Глава 12

Следующим вечером Трэз буквально вприпрыжку спустился по главной лестнице особняка Братства. И шагая по красным ступеням, достойным царских палат, он радовался тому, что разноцветное фойе с гранитными колоннами пустовало: хотя он шел, подпевая, и вполне мог обнять всех и каждого на своем пути, он все же не хотел, чтобы его застукали в хорошем настроении.

На самом деле он едва ли не парил над землей, а ноги буквально выплясывали чечетку в духе Фреда Астера[19]. С другой стороны, тяжелая боль, сидевшая на его груди подобно слону, испарилась. В ее отсутствие он снова мог дышать, впервые после смерти Селены... и, вау, в качестве бонуса сердце перестало кровоточить.

И это забавно. Хотя он осознавал, насколько плохо ему было… потому что, алло, боли было столько, что он решил, что главный орган откажет... сейчас он получил свежую оценку своему физическому и эмоциональному состоянию.

Только когда боль отступила, он осознал, насколько сильна она была.

К тому же, посмотрите на него, впервые за долгое время он ждет с нетерпением кое–чего.

Кое–кого.

Об этом говорил Рив, когда пришел к нему и настаивал на медикаментозном лечении? Потому что если можно добиться такого эффекта от одной пилюли каждые 24 часа? Черт, дайте две. Он же не знал, что все так просто.

Нет, этот оптимизм, это возвращение к нормальности, которой у него на самом деле никогда не было, все было одновременно и простым и сложным. Вскоре он встретится со своей шеллан в той форме, в которой она к нему вернулась. И, вот неожиданность, это решало столько проблем... и создавало другие. Он думал о них, проведя бессонный день в кровати.

Да, он с удовольствием решит все проблемы.

Ступив на мозаичный пол, Трэз остановился и посмотрел в сторону веселья и шума, доносившихся через арку, ведущую в столовую. Был слышен смех и разговоры, тихое позвякивание стерлингового серебра о фарфор, время от времени – скрип стульев по полу, когда кто–то садился или вставал. Он мог представить всех за столом. Видел лица, тела на стульях. Все тридцать, включая додженов.

Он избегал совместные трапезы, и не потому, что не любил собравшихся, скорее наоборот. Когда бесконечно страдаешь, это сложно – находиться среди счастливых людей. Не хочется никого расстраивать, но и радость изобразить не в состоянии.

В его новом настроении его подмывало направиться в столовую, обнять всех и каждого и устроиться на свободном стуле. И вгрызаясь в ростбиф, запах которого он сейчас чувствовал, он бы извинился за то, через что заставил их всех пройти... ведь он знал, что братья и шеллан, другие солдаты, даже Фритц и персонал дома беспокоились за него. А потом он бы присоединился к разговорам и смеху.

Но... нет. Он не мог так поступить. Его приподнятое настроение – словно ринопластика. Все заметят, и не будет шанса избежать объяснений перед самыми родными и близкими.

Будет лучше, если он станет действовать постепенно, шаг за шагом.

Да, так и должно быть. Особенно когда он начнет вводить Селену в ее новом воплощении в круг Братства. Слава Богу, хотя бы Хекс знала, что происходит, она поможет избежать неловкое «ну здравствуйте».

Сделав глубокий вдох, Трэз направился к двери в вестибюль, напоминая себе, что он знает правду и этого достаточно. Реальность не станет более реальной, если в нее будет вовлечены больше людей... ему не нужны подтверждения «да, это действительно происходит». К тому же, если кто–то посмеет оспорить хорошие новости? У него был контраргумент в виде сорокамиллиметрового...

Трэз собирался открыть дверь в вестибюль, когда уловил краем глаза движение в бильярдной.

На полу, за столами для пула были разложены пара дюжин страниц. Не меньше двадцати, на всех виднелись яркие красные и зеленые пятна. Сделав глубокий вдох, Трэз ощутил запах краски, но не мерзкий и синтетический. Он был приятным и...

– Битти?

Девочка лежала на животе, окруженная открытыми бабочками с темперной краской. Она подняла голову и улыбнулась.

– Привет, дядя Трэз.

Он подошел к дочери Рейджа и Мэри и опустился на корточки.

– Вау. Вот это работа.

– Я делаю для всех рождественские открытки. – Она сполоснула кисточку в стакане с мутной водой. – Это человеческая традиция.

– Я слышал.

Изучая ее труды, Трэз подумал о том, что пришлось пережить этой девочке. Она всего лишилась, столько боли пережила. Но сейчас страдания закончились, ее удочерили любящие родители. Она получила свой счастливый финал, и он был рад осознавать, что в этом они похожи.

Ее красивое лицо стало серьезным.

– Моя мама и тетя Бэт рассказали мне о человеческих традициях. Нужно взять открытки для любимых и в этот праздник поставить их на камин, чтобы они могли любоваться ими каждый вечер. Я сберегла деньги, заработанные на присмотре за детьми, и сходила с папой в «Ханнафорд», но те открытки не особо подходят нам.

Трэз улыбнулся.

– Ну да, мы ж вампиры. Некоторые вещи из мира людей нам не подходят. Но, знаешь, я бы предпочел получить открытку, сделанную своими руками, чем купленную в магазине. – Он вскинул руку. – Не подумай, я не записал себя в лист получателей.

– Дядя Трэз, но ты в этом списке. Разумеется. – Но потом ее взгляд стал серьезным. – В смысле, вы оба.

– айЭм тоже? – Трэз кивнул. – Знаешь, логично подарить нам одну на двоих...

– Нет, он получит отдельную открытку. – Битти помедлила. Потом села и наклонилась над своими шедеврами. Взяв карточку, она протянула ее Трэзу. – Это для тебя. Прости, если... она не такая красивая.

Трэз нахмурился и, не посмотрев на карточку, накрыл рукой крошечное плечо.

– Битти. Мне не может не понравиться то, что ты сделала.

Она просто указала на открытку, поэтому он сфокусироваться на ней.

Трэз потянулся к протянутой открытке, и его рука еле заметно дрожала. Лист 8,5 на 11 дюймов, зрительно разделенный пополам – очевидно, чтобы потом согнуть листок. Перевернув его, Трэз заморгал. На нем была изображена пара, державшаяся за руки, а над ними сияла золотая звезда. Справа стоял более крупный мужчина с темной кожей и короткой стрижкой, в зеленом свитере и красных штанах. Слева – женская фигура поменьше, в красной блузке и зеленой юбке, с длинными темными волосами. Но цвет ее кожи был не естественным, а серебряным.

– Я хотела, чтобы Селена тоже была на твоей открытке. – Битти протянула руку к своей коллекции и достала еще одну карточку. – Поэтому я нарисовала ее как свою мамэн, видишь? И младшего братика. Они оба серебряные, потому что отправились на небо, но все равно остаются в наших сердцах.

Трэз взял карточку, которую Битти сделала для своей мамэн. На ней была фигура, нарисованная, как и Селена, с серебряной кожей, в красно–зеленом платье, а у нее на руках, в красно–зеленом конверте был завернут малыш с серебряным лицом. Рядом с парой с естественным цветом коже была нарисована Битти в красных штанах и зеленой футболке. Битти не улыбалась, но держала мамэн за руку.

– Я нарисовала еще одну. – Битти достала третью карточку. – Вот эту.

На третьей карточке стояло три фигуры, огромееееенный светловолосый мужчина в черном и с красно–зеленым шарфом, маленькая женщина с коротко–стриженными каштановыми волосами, в зеленых штанах и красной футболке, и такое же изображение Битти, как на карточке с ее мамэн.

На этой открытке Битти улыбалась. Все улыбались.

Рейдж стоял, обнимая большими руками Мэри и Битти. Женщины обнимали мужчину в ответ и держали друг друга за руки. Над их головами тоже была золотая звезда, а также две серебряных фигуры в белых мантиях, они протягивали руки, их лица улыбались, а позади них тянулся шлейф, с которого будто бы сыпались снежинки, формируя линию горизонта, на которой стояла вся семья.

– Это моя мамен и мой братик, – сказала девочка. – На небесах.

– Наблюдают из Забвения. – Он посмотрел на девочку. – Они очень красивые, Битти.

Битти взяла две карточки, приготовленные для себя, и аккуратно проверила пальчиком, высохла ли краска.

– Сухо. – Битти аккуратно сложила лист по центру. – Смотри, вот как должно выглядеть.

Она повторила операцию согнуть–распрямить с другой стороны. Потом села на пятки, хмурясь.

– Не знаю, делать ли отдельные открытки для мамэн и для Чарли. – Она посмотрела на него. – У меня должен был родиться братик. Я видела его во сне, и если бы он выжил, был бы мальчик. У него не было имени, поэтому я называю его Чарли. Про себя.

Взяв две открытки, Битти соединила их так, словно изображенные фигуры держались за руки.

– Я не могла не сделать для них открытку. К тому же... – Она указала на вторую. – Когда я сделала эту, то поняла, что могла вместить всех на одну. Это счастливая открытка, даже если они не с нами. Потому что они всегда будут с нами.

Серьезные глаза тринадцатилетней девочки встретили его взгляд.

– Когда я делала твою открытку, то подумала, чтобы расположить Селену над тобой, но... поставила ее рядом. Рядом с тобой.

Мурашки покрыли его затылок.

– Ты даже не представляешь, насколько оказалась права. Я оставлю ее себе?

– Давай я сверну как надо.

– Конечно, – пробормотал Трэз, протягиваю ей открытку.

Битти аккуратно соединили края, а потом с хирургической точностью провела пальцами посередине. Она сначала собиралась вручить ему открытку, но потом отложила ее.

– Я должна что–то написать внутри. Но у меня нет с собой нужных ручек. Они остались наверху в моей комнате. Я еще не собиралась писать пожелания.

Трэз посмотрел на серебряную фигуру и свое изображение:

– Знаешь, открытка сделана с любовью. Поэтому слова не нужны.

– Все нормально, можно оставить и так.

Вручая подарок, девочка крепко обняла его. В горле застрял ком, и он обнял ее в ответ. Она была такой крошечной, но такой сильной. Битти доказала, что у нее стойкий стержень.

– Спасибо, Битти. Я буду бережно хранить ее.