотела уберечь детей города от безумия джикских учений, которые он распространял. Она была в этом уверена. Приказать убить первого и единственного любовника своей дочери… нет, такое ей не могло прийти в голову никогда. Где теперь находилась Нилли? После того, как она покинула стадион, ее больше никто не видел.

— Вы все еще подозреваете меня? — спросил Хазефен Муери. Таниана пристально и сурово посмотрела на него.

— Я подозреваю каждого, кроме разве что моего супруга и дочери!

— Как мне заверить вас, леди, что я не принимал участия в убийстве мальчишки?

— Пусть все идет своим чередом, — пожав плечами, отозвалась Таниана. — Но, полагаю, не без твоей помощи капитан стражи вбил себе в голову, что Кандалимона надо убить, и, может, убить самому.

— Вполне допустимо.

— А тогда как же быть со смертью Кьюробейна Бэнки?

Хазефен Муери мирно развел руками:

— Понятия не имею. Возможно, его поймали в темном углу какие-нибудь хулиганы, присутствовавшие на Играх. Попытались свести с ним старые счеты. Ведь он, если уж на то пошло, был капитаном стражи. Он свободно использовал свое положение. У него должны были быть враги.

— Но его убили в тот Же день, что и Кандалимона…

— Совпадение, которое могут объяснить только боги. Я, леди, разумеется, не могу этого сделать. Но расследование будет продолжаться до тех пор, пока мы не получим исчерпывающий ответ, пусть на это потребуются даже сотни лет. Оба убийства будут разгаданы. Я обещаю вам это.

— Через сотни лет все это уже не будет иметь никакого значения. А сейчас важно одно — посланник Королевы всех Королев был убит во время пребывания в нашем городе. В разгар переговоров о мирном договоре.

— И это вас тревожит?

— Я не хочу, чтобы мы были втянуты в войну с джиками до того, как будем к этому готовы. Одному Джиссо известно, что творится в головах у джиков, но на месте Королевы я рассматривала бы убийство своего эмиссара как крайне серьезную провокацию. Между прочим, как военное действие. А мы еще далеко не готовы сразиться с ними.

— Согласен, — сказал Хазефен Муери. — Но это провокация совсем иного рода. Подумайте, леди. — И он начал загибать пальцы: — Первое: его миссия выполнена. Свое послание он доставил, а это все, что от него требовалось. Он не был уполномочен вести переговоры, а являлся просто посыльным, причем даже не правомочным посыльным. Второе: он горожанин этого самого города, вернувшийся после длительного отсутствия из-за его похищения. Он никоим образом не являлся подданным Королевы. Она владела им только потому, что ее люди украли его. Так что какие требования она может предъявлять? Третье: между Доинно и Гнездом не существует никаких контактов, поэтому нет причин беспокоиться, что они обнаружат, что произошло с эмиссаром, если их это вообще интересует. Отвечая на их предложение, если вообще сделаем это, мы не обязаны отчитываться о том, что в данный момент происходит с Кандалимоном. Или, допустим, мы не станем отвечать совсем. Четвертое…