– Он может, – подтвердил я. – С Майком ты всегда можешь встречаться, как в первый раз. Не то что с людьми. Он способен полностью забыть, не порываться вспомнить и не думать о чем-то, даже если потом попросят. Так что, если тебе случаем что не в дугу, прими предложение.

– Бр-р-р… Нет, Майк, ты можешь их смотреть, сколько влезет. Но ни в коем случае не разрешай Ману.

Майк долго колебался – секунды четыре, а то и больше. По-моему, такого рода дилеммы способны довести менее мощные компьютеры до нервного раздрипа. Но Майк – Майк справился.

– Ман, мой единственный друг, следует ли мне принять эту инструкцию к исполнению?

– Прими и руководствуйся, – ответил я. – Но, Ваечка, ты непредусмотрительна. И можешь быть за это справедливо наказана. В следующий раз, когда я буду там, Майк мне все твои снимки отпечатает.

– Первый экземпляр в каждой серии, – предложил Майк. – Насколько позволяют судить результаты ассоциативного анализа данных такого рода, этот снимок с каллистической точки зрения удовлетворил бы любого здорового взрослого самца вида Homo Sapiens.

– Ваечка, ты как насчет этого? В виде расчета за яблочный пирог?

– Бр-р-р… Снимок, где у меня волосы в полотенце завернуты и я стою на фоне сетки без следа макияжа? Ты что, со своего ума химического спятил? Майк, не подпускай Мана к этому снимку!

– Не подпущу. Май, эта личность из тех, кто «не-дураки»?

– Для девушки – вполне не дура. Девушки, Майк, – интересный народ. Они способны делать выводы при меньшей базе данных, чем ты. Может, переменим тему и разберем твою сотню?

Переменили. Развернули распечатку, сообщили оценки. Попытались объяснить Майку хохмы, которых он не сумел понять. С переменным успехом. Но крепко споткнулись на тех, которые я пометил плюсом, а Ваечка минусом, и наоборот. Ваечка спросила у Майка его собственное мнение о них.

Надо бы спросить об этом до того, как мы сообщили свои оценки. А так этот малолетний прохиндей всякий раз соглашался с ее мнением и не соглашался с моим. Было ли это его мнение по-честному? Силился ли он таким образом подсластить новое знакомство, чтобы побыстрее превратить в дружбу? Или шутки строил надо мной в своем стиле, будучи чурка в вопросах юмора? Не знаю, не спрашивайте.

Но когда мы закончили дело, Ваечка написала на дощечке для заметок при телефоне: «Манни, МВ ь 17, 51, 53, 87, 90, 99. Майк – „она“».

Я прочел, пожал плечами.

– Майк, я двадцать два часа не спал. Вы, детки, балакайте, сколько влезет. Я тебе завтра звякну.

– Доброй ночи, Ман. Добрых снов. Ваечка, а вы тоже хотите спать?

– Нет, Майк, я вздремнула. Но, Манни, мы же не дадим тебе спать, разве нет?

– Нет. Когда я хочу спать, то сплю, – сказал я и взялся достилать постель.

– Извини, Майк, – сказала Ваечка, встала, взяла у меня дощечку: «Потом объясню. Кимарни, таварисч, тебе нужней, чем мне. Кинь косточки».

Я не стал спорить, кинул косточки и заснул, как провалился. Помню сквозь сон какие-то хихиксы и писки, но неясно, поскольку толком не просыпался. Потом проснулся и мигом пришел в себя, когда понял, что слышу два женских голоса: один – теплое контральто Ваечки, а другой – сладчайшее колоратурное сопрано с французским акцентом. Ваечка хрюкнула в ответ на что-то и сказала:

– Отлично. Мишеллетта, прелесть моя, я тебе позвоню. До скорого, роднуша.

– Чудесно. Доброй ночи, роднуша.

Ваечка встала, обернулась.

– Что за подружка у тебя? – спросил я. Еще мысль была, что в Луна-сити она никого не знает, стало быть, наверно, звонила в Лун-Гонконг. А в голове со сна крутилось, что почему-то ей не следовало бы звонить.

– Какая подружка? Эта?! Это же Майк. Вот не думали, что тебя разбудим.

– Майк?!

– Йес. Он как раз был Мишеллетта. То есть, мы обсудили, какого он пола. Он сказал, что может быть любого. И сделался Мишеллетта, ты слышал ее голос. Включился сходу, не сфальшивило ни разу.

– Само собой. Просто перевел формирователь голоса двумя октавами выше. Ты что затеяла? Хочешь довести его до раздвоения личности?

– Не угадал. Когда он Мишеллетта, у него совсем другие манеры и привычки, а насчет раздвоения личности не беспокойся. Его на растысячерение хватит. А так нам легче, Манни. Только познакомились – мигом сошлись, головки друг к дружке на плечико, и поболтали по-девчачьи, будто век друг дружку знаем. Так что теперь, например, история с этими дурацкими снимками меня больше не смущает. Мы и впрямь подробно обсудили все мои беременности. Мишеллетту это жутко заинтересовало. У нее на этот счет были чисто теоретические представления, а теперь есть самые настоящие жизненные. Манни, зуб дам, Мишеллетта – больше баба, чем Майк – мужик.

– Ну, что ж, предположим. Только каково мне будет в первый раз звякнуть Майку и услышать в ответ женский голос!

– Да не будет этого!

– То есть как?

– Мишеллетта – моя подруга. А ты целуйся дальше со своим Майком. Она дала мне прямой номер «MYCHELETTE» через «Y» и одно «L» – десять букв.

Ну, кабак! Но я как-то заревновал. А Ваечка вдруг выдала хикикс.

– Она мне кучу хохмочек выдала. Того сорта, что тебе не в кайф. Ну, скажу я тебе, она по части похабели – виртуоз!

– Гады они оба – что Майк, что твоя Мишеллетта. Стели постель. Я отвернулся.

– Кончай трепаться. Ручки под щечку, глазки закрой и спи.

Я кончил трепаться, сделал ручки под щечку, глазки закрыл и уснул.

Чуть позже полупроснулся от «женатского» ощущения: что-то теплое привалилось к спине. Не полупроснулся бы, но Ваечка во сне всхлипывала. Я повернулся и молча подложил ей руку под голову. Она перестала всхлипывать, задышала тихо и ровно. А я опять уснул.

Должно быть, мы спали, как убитые, потому что следующее, что я помню, – это как телефон звонит и его лампочка мигает. Я включил ночник, хотел встать, но оказалось, что правая рука подо что-то подоткнута, я ее тихонечко вытащил, спрыгнул с постели, взял трубку. И услышал голос Майка:

– Доброе утро, Ман. Профессор де ла Мир разговаривает по твоему домашнему номеру.

– Ты можешь переключить его сюда? По «Шерлоку».

– Само собой, Ман.

– Звонка не прерывай. Переключи перед отбоем. Откуда он звонит?

– По автомату из закусочной «Подруга ледокопа». Это…

– Знаю. Майк, когда дашь мне связь с ним, ты можешь остаться в канале? Я хочу, чтобы ты прислушался.

– Будет исполнено.

– Ты сможешь сказать, слушает ли еще кто-нибудь? По дыханию?

– По отсутствию реверберации от его голоса делаю вывод, что он говорит, пользуясь заслонкой. Но в закусочной кроме него есть другие люди. Хочешь послушать, Ман?

– Давай. Вруби меня. Но если он поднимет заслонку, предупреди. Ты не кореш, а золото, Майк.

– Спасибо, Ман.

Майк врубил меня, и я услышал, как Мама говорит:

– …чно, передам, профессор. Сожалею, но Мануэля нет дома. Вы не оставите мне номер? Он очень хочет до вас дозвониться. Он настоятельно просил, чтобы я непременно записала ваш номер.

– Ужасно жаль, сударыня, но я сейчас на выходе. Одну секунду, я гляну: сейчас восемь-пятнадцать. Я постараюсь позвонить ровно в девять, если смогу.

– Ну, разумеется, профессор, – голос у Мамы был воркующий, таким она разговаривала с мужчинами из не-мужей, которых одобряла, а с нами – редко. Мигом позже Майк сказал: «Хоп!», и я выпалил:

– Здорово, проф! Говорят, вы меня ищете. Это Мануэль.

Донесся изумленный ик.

– Поклялся бы, что нажал на рычаг! Но я же впрямь нажал! Должно быть, сломан. Мануэль, дорогой, как я рад тебя слышать! Ты только что пришел домой?

– Нет, я не дома.

– Но… Но тогда как же…

– Потом, проф, потом! Ваши слова кто-нибудь слышит?

– Не думаю. Я пользуюсь закрытыми кабинками.

– Небольшая проверочка. Проф, когда у меня день рождения?

Он помедлил, а потом сказал:

– Понял. По-моему, понял. Четырнадцатого июля.

– Проверочка закончена. Окей, давайте потолкуем.