Освободился удобный столик около стойки, Марголин пересел туда, повернувшись лицом к двери, и позвонил своему помощнику в «Романс». Судя по доносившемуся из трубки шуму, там тоже было весело.
Около половины первого рядом с кафе остановилось такси, и Марголин, ещё не видя пассажиров, понял, что приехала та, кого он ждал. Фотоснимок, который удалось раздобыть днём, имел мало сходства с оригиналом, тем не менее Марголин узнал её. Отвернувшись к стойке, он допил коньяк и достал радиотелефон.
Появление Кати Ветровой вызвало оживление среди толпившихся у входа парней. В зал, перебивая грохот музыки, долетели восторженные крики. Она расцеловалась с тремя бандитами, потом отошла и пошепталась с одним из них в сторонке.
— Приезжай, она здесь, — приказал Марголин помощнику.
Размахивая сумочкой, Катя прошествовала через зал, и было ясно, что посетители отлично её знают. Нагнувшись через стойку, громко чмокнула бармена и повернулась к залу, выставив вперёд колено и продолжая размахивать сумочкой.
Марголин прошёл мимо неё и заказал чай. Катя проводила его любопытным взглядом, он никак не ответил, и она потеряла к нему интерес, тем более что в дверях появился кто-то из её знакомых. Расставив руки, они двинулись навстречу друг другу и сошлись в центре зала. Парень обхватил и приподнял её, после чего принялся кружиться, приближаясь к стойке. Катя визжала и хлестала его сумочкой по спине, и этот визг заставил Марголина поморщиться.
Помощник явился минут через двадцать. К этому времени Катя успела расстаться с вальсирующим приятелем, посидела за столиками, выпила ликёра и покурила на улице травку. Когда она возвращалась, у кафе остановилась иномарка редкой модели, и с заднего сиденья вылез молодой, не старше двадцати лет, худосочный парень в бежевом костюме и круглых тёмных очках на надменном лице. Придерживая открытую дверь, он остался стоять у машины, не обращая внимания на бьющее вокруг веселье, прямой и тонкий, как металлический стержень. Катя заметила его и, разом став серьёзной, подбежала. Было видно, как он что-то ей выговаривает, а она молчит, опуская голову все ниже и ниже. У Марголина создалось впечатление, что в завершение разговора он непременно даст ей затрещину, но парень ограничился тем, что взял её за подбородок и что-то сказал, глядя прямо в глаза, а она молчала и не пыталась вырваться, хотя её прежнее поведение, казалось бы, говорило, что такого обращения с собой она не потерпит. Крутые друзья, с которыми она так горячо здоровалась несколько минут назад, вмешиваться явно не собирались.
Марголин был озадачен: он знал всех имеющих сколько-нибудь значимый вес представителей городского криминалитета, но определить, кто сейчас разговаривал с Ветровой, не мог.
Парень в бежевом костюме погрузился в машину и уехал. Катя постояла на тротуаре, посмотрела ему вслед, что позволило Вадиму, помощнику Марголина, незаметно для неё проскочить в кафе. Вадим обладал способностью мгновенно сливаться с окружающей обстановкой; через секунду после того, как он занял высокий табурет и склонился над рюмкой, любой наблюдатель мог поклясться, что тот сидит здесь битый час.
Катя вернулась в кафе. Судя по выражению лица, разговор отбил у неё тягу к веселью. Кто-то из знакомых пригласил её за столик, но она отрицательно покачала головой и прошла к стойке.
Ситуация была идеальной. Сначала она отвечала резко, но постепенно втянулась в диалог, а через полчаса, позабыв неприятности, улыбалась Вадиму. Контакт был установлен. Прислушиваясь к долетавшим до него обрывкам фраз, Марголин не смог сдержать довольную усмешку и поспешил опустить голову. Боковым зрением он уловил, как откуда-то возникший Виталик, оторвавшись от очередной бутылки пива, с неприязнью глядит на Вадима. Что ж, если он опять попытается встрять, его ждёт неприятный сюрприз. Подготовка у Вадима послабее, а потому и действовать он будет жёстко.
Марголин допил чай и, убирая сигареты в карман плаща, не спеша поднялся и пошёл к выходу. Возле столика «саратовских» он всё-таки замедлил шаг и посмотрел на Виталика. Тот отвёл взгляд, радуясь, что приятели этого не видят. Марголин вышел на улицу и сел в машину.
Можно было уезжать, но он хотел дождаться отъезда Вадима и включил магнитофон. К музыке он относился равнодушно. На кассете была записана какая-то стандартная попса, и это полностью его устроило. Убавив звук, Марголин отвернулся к окну, жалея, что не купил банку лимонада.
Ждал он долго. Наконец Вадим, обнимая Катю за талию, появился в дверях. Минутой раньше кафе покинула толпа «саратовских», и это не понравилось Марголину.
Прикупив что-то в ларьке неподалёку, они вернулись и встали около джипа, потягивая пиво и миролюбиво разговаривая. Вадим усадил Катю на переднее сиденье, не спеша обошёл машину, пнул ногой левое колесо и устроился за рулём. Спустя минуту его белый «Пежо» покинул стоянку. Никто не стартовал следом, никто не бросился звонить. Марголин подождал, пока задние фонври «Пежо» скроются за поворотом, и включил двигатель.
Только сейчас он заметил, что у дверей кафе возник новый конфликт.
Виталик опять оказался в центре внимания. «Саратовцы» толпой окружили какую-то девушку и настойчиво чего-то добивались. Судя по более чем скромному внешнему виду, никакого отношения к посетителям «Карата» она не имела.
Марголин положил руку на рычаг коробки передач, собираясь отъехать, но передумал и выключил зажигание. Теребя во рту незажженную сигарету, он внимательно наблюдал за развитием событий. Они его совершенно не касались, но он медлил с отъездом. Возможно, он клюнул на то, что зачинщиком инцидента опять оказался неугомонный Виталик. Схватив девушку за руки, он что-то напористо ей доказывал, а потом попытался провести приём, жертвой которого недавно стал сам. Получилось коряво, но девушка вскрикнула, и Марголин, выругавшись, открыл дверь.
Двигаясь от машины к «Карату», он пробормотал что-то вроде «Мне это зачтётся» и выплюнул изжёванную сигарету.
«Саратовцы», забыв о девушке, глядели на самоуверенного незнакомца, державшего руки в карманах расстёгнутого белого плаща.
— Успокоился бы ты, старичок, — с издевательским сочувствием сказал тот, который веселился со школьницей, и в правой руке у него сверкнула рукоятка ножа.
Марголин остановился и оглядел противников. Один под его взглядом отвернулся и ковырнул асфальт носком кроссовки, словно извинялся за поведение друзей.
— Был такой случай, — Марголин сделал ещё шаг и остановился. — В другом, правда, городе.
— Какой случай, старичок? — ласковым голосом спросил старший «саратовец», нажимая в ноже кнопку фиксатора. Узкое лезвие вырвалось на свободу, отражая красно-синие огни рекламы «Карата».
— Шёл мужик с женщиной по тёмной улице на окраине города. Темно, страшно, прохожих нет. Они идут, и навстречу им вываливает из подворотни толпа… Ну, вроде вас. Начали к мужику цепляться, к стене его пихать и за галстук хватать. Он с ними поговорить пытается, а они ещё больше вые…ываются, силу вроде как свою чувствуют. В общем, окружили, остановили и предлагают: или мы тебе сейчас очки разобьём, или можем разойтись мирно, не трогая тебя, но тогда садись и насри на дороге, при всех, чтобы баба твоя видела, какое ты чмо. Мужик сказал: «Ладно», сел и насрал. Эти уроды стоят рядом, ржут, думают, что бы ещё такое сделать. А он достаёт пистолет и предлагает им все это съесть. И пистолет у него очень даже боевой, и он вполне серьёзно готов им воспользоваться.
— И что? — убирая лезвие, спросил старший.
— Все, — ответил Марголин. — Съели.
— Так все и съели? — Лезвие опять высунулось.
— Так все и съели, — со вздохом подтвердил Марголин. — Хотя им очень этого не хотелось.
— А не ты ли, старичок, был тем мужичком с пистолетом?
— Нет. Нет, не я.
— А-а… А то я и подумал, что не похож ты на него. Чтоб посреди улицы обосраться — это похоже, а чтобы твоё говно кто-то ел — нет, не похоже!
— Нож лучше так не держать, — сказал Марголин.