Когда эта процедура была закончена, она сказала:

— Папа, мы должны поговорить о других вещах. Время, когда мы должны были это сделать, давно прошло.

— О других вещах? О каких?

— О… Гнезде… — нерешительно пояснила она. — О… Королеве…

Он был явно ошарашен.

— Ты действительно хочешь поговорить о джиках?

— Да, о джиках. О том, что знаешь ты и что знаю я. Возможно, это совпадет. Ты всегда говорил, что должен получше понять джиков. Ты в этом не одинок. Я тоже хочу, папа. Я тоже.

Чевкиджа Эйм указал на изогнутую дверь из поврежденного бурями закопченного дерева в конце туманного переулка, отходящего прямо от Фишмонгер-стрит и окруженного с одной стороны грязными торговыми зданиями с фасадами из грязноватого красного кирпича. Хазефен Муери до этого никогда не бывал в этой части города. Это был какой-то промышленный район, пользовавшийся более чем дурной репутацией.

— Это находится в самом низу, — сообщил капитан стражи. — В подвальном помещении. Зайдете, повернете налево и потом В11из по ступеням.

— А это будет безопасно, если я прямо так возьму и войду? — спросил Хазефен Муери. — Если они меня узнают и запаникуют?

— Сэр, с вами будет все в порядке. В таком полумраке трудно различить даже фигуры, не то что лица. Вас никто не узнает. — Гибкий юный бенг улыбнулся и с поразительной фамильярностью подтолкнул Хазефена Муери под локоть: — Идите, сэр! Идите! Уверяю, с вами ничего не случится.

В самом деле, в длинной, изогнутой и провонявшей вяленой рыбой комнате было очень темно. Единственными источниками света служили два яйцеобразных светильника, подвешенные в дальнем конце на стене. Возле стола с фруктами и ароматическими ветками, по всей видимости алтаря, стояли мальчик и девочка.

Хазефен Муери как ни вглядывался, кроме темноты ничего не видел. Но потом его глаза к ней привыкли и он насчитал около пятидесяти человек, которые сидели, плотно прижавшись друг к другу, на грубых черных бочках. Они что-то бормотали, распевали и время от времени топали ногами в ответ на слова детей у алтаря. То там, то здесь возвышались бенгские шлемы, но в основном собравшиеся были с непокрытыми головами. Доносившиеся до него голоса были низкими, хриплыми, — голоса обыкновенных людей, трудящихся. Хазефен Муери снова почувствовал тревогу: он никогда особо не общался с рабочими, и следить за ними теперь, в их святилище…

— Садитесь! — прошептал Чевкиджа Эйм, почти толкнув его на одну из бочек заднего ряда. — Сидите и слушайте! Мальчика зовут Тикхарейн Туэрб, он жрец, а жрицей является Чиа Креун.

— Жрец? Жрица?

— Послушайте их, сэр.

Он с недоверием уставился на происходящее. Хазефену Муери казалось, что он появился в преддверии иного мира.

Мальчик-жрец издавал странные хриплые звуки, — ужасные щелкающие звуки, очень походившие на язык джиков. Находившиеся перед ним поклонники культа отвечали таким же причудливым образом. Хазефен Муери задрожал и закрыл руками лицо.

— Королева — это наша радость и успокоение, — неожиданно высоким и чистым голосом произнес мальчик. — Этому нас учил пророк Кандалимон, будь он благословен.

— Королева — это наша радость и успокоение, — монотонно повторили собравшиеся.

— Она — свет и путь.

— Она — свет и путь.

— Она — сущность и реальная ценность.

— Она — сущность и реальная ценность.

— Она — начало и конец.

— Она — начало и конец.

Хазефена Муери трясло. От этого свежего и невинного голоса все внутри замирало от ужаса. Свет и путь? Сущность и реальная ценность? Что за бред? Может, это ему снится?

Он почувствовал приступ тошноты и прикрыл рукой рот. Подвальная комната не имела окон, поэтому было душно и жарко. Мускусный соленый привкус от бочек с вяленой рыбой; душок потного меха, густой и острый аромат веток сиппарии и дилифара на алтаре — от всего этого ему стало дурно, закружилась голова. Он сцепил руки и что было сил уперся локтями в ребра.

Все — мальчик, девочка и собравшиеся — снова стали издавать джикские звуки.

В какой-то миг Хазефену Муери показалось, что пол под ним обвалится и он увидит в образовавшейся яме множество блестящих джиков, которыми кишела земля.

— Не волнуйтесь, сэр, — пробормотал рядом с ним Чевкиджа Эйм.

Он наблюдал за мальчиком и девочкой, которые теперь двигались вокруг, беря с алтаря фрукты и ветки и показывая их собравшимся, после чего клали их обратно, в то время как поклонники топали ногами и издавали жужжащие и щелкающие звуки. Что все это означало? Откуда это возникло, так неожиданно?

У мальчика на груди висел желто-черный амулет, который очень походил на тот, который носил погибший Кандалимон. Наверное, это он и был. У девочки на руке виднелся браслет-талисман, который тоже был сделан из джикского панциря. Даже в темноте эти украшения переливались каким-то потусторонним светом. Хазефен Муери помнил, что также переливались панцири джиков, когда те передвигались своими загадочными кругами по улицам Венджибонезы, когда он был ребенком.

— Кандалимон направляет нас с небес. Он говорит нам, что Королева — наша радость и успокоение, — снова выкрикнул мальчик.

И собрание снова отозвалось:

— Королева — наша радость и успокоение.

Но на этот раз дородный мужчина, сидевший за три ряда впереди Хазефена Муери, поднялся и прокричал:

— Королева — наш единственный, истинный бог!

И собрание начало было повторять вслед за ним:

— Королева — наш единственный…

— Нет! — возразил мальчик. — Королева не бог.

— Тогда кто она? Кто она? — На какой-то миг служба сбилась с ритма. Повсюду стали вскакивать люди, выкрикивая и размахивая руками.

— Расскажи нам, кто она такая!

Мальчик-жрец запрыгнул на алтарь. И мгновенно всеобщее внимание вновь сосредоточилось на нем.

— Королева, — произнес он все тем же мрачным и возвышенным речитативом, — божественная сущность, потому что она произошла от народов Великого Мира, которые жили на глазах у богов. Но сама она не бог. — Казалось, мальчик повторял какой-то заученный текст. — Она архитектор ворот, через которые в один прекрасный день вернутся боги. Так сказал Кандалимон.

— Ты имеешь в виду людей? — спросил дородный мужчина. — Это правда, что люди — истинные боги?

— Люди это… они… — Мальчик на алтаре запнулся. Его глаза остекленели. На это у него не было заученного ответа. Он посмотрел на девочку, и она вытянула свой орган осязания, обернув его вокруг ноги мальчика поразительно интимным образом. От удивления у Хазефена Муери перехватило дыхание. Похоже, этот жест успокоил мальчика: он снова обрел уверенность и воскликнул:

— Откровение людей еще не пришло! Мы должны продолжать ждать откровения людей! А пока наш проводник — Королева. — Он прищелкнул по-джикски. — Она — наша радость и успокоение!

— Она — наша радость и успокоение!

Теперь все в ответ защелкали. Этот звук был ужасающим. мальчик снова обрел над ними контроль. И это тоже приводило в ужас.

— Кандалимон! — кричали они. — Мученик Кандалимон, приведи нас к Истине!

Мальчик-жрец высоко поднял руки. Даже с такого расстояния Хазефен Муери видел, с какой убежденностью сверкали его глаза.

— Она — наш свет и путь.

— Она — наш свет и путь.

— Она — наша сущность и реальная ценность.

— Она — наша сущность и…

— Посмотри, — прошептал Хазефен Муери, — эта девочка уже соединилась с ним органом осязания.

— Сэр, они собираются снестись, — все находящиеся здесь собираются снестись.

— Не может быть. Все в одном месте?

— Именно так они и поступают, — небрежно произнес Чевкиджа Эйм. — Они сношаются, позволяя Королеве проникать в их души, — так я слышал. Эго их обычай.

— Это величайшая низость из всех возможных, — оцепенев от недоверия, выдавил Хазефен Муери.

— У меня на улице несколько офицеров. Стоит мне заикнуться, как через пять минут это место будет очищено ото всех любителей джиков.