Потом возникает дуновение ветра, если можно так выразиться, переносящее мое астральное тело в некое иное мироздание. Там уже нет облаков - бесконечное пространство пронзительно-ультрамаринового цвета. Любовь, покой и свет - так можно охарактеризовать атмосферу этого мира. Мое астральное тело буквально пропитывалось этой любовью, этим светом и этим покоем. После того, как оно достигло определенной концентрации этих чувств, возникло нечто наподобие воронки, которая начала вбирать меня в себя. Пришло понимание, что путешествие в небесный парадиз было временным - пора возвращаться. А этого делать, ох, как не хотелось. Быть может, поэтому, мое астральное тело орало нечеловеческим голосом:
- Пустите меня. Я ещё хочу любви неба-а-а!..
Пришел в себя с таким чувством, что на мою голову плеснули серной кислоты: болела она немилосердно. Разумеется, я задал вопрос по этому поводу в экспрессивной, правда, форме, мол, что вы, лекари, мыши белые, не лечите, а калечите? Мне ответили, что скоро все пройдет и я буду чувствовать себя лучше, чем раньше. То есть идиотом, вредничал я. Цицироном, посмеялись вредители в халатах. На этом наши распри закончились - я уснул.
Новое пробуждение было куда легче - без головной боли. А есть ли она, черепушка, спросил я и поднял руку, чтобы проверить её наличие на плечах. К счастью, башка присутствовала, однако была облеплена датчиками, как днище океанского лайнера ракушками. Экспериментаторы хреновы, выругался я. Так надо, Дмитрий, ответили мне, пострадай за национальные интересы.
- Еще слово о родине, - предупредил я, - и оторву все это к чертовой матери!
- Э, нет, - посмеялись специалисты. - Этого нельзя делать, дружок. Хотя, конечно, если хочешь быть дураком навсегда...
Этого не хотел и поэтому мне популярно объяснили, чтобы я не проявлял самостоятельность и берег свою бедовую головушку... Как зеницу ока, догадался сам.
На этом производственная маета закончилась и господин Фаст принялся меня инструктировать, как академик Павлов своих собачек.
- Никаких резких движений, - предупреждал он, сотрудник службы безопасности НИЦ, конечно, - чтобы не происходило.
- А что должно произойти? - живо интересовался я.
- Аномальная зона, - напомнил. - Будем надеяться: ничего плохого не случится.
- А вы где будете находиться?
- Везде, - сделал широкий жест рукой.
- Но чтобы они не заметили, - валял дурака.
А как себя вести, посаженному на невидимую цепь? Иногда и цепь дает иллюзию свободы и безнаказанности.
Потом по совету Дениса Васильевича я позвонил по телефону Анечке. Девочка обрадовалась: Дима, куда пропал? Прости, мелочи жизни, отвечал, как сама? Плохо, деда жалко; а ведь я предупреждала. Давай встретимся, предложил, вечерком. И Аня согласилась покататься на "Москвиче".
Ближе к ночи я уже чувствовал себя астронавтом, готовым бродить на поверхности ипритного Меркурия столько, сколько отечеству родному потребуется.
Последние инструкции уже получал в автомобиле, разрывающим светом фар мрак летней ночи. Полковник ГРУ допустил ошибку. Должно быть, он уверился в моей лояльности или посчитал, что "электронная" цепь надежное средство от головной боли, как гильотина.
- О нашем сотрудничестве, - предупредил, - мы Анечке не будем говорить.
- Почему?
- У неё и без нас проблем хватает. И потом: эксперимент должен быть абсолютно чистым.
- Мама мылом мыла Милу, - вспомнил я.
- Что?
- Чистота - залог здоровья, - улыбнулся я, понимая, что наша игра в "умри-воскресни" только начинается.
Отцы-командиры учили никому не доверять - даже собственной тени. Тень может предать, а что говорить о людях? Я не верил сотруднику разведки, чувствуя, что он преследует некие свои цели. Какие? Думаю, это скоро выяснится.
У знакомой мне элитной многоэтажки, где живал академик Сирота, кавалькада автомобилей притормозила. Я пересел из импортного комфортабельного лимузина "БМВ" в наш запыленный разбитый "Москвич" и отправился на свидание с девочкой Анечкой.
Вечерний городишко жил своей маленькой провинциальной жизнью: у ресторана "Дубна" гуляла несвежая свадьба, от железнодорожного вокзала торопились те, кто работал в столице, у торговых палаток дули пиво местные забулдыги. Я усмехнулся: другая планета, со своими законами и жизненными установками. Понять их можно только, родившись в этой атмосфере стойкого оптимизма и надежды на лучшее.
Анечка проживала на улице с характерным названием для строителей коммунизма - Энтузиастов. Что-что, а воодушевления нам не занимать. Это я про себя и невидимых естествоиспытателей, следующих за мной. Почему они уверены, что небесные гости пожелают с ними иметь дело? Воистину: человечеству самонадеянности не занимать. Ладненько, сержант, посмотрим, что из всего этого выйдет?
У подъезда панельного дома притормозил машину. На лавочке отдыхали юные жители городка: пели под гитару песни и пили кислое винцо. Когда-то, в другой жизни, и мы с Венькой Маминым так сидели, веря в собственную значимость и бессмертие. И что же теперь? Мой друг погиб, не оставив после себя никого, а я прихожу к пониманию, что вся наша жизнь это потери и поражения. Я уже потерял тело: мои мозги уже не принадлежат мне. Теперь идет охота за моей душой. И все бы ничего - наверное, в нашей удивительной стране можно жить и без тела, и без души, однако в эту научно-производственную мороку хотят вмешать Анечку. А терять её я не хочу, и поэтому оставляю за собой право действовать так, как буду считать нужным.
Пройдя мимо пьюще-поющих юных россиян на лавочке, девочка приблизилась к авто. То ли последние события, то ли джинсовый костюмчик сделал её чуть взрослее. Я открыл дверцы - и Аня села на переднее сидение.
- Я тебя искала, - сказала, - днем, а ты как сквозь землю провалился.
- Прости, - выезжал на центральный проспект. - Дела, - и усмехнулся: девочка словно угадала, где я находился. - Ты же знаешь этого зануду Фаста: где был, что делал? Неприятный тип, - произносил все это, прекрасно зная, что наш разговор прослушивается.
- Дедушка его не любил, - сказала Анечка. - Он говорил, что... эти стукачники...
- Стукачи?..