- Пусть так, - согласился я. - А Стас? Он же многое знает, ведет чуть ли не собственное расследование. Почему же преступник убирает Герася и совсем не боится Стаса? Это же он, а не Герась автор плана.

- Разве не ясно? - Симаков зябко передернул плечами. - Стас понял, что в "Лотосе" была использована его идея. Это и есть самая верная гарантия, что он будет держать язык за зубами. Согласись, это не тот случай, когда настаивают на авторских правах.

Ветерок с моря усилился, и в машине стало прохладно. Мы наполовину приподняли стекла.

- И все-таки не понимаю, зачем было нападать на меня, к чему этот спектакль в Якорном?

- А ты подумай и поймешь. Ты, Сапрыкин, такую бурную деятельность развернул, что у него просто не оставалось другого выхода.

- Опять, значит, я виноват?

- Это как посмотреть. Поработал ты на совесть. - Симаков кивнул на целлофановый кулек. - Только не зазнавайся... Ну а Якорный - что ж, это закономерно. С момента прихода на Приморскую ты действовал почти в открытую, на виду, и таким образом заставил противника себя обнаружить. Возможно, он догадывается, кто ты, а может, принимает за настоящего знакомого Кузнецова, этакого авантюриста, который прослышал об ограблении и тоже присоединился к поискам пропавших сокровищ. И в том и в другом случае его беспокоят твои встречи с людьми из "Страуса", тем более что с каждым днем ведешь ты себя все активней...

Симаков, снимая усталость, протер лицо ладонями и замолчал. Последние десять минут меня не покидало ощущение, что его мысли заняты еще чем-то, помимо нашего разговора.

- На чем я остановился? - немного погодя спросил он рассеянно.

- Вы сказали, что преступника тревожат мои контакты с людьми из "Страуса".

- Не тревожат - пугают. Особенно с Герасимовым. Встречу на толчке еще можно принять за случайность, но он приходит к тебе на Приморскую, ведет тебя в бар, оттуда на "тропу", к Стасу, а вечером вы снова встречаетесь в баре. Герасимов погибает под колесами автомашины. Однако тебя это не останавливает. Сегодня ты опять идешь в бар и проводишь там около двух часов. И как результат этого посещения - машина в Якорном... Короче, будь я агентом Госстраха, не видать бы тебе, Сопрыкин, страхового полиса. У этого молодчика железная хватка, и момент он выбрал, надо признать, удобный.

- Обидно. Если бы не туман, возможно, мы б уже знали имя убийцы.

- Разве дело только в этом? - откликнулся Симаков.

- А в чем же еще? - удивился я.

Он не ответил, отыскал на сиденье свои часы и надел их на руку.

- И все-таки жаль, что я не смог разглядеть машину, ее номер, хотя бы цвет.

Симаков неопределенно хмыкнул и обронил негромко:

- Мы это знаем.

Мне показалось, что я ослышался, хотя привыкший к ночным шорохам слух уже не воспринимал ни шума моря, ни трескотни кузнечиков и цикад.

- Что знаете?

- Марку машины, цвет, - сказал он с прежним бесстрастным выражением. - Мы засекли его, когда он сворачивал из переулка на бульвар, сразу после того, как пытался тебя сбить. Нашим ребятам, которые работают по этому делу, удалось сфотографировать машину.

Вот оно что?!

Теперь понятно, чем было вызвано наше свидание! Выходит, пока я шастал по задворкам гостиницы и упражнялся в картографии, операция благополучно завершена?! Да, но к чему в таком случае весь предыдущий разговор? К чему конспиративный характер нашего свидания? Зачем было расспрашивать, делать вид, что это важно и нужно, если вот уже несколько часов, как известно имя убийцы?!

- Мы предположительно знаем, кто сидел за рулем, - продолжал Симаков ровным, я бы сказал, чересчур ровным тоном. - Но это мало что меняет. Важно другое. Противник решился на крайние меры. Остановить его может только твоя бездеятельность, твоя полная пассивность. А потому, Володя, с завтрашнего дня, а точней, с этой самой минуты ты освобождаешься от дальнейшего выполнения задания.

Если он поставил себе целью окончательно сбить меня с толку, то добился своего - мысли замелькали, как стекляшки в калейдоскопе. Значит, преступник не арестован? Ускользнул? Или Симаков хочет проследить его связи? Если так, то чем вызвана моя отставка? Соображениями безопасности? Но я же сейчас в самом выгодном положении, это ведь надо использовать...

- Но, товарищ подполковник, какая необходимость... - заикнулся было я, но он не дал мне договорить.

- Ты свою миссию выполнил, и выполнил успешно. Теперь очередь за нами.

- Я не о том, я хотел сказать...

- Знаю, что ты хотел сказать. - В его голосе прорезались резкие нотки. - Повторяю: с сегодняшнего дня ты выходишь из игры. Все - точка.

Боясь вызвать новые упреки, я взял себя в руки. И без того ясно, что так разговор кончиться не может. Однако Симаков не спешил. Можно подумать: у него вообще пропало желание говорить.

Он включил зажигание, развернул машину и уверенно погнал ее через кустарник по одному ему ведомой дороге.

До самого шоссе мы ехали молча, и лишь когда вышли на трассу и с умеренной скоростью покатили к городу, он заговорил подчеркнуто сухо, показывая тем самым, что время беседы по душам и на равных истекло:

- Приказы, лейтенант, не обсуждаются. Они выполняются. Это азбучная истина, и надеюсь, мне не придется ее повторять...

Вступление не сулило ничего хорошего, и продолжение было выдержано в том же духе. Он припомнил мне и Нину, и вчерашний невыход на связь, и мою чрезмерную склонность к самостоятельности. Перебрав все большие и малые грехи, окончил:

- В розыске многое строится на индивидуальной работе, но труд у нас коллективный. Он требует дисциплины. Чем раньше ты это усвоишь, тем лучше.

Мы проехали мимо придорожного кафе. Под легкой пластиковой крышей, на ярко освещенном пятачке, танцевало несколько пар. Они пронеслись как мираж, как плоское изображение на экране кинотеатра, в котором только что выключили свет. За поворотом нас снова обступила тьма.

- А теперь слушай и запоминай, Сопрыкин. Сегодня с твоей помощью мы вышли на след преступника. Но, к сожалению, этого недостаточно. Остался невыясненным ряд важных вопросов. Нам нужно время: может, несколько часов, может, сутки - думаю, что не больше. Обстановка такова, что в течение завтрашнего дня ты должен оставаться на Приморской, но при этом категорически запрещаю тебе проявлять какую бы то ни было активность. Если б это зависело от меня, я бы вообще отозвал тебя оттуда, но преступника это может насторожить, да и наши планы окажутся под угрозой срыва. Оставайся, но никаких контактов по твоей инициативе, никаких идей, никаких самовольных действий. Ты понял?