О том, что выдра очень любит играть, слышал я не раз. Слышал, что выдры любят кататься со снежных горок и подолгу забавляются с раковинами беззубок и плоскими камешками, подкидывая их и ловя, как цирковые артисты.

Я еще раз осмотрел оставшиеся на песке следы, осмотрел камешек-голыш, а когда отметил, что именно к этому камешку направилась из кустов моя лиса, то уже не сомневался: здесь, на песке совсем недавно резвилась выдра… Лиса же, не догадавшись, что можно просто так играть с каким-то камешком, терпеливо ждала в кустах, надеясь и на этот раз поживиться за чужой счет.

Наверное, лиса очень расстроилась, когда после долгого ожидания, наконец, подошла к тому месту, где каталась по песку выдра, и вместо оброненной рыбьей головы или оброненного рыбьего хвоста вдруг обнаружила несъедобный камень.

Есть у меня на реке любимое место. Место это тихое, тайное. У самой воды устроил я здесь небольшой мостик, чтобы присесть и разложить удочки. Справа и слева от мостика поднимаются кусты ольшаника, густые, непролазные, — и так вдоль всего залива.

В самую утреннюю рань, когда над водой плывут еще полоски ночного тумана, прихожу я сюда, забрасываю удочки и жду лещей.

О том, что лещи направляются к моим удочкам, узнаю я по пузырькам. Пузырьки один за другим поднимаются со дна реки — это большие рыбы ворошат на дне ил, разыскивая себе корм.

Вот первые пузырьки показались справа под кустом ольхи. Вот пузырьки все ближе и ближе. Сейчас лещ подойдет к самым моим поплавкам, увидит червя, вытянет вперед губы и чуть-чуть потянет в себя воду… Тогда поплавок слегка качнется, приподнимется над водой и ляжет набок.

Лещ не испугался на этот раз, забрал в рот червя. Я коротко взмахиваю удилищем, подсекаю — и далеко в воде заходило, завозилось на леске что-то большое, сильное.

Правда, не каждый день доводится мне видеть, как сначала чуть покачивается, а потом ложится набок поплавок. Дело в том, что лещи в реке очень осторожные, и не всегда удается их перехитрить.

Порой лещи не заглядывают в мой залив подолгу. Чего только я не делаю, каких только лакомств не готовлю! Прикармливаю рыб распаренным зерном, варю для них манную кашу, разыскиваю самых лучших земляных и навозных червей — все напрасно. Тогда я оставляю лещей в покое и неделю, а то и дольше не хожу на рыбалку. А когда проходит достаточно времени и, как мне кажется, лещи опять становятся не такими хитрыми, я снова беру удочки, готовлю самые разные угощения и иду к реке.

Вот и на этот раз еще с вечера сварил я кашу, напарил зерна для прикормки, сложил все это в рыбацкую корзину, лег пораньше спать, а в два часа утра был уже на ногах.

К месту я пришел еще до восхода солнца, неслышно спустился к воде, приготовил удочки, разбросал прикормку и стал ждать тихо, почти не шевелясь.

Заря разгоралась медленно, как всегда перед ясным, теплым днем. Сначала на востоке стали понемногу светлеть облака, потом макушки облаков стали чуть розовыми. Туманна воде поредел, и через полосы уходящего тумана я мог уже разглядеть свои поплавки.

Я не спускал с поплавков глаз и в то же время нет-нет да и посматривал то вправо, то влево — не покажутся ли в стороне пузырьки, не расскажут ли они мне о первом леще, заглянувшем в это утро в залив.

И вот справа, неподалеку от берега, появился на воде первый пузырек, за ним еще и еще — и вот уже целая дорожка из пузырьков потянулась в мою сторону. У берега пузырьки исчезли, и тут же качнулся поплавок…

Лещ рядом. Сейчас, еще немного… И как раз в тот момент, когда мне оставалось только взмахнуть удилищем, что-то тяжелое плюхнулось в воду у самых моих ног.

Я вздрогнул. От берега по воде расходились широкие круги. На месте была моя корзина, на месте была банка с червями — у меня ничего не упало в воду. Может быть, в воду свалился кусок глины, подмытый рекой?

Я, конечно, расстроился. Поплавки неподвижно торчали из воды, а леща и след простыл. Я снова притаился и ждал… И снова справа, под кустами ольхи, показались пузырьки, поднявшиеся со дна. Я затаил дыхание и как завороженный снова следил за пузырьками. А пузырьки появлялись на воде все чаще и ближе — лещ шел в мою сторону… И тут опять откуда-то сверху в воду шумно свалился большой кусок сырой глины.

Пришлось оставить удочки и подняться по обрыву на берег, чтобы узнать: может, надо мной кто-то нарочно подшучивает? Но вокруг никого не оказалось. А пока я оглядывался по сторонам, внизу, около моих удочек, снова раздался громкий плеск.

Нет, здесь что-то не так! Я спустился вниз и стал наблюдать за обрывом. Мне все-таки очень хотелось узнать, откуда это падают на мою голову, шлепаются в воду и пугают лещей комья глины… И тут я заметил, что небольшой комочек глины на самом верху обрыва медленно шевелится.

Да, да, шевелится и выдвигается вперед, будто его кто подталкивает там под землей. Прошла секунда, вторая, третья, четвертая — и комок сырой глины вылез наружу и покатился вниз. А его место уже занял другой такой же шевелящийся комок…

Я поднялся к этому странному месту и осторожно прикрыл рукой шевелящуюся землю. И тут же почувствовал, как эту землю изнутри кто-то сильно подталкивает. Я с трудом удерживал руку на месте, а кто-то там, изнутри, все давил и давил на мою ладонь.

Я убрал ладонь, и с обрыва вниз снова покатился комок глины. Я отыскал поблизости небольшой сучок и прикрыл им то место, где все время шевелилась земля. Но не прошло и полминуты, как этот сучок покатился вниз. Я поискал палку потолще и прочно закрыл ею отверстие. Казалось, мое упорство победило. Палка некоторое время оставалась на месте. Я уже собирался вернуться к своим удочкам и продолжить рыбную ловлю, как вдруг там, под землей, кто-то, видимо, собрался с силами, и тяжелая большая палка тоже полетела вниз с обрыва. И тут наконец я догадался, что воюю не с кем иным, как с самым обыкновенным кротом.

Я снова поднялся по обрыву на берег и по зеленому утреннему лужку увидел старые и новые кучки земли, нарытые кротами. И как я не заметил их раньше? А может быть, не заметил только потому, что кротов в наших местах очень много и эти самые кучки земли — кротовины — встречаются так часто, что я давно к ним привык.

Я присмотрелся… Вот одна недавно нарытая кучка. Здесь крот вытолкнул наверх землю уже после того, как выпала роса, — на этой кучке земли росы не было. Следом за этой кротовиной ближе к берегу появилась совсем недавно еще одна кучка земли, вытолкнутая кротом из норы. «Так, так, — рассуждал я. — Крот рыл ход-нору в сторону берега и по пути выталкивал наверх мешавшую ему землю. А тут поблизости оказался обрыв… Ну и догадливый же зверек — не стал рыть вертикальный колодец, а принялся сталкивать нарытую землю вниз с обрыва…»

Мне очень хотелось разрыть ход, чтобы увидеть самого зверька-землекопа. Но не тут-то было! Зверек тут же стих. Прошло немного времени, и снова сверху вниз, к моим удочкам, покатились комья сырой глины. Крот оказался упрямей меня — ему надо было во что бы то ни стало закончить свою работу, освободить новую подземную улицу от лишней земли, и он точно и верно выполнял намеченное.

Я оставил крота в покое. Собрал свою снасть и отправился домой. Нет, я не сердился на крота, который испортил мне всю рыбалку. Я просто понял, что вот такая большая настойчивость маленького зверька и помогла ему неторопливо и уверенно завоевать подземный мир, помогла построить свои подземные города, проложить длинные подземные улицы, где целыми днями кроту приходится работать, работать и работать.

С тех пор я стал гораздо уважительней относиться к кротам и старался никогда не наступать на кротовые холмики, кротовины, и на кротовые ходы, что встречаются в наших местах чуть ли не на каждом шагу.

Не так давно отправился я в лес за грибами. После первых осенних холодов в лесу появились опята, и я торопился собрать хоть немного опят, пока снова не ударят ранние утренники.