— Я понимаю, — прошептала она. — Королева… Создатель… Накаба… Пятерка — это все одно, это просто разные лица одного и того же…

— Да. Да.

Теперь ночь приближалась быстрее. Находившееся за ее спиной небо покрывали голубые, алые, пурпурные и зеленые полосы. Впереди простиралась темнота. Пробудились фонарные деревья. Повсюду показывались обитатели джунглей — вокруг нее то и дело мелькали крылья, шеи, лапы с когтями, чешуйчатые бока, челюсти.

Она упала на колени. Она не могла идти дальше. Вместе со способностью думать к ней вернулось и сознание истощенности организма.

Но, пока она ползала, задыхаясь и трясясь от великой усталости, ей на какой-то миг вдруг показалось, что она снова одна в этом мире, если не считать животных, которые зловеще кричали, гоготали, шипели и мычали в сгущавшейся ночи. Она задрожала от страха. Куда делись боги? Неужели она бежала так быстро, что они остались позади?

Нет. Она все еще чувствовала их. Ей нужно было лишь открыться, и они придут.

— Сюда, дитя мое. Я Муери. Я успокою тебя.

— Я Джиссо. Я укрою тебя.

— Я Эмакис. Я дам тебе пищу.

— Я Фрит. Я исцелю тебя.

— Я Доинно. Я изменю тебя. Я изменю тебя. Я изменю тебя, дитя мое.

Для Фа-Кимнибола шла пятая неделя в городе Джиссо. Действительные переговоры по вопросу военного союза между Саламаном и городом Доинно еще не начинались: состоялось лишь предварительное обсуждение и сделать несколько набросков. Саламан явно не торопился. Он уклонялся от попыток Фа-Кимнибола перейти к более серьезным вопросам. Вместо этого король развлекал его бесконечной чередой пиров и празднеств, словно считал его членом своей семьи. Девушка Вейавала делила с ним ложе каждую ночь, как будто они уже были помолвлены. Он очень быстро стал принимать и получать удовольствие от ее страстности. Это вернуло ему снова вкус к жизни.

Медленный темп переговоров его не беспокоил. Это давало возможность зарасти ране, образовавшейся после смерти Нейэринты, вдали от давних и привычных ассоциаций. Каким-то странным образом Фа-Кимнибо-лу было приятно вновь оказаться в городе, где он провел образующий период своей жизни — с детства до девятнадцати лет. Венджибонеза — место его рождения — казалась не чем иным, как сном, а Доинно, каким бы огромным он ни был, каким-то нереальным и далеким. Вся его жизнь, проведенная там — роскошный дом, жена, развлечения и друзья, — поблекла, пока не стала тревожить его память лишь изредка. Здесь, в тени эксцентричной колоссальной стены Саламана, в этом плотно заселенном, сыром кроличьем садке города, он почему-то начинал чувствовать себя как дома. Это было удивительно. Он не понимал этого. Он даже не пытался этого сделать. А что касалось его поручения, его посольства, то чем медленнее продвигалось дело, тем вернее. Союз, который он вынашивал в голове, лучше было ковать без спешки.

Он очень часто выезжал верхом в прилежащие к стене районы — обычно с Эспересейджиотом, Дьюманкой и Симфала Хонджиндой, но иногда с одним или двумя старшими сыновьями короля. Инициатором этих прогулок был сам король.

— Вашим зенди захочется поразмяться, — сказал он. — Улицы города слишком узкие и извилистые. Животным будет негде сделать это.

— А как насчет возможности столкнуться с джиками? — спросил Фа-Кимнибол. — Насколько я понял, округа просто кишит ими.

— Если ты заберешься слишком далеко на север, то это правда. А так тебя никто не потревожит.

— Ты имел в виду к Венджибонезе?

— Да. Именно там и обитают эти грязные паразиты. Может быть, целый миллион. А может, и десять миллионов. Венджибонеза кишит ими, — сообщил Сала-ман. — Она наполнена ими, как блохами. — Он хитро покосился на Фа-Кимнибола: — Но даже если ты и встретишь несколько джиков, что из того? Насколько я помню, когда-то ты отлично знал, как разделываться с ними.

— Надеюсь, что знаю это и теперь, — спокойно отозвался Фа-Кимнибол.

Но за пределами города он, однако, вел себя осторожно. Обычно он проносился по знакомым территориям, располагавшимся к югу от города; пару раз вместе с Эспересейджиотом они забирались в ничем не грозившие восточные леса, но никогда не отваживались кататься в северных районах. Он особо не боялся столкнуться с джиками и проклинал Саламана за скрытый намек на трусость. Разрубить на части несколько джиков — было бы неплохой спортивной тренировкой. Но он прибыл сюда с поручением, и погибнуть в стычке с насекомыми будет более чем глупо — это будет безответственно.

Затем сам Саламан предложил ему прокатиться верхом. И Фа-Кимнибол был крайне удивлен, когда король повел его на запад через высокогорное плато, которое сменилось неровной, испещренной ущельями местностью, где их зенди едва передвигали ноги. Это был трудный, пересеченный район. Опасность могла подстерегать повсюду. Не исключено, что Саламан решил проверить мужество своего гостя. Или продемонстрировать свое. Фа-Кимнибол едва сдерживал свое раздражение.

— Именно здесь, — произнес король, — мы разбили джиков в день той великой битвы. Ты помнишь? Ты был так молод.

— Достаточно взрослый, кузен.

Некоторое время они молча стояли, разглядывая окружавшую их обстановку. Фа-Кимнибол почувствовал, как старые воспоминания, со временем отошедшие на задний план, вновь зашевелились в нем. Сначала он вспомнил, как из-за приспособления Креша среди джиков началась неразбериха, когда их твари бросились врассыпную прямо в усыпанные валунами лощины. А затем битву! Как он сражался в тот день, разрубая их на части, когда те беспорядочно кружили вокруг. Сколько ему было лет, шесть? Что-то около этого. Но размерами он вдвое превышал ребенка своего возраста. У него был свой меч, который был далеко не игрушечным. В его жизни был звездный час: ребенок — воин, мальчик — оруженосец, выполняющий тяжелую работу и рубящий с неистовством и рвением. Это был единственный раз в его жизни, когда он познал истинное удовольствие от войны. Он бы очень хотел снова почувствовать ее опьянение на своих губах.

Во время второй поездки с Саламаном король повел себя еще более смело: на этот раз он устремился на северо-восток от города в возвышенные, покрытые лесами земли — как раз туда, куда советовал Фа-Кимни-болу не заезжать — и безостановочно проскакал несколько часов. Устремляясь все дальше и дальше, Фа-Кимнибол предположил, что Саламан задумал проделать путь до самой Венджибонезы или какое-нибудь подобное сумасбродство. Разумеется, это было невозможно, потому что на такое путешествие потребовались бы недели и закончилось бы оно смертью. Считалось, что северо-восток, даже рядом с городом, был наводнен джиками. Ехать этой дорогой было рискованно, почему же король избрал ее?

Было уже далеко за полдень. Они ехали молча по очень высокому горному хребту, который простирался далеко за горизонт. Местность становилась все более дикой. Один раз прямо над головой небо ненадолго потемнело от перелетавших кровянок. На горячем солнечном бугорке стягивалось к теплу зловещее скопление огромных бледных насекомых — под названием «зеленые клешни», — толстых многочленных существ, каждое из которых в половину роста человека. Позже путники проезжали по земле, в которой, казалось, кто-то поработал гигантским сверлом, и, посмотрев вниз, Фа-Кимнибол заметил огромные, как блюдца, алые глаза, выглядывавшие из мягкой перевернутой почвы, и мощные желтые челюсти.

В конце концов они остановились на открытой спокойной лужайке, расположенной на вершине гребня горы. Фа-Кимнибол вглядывался в сгущавшиеся на востоке тени. Венджибонеза находилась где-то там, далеко за пределами его поля зрения. Он едва ее помнил — лишь разрозненные фрагменты: какое-то подобие башни; булыжная мостовая огромного бульвара; роскошный размах широкой площади. Этот блестящий древний город, наполненный призраками. И миллион джиков, неистово роящихся в своем муравейнике. Это место, должно быть, провоняло ими!

Спустя какое-то время Фа-Кимниболу показалось, что он смог различить фигуры, угловатые и чужие, которые перемещались под краем мелкого каньона, находившегося далеко впереди.