— Я много чего знаю. И если я что-то спрашиваю, это не значит, что я этого не знаю. Ясно?

— Ясно.

— Где Коля живёт?

— Я не знаю, он свой адрес никому не даёт.

— Трубка?

— У него нет. Он на Придорожной каждый день бывает.

— А те двое? Киря с Темой?

— Я их больше не видела.

— Все, теперь помолчи.

Марголин уселся обратно в кресло, вытянул ноги и прикрыл глаза. Через минуту он посмотрел на Свету и спросил:

— Курить хочешь? — Она кивнула. — На. — Он бросил ей пачку сигарет и зажигалку и снова закрыл глаза, чуть подобрав ноги.

Света прикурила, стараясь не шуметь и пуская дым в сторону от Марголина. Она боялась сделать лишнее движение, чувствуя, что он контролирует её поведение, и продолжала сидеть на краю табуретки, пугаясь собственных мыслей о возможном будущем.

Открыв глаза, Марголин успокаивающе улыбнулся и принялся расспрашивать её, довольствуясь краткими её ответами. Так продолжалось полчаса.

— Вы меня и правда отпустите? — наконец осмелилась спросить Света, и Марголин ответил:

— Конечно! Про знакомую твою только расскажи…

— Её зовут Катя, фамилии не помню. От матери ушла, живёт у какого-то парня, он её на год младше, работает где-то шофёром. Она обычно в кабаках трётся: «Карат», «Максим», «Романс», в тех, что в центре. Она этим занимается от случая к случаю, а с местными смогла договориться, они её не трогают. Кто-то говорил, пару месяцев назад она с клофелином баловалась, чуть не вляпалась, едва ноги унесла. С тех пор вроде бы завязала. Обула каких-то чёрных, а потом барыгу, у него ларьки на Троицком. Он заяву в милицию накатал, не знаю, как она вывернулась… Говорили, у неё дядя когда-то в милиции работал, может, он помог?

Катя и дядя, раньше работавший в милиции… Этот дядя, если речь идёт о нужном человеке, весьма интересовал Марголина в свете последнего задания. Может, тут совпадение? Нет, он верил, в руки ему свалилась удача. Так и должно быть — везение и успех приходят к тем, кто в это верит и к этому готов.

— На, покури ещё, — заметив просительный взгляд Светы, Марголин бросил пачку.

— Там одна осталась.

— Да? Не страшно, бери. Сейчас ещё купим.

— Последнюю даже вор не берет, — неуверенно улыбнулась Света.

— Я же тебе разрешаю.

Она закурила, смяла кулачком пачку «Мальборо», оглянулась, ища куда бросить.

— Здесь не дворец, кидай под ноги, — заметил Марголин.

Ильяс и Макар, надо думать, пойманы милицией. Между их приятелями и конторой начнётся разборка. Если крыша конторы крепкая — не важно, обеспечивают её менты, бандиты или и те и другие, — результат будет нулевым, всех собак навешают на Свету и будут дружно её искать. Думать, что она пошла на контакт с угрозыском и сдала Ильяса, выгодно всем.

Ищите.

Света докурила сигарету, осторожно раздавила окурок каблучком и с надеждой посмотрела на Марголина.

Он встал, заложил руки за спину и, глядя в пол, медленно подошёл к ней. Света улыбнулась неуверенно. Марголин улыбнулся тоже и даже подмигнул, потом качнулся с пятки на носок, вальяжная неторопливость слетела с него, и все дальнейшее заняло доли секунды.

Она умерла, не успев ощутить боли. В застывших глазах читалась надежда. Марголин опустил невесомое тело на пол, отступил на шаг и передёрнул плечами.

Насвистывая, он прошёлся по мастерской и снял висевший на гвозде старый плащ из болоньи. Нацепив плащ, посмотрелся в зеркало и направился в соседнее помещение. Там стояла бочка с остатками цемента на дне. Марголин шустро, будто всю жизнь этим занимался, изготовил новый раствор. Перетащил труп и опустил его вниз головой в грязную металлическую бочку. Заглянул в неё и поправил ноги так, чтобы тело занимало меньший объём. Кинул сумку и находившиеся в ней вещи, а записную книжку отложил. Осмотревшись, он взял лопату и, не замарав сверкающих ботинок, забросал бочку цементом.

Кафе «Карат» представляло собой сборную стекляшку, пока ещё чистенькую, прилепившуюся к глухой боковой стене жилого дома недалеко от Центрального проспекта. Днём заведение пустовало, бармен дремал за стойкой, а за столиками торопливо обедали начинающие бизнесмены и прилично получающие служащие из соседних контор и магазинов. К вечеру зал наполняла публика агрессивно-разгульного вида, гремели колонки, над столиками стлался сигаретный дым, а тротуар перед подъездом загромождали сверкающие иномарки. Кухня «Карата» не поражала обилием и качеством блюд, тем не менее кафе по какой-то причине было популярным, исправно притягивая криминальную и стремящуюся стать таковой публику.

Марголин подъехал около одиннадцати и припарковался возле машин аналогичного класса. Правда, его БМВ чем-то неуловимо отличался от остальных, будто сверкающий кузов нёс на себе отпечаток личности владельца.

Включив сигнализацию, он прошёл в зал, в дверях столкнувшись с весёлой школьницей, пьяной в дугу. Следом за ней озабоченно протопал квадратного вида парень, накручивая на пальце ключи от машины.

Марголин вдруг получил увесистый тычок в плечо и, выругавшись в свой адрес, обернулся. Перед ним стоял, покачиваясь, крепыш в залитом вином дорогом костюме и с золотой цепью на волосатой груди.

— Ты чё?

Марголин отвёл его руку и попытался обойти. От ближнего столика за развитием событий наблюдала компания таких же пьяных идиотов. Крепыш перегородил дорогу и раскрыл рот для нового вопроса, но Марголин его опередил. Перехватив его кисть, он легко вывернул её в нужное положение, выждал и пристально посмотрел в судорожно трезвеющие глаза.

— Вопросы?

Парень молчал, и Марголин повторил кратковременное нажатие.

— Нет…

— Жалобы, предложения?

— Пусти-и…

Толкая парня перед собой, Марголин прошёл к стойке, достал сигареты и запрыгнул на высокий табурет. Пленник отреагировал на это движение коротким стоном.

— Так чего ты хотел узнать?

— Пусти…

— Сам-то ты кто? Чьих будешь, товарищ?

Усмешка, которой Марголин сопроводил последние слова, действовала сильнее, чем физическая боль.

— Ну? Я жду ответа.

— Саратовский…

— Что, из самого Саратова? В командировку, наверное, приехал.

— Э-э, хватит колоться! — Парень дёрнулся и тут же скривился от боли.

— Нормальным языком выражайся. И своим придуркам объясни, что, если они дёрнутся, руку тебе никто не спасёт.

Парень оглянулся на приятелей, которые в выжидательных позах застыли у столика, и отрицательно мотнул головой.

— Правильно. Значит, саратовский, говоришь… Проверим?

Свободной рукой Марголин достал радиотелефон и, держа его так, чтобы парень мог видеть, какие кнопки он нажимает, набрал знакомый пленнику номер.

— Надо сказать Шкиперу, что ты мне мешаешь…

— Нет! Ну не надо…

— Думаешь? — Марголин отнял трубку от уха и посмотрел на парня с сомнением. — А я думаю, надо… Как тебя звать-то?

— Виталик…

— А ещё как?

— Ну не надо…

— Надо. — Марголин дёрнул рукой, и Виталик чуть не упал на колени. — Не тебе, уе…ок, решать, что мне надо и что не надо. Погоняло у тебя какое?

— Сабренок…

— Как? Хм, даже и не слышал. Твоё счастье, занято. Или перезвонить?

— Нет…

— Ладно, иди пока…

Марголин заставил Виталика развернуться спиной, хотел дать пинок под зад, но ограничился тем, что от души сжал запястье. Понимая, что это — все, Виталик стерпел, изменился в лице и, торопливо отходя от стойки, тряс распухшей кистью.

Марголин пригубил коньяк и подумал, что жизнь — дурацкая и непредсказуемая штука. Можно вертеть судьбами сотен людей, ворочать огромными деньгами и руководить событиями, а потом в дешёвом баре нарваться на пьяную гопоту, срок жизни которой отмерен чуть больше, чем собаке. Кто такие эти «саратовские» и кто такой Шкипер? Так, тьфу, плевок, который высохнет, и даже тёмного пятнышка от него не останется.

«Саратовцы» заняли нишу, оставшуюся после того, как развалились «смоленцы». Страшилы-беспредельщики, которым дают дышать, пока серьёзных людей это устраивает. Пугала, они существовали всегда, и добровольно взвалили на себя эту роль, не понимая, что кафтан обветшает, а сменить одежду не дадут.