— Прощаю тебя, но если не принесешь нам дичи, то мы съедим голубка, твою душу, и подтвердятся слова дивов, что живое живет за счет живого.
— Миленький ты мой, не надо есть мою душу, разве она вас насытит? А я принесу вам дичи.
Гор-оглы сказал:
— Принесешь дичи, исполнишь третью работу, и я верну тебе твою душу. Вот третья твоя работа: сооруди из горных камней для нас жилище.
Див полетел к чамбильским горам и вскоре вернулся, держа в руках камни крепкой горной породы. Он трудился до вечерней зари, а когда прилетел в последний раз, оказалось, что в его руках — два зеленых холма, а на холмах — дрожащие от страха горные бараны.
Их сразу же заметила Каракуз. Она ударила в ладоши и воскликнула, шамкая:
— Горные бараны! Горные бараны! Теперь насытимся вдоволь, справим новоселье!
Гор-оглы обратился к диву:
— Почтенный Афсар, ты пролетал над горами и равнинами мира, ты познал его низины и высоты, ты видел, как строятся людские жилища. Сооруди нам хороший дом.
Афсар, польщенный этими словами, ответил:
— Э, малыш, дом строить не стену возводить, здесь разум нужен, а нет у меня разума, он в моей душе, в моем голубке.
Тогда вернул Гор-оглы Афсару его душу. Голубок взлетел и быстро скрылся в широко разъятой пасти Афсара. Огромный див гак громко расхохотался, что загудели горные скалы вокруг родников.
Он сказал:
— Опрометчиво ты поступил, малыш, слишком ты доверчив. Теперь я покину тебя, и вы, люди, останетесь без дома.
— А я думал, что мы друзья, — проговорил сокрушенно Гор-оглы. — Я думал, что будешь ты теперь нас навещать, будешь отдыхать не среди пустынного зноя, а в прохладе у проточном воды. Но мне не надо вероломных друзей, уходи, дом построим и без твоей помощи.
— Я пошутил, малыш, — сказал див Афсар. — Теперь, когда ко мне вернулся разум, я понял, что хорошее дело ты задумал. Я хочу быть твоим другом, хочу отдыхать в твоем городе. Если бы нс ты, никогда бы я не догадался, что во мне есть та сила, которая может добыть воду из пустынной земли. Не будем ссориться, малыш, назови мне свое имя, чтобы я знал, как зовут моего друга.
Гор-оглы назвал свое имя, и див Афсар, наклонившись, осторожно пожал огромной, волосатой рукой маленькую руку сына слепца. А затем приступил див к постройке дома. Славный вырос дом, в два яруса, с террасой у родника, и даже огородил Афсар мелкими камнями место для будущего сада.
Афсар, налюбовавшись делом своих рук, сказал:
— Ну, теперь я посплю. Раньше я спал но полгода, живя за счет живых. Посмотрим, как я буду спать с той поры, как я стал трудиться для живых. Посплю, отдохну и покину вас, а когда возвращусь к дивам, не поверят они мне, что я работал на людей, вместо того чтобы их есть.
Див распластался на земле, распластался так, что голова его, как мохнатый холм, выросла у родника, а покрытые шерстью ноги уперлись в каменную ограду.
Он тотчас же захрапел, и от его храпа, как от ветра, забурлила вода.
Биби-Хилал и Каракуз перенесли в новый дом очаг и котел. Они освежевали горного барана, сварили его, позвали мальчика нистали есть. Они были голодны, они падали от голода, но ели медленно и важно, как едят все бедные люди на земле. А Гырат и старая лошадь косноязыкой Каракуз пили воду из родника и, кося глазами, смотрели на людей, и дыхание новой жизни чудилось им в пустыне.
Мальчик освобождает воинов
Охотникам по сердцу горы, ущелья.
Для воинов битва — источник веселья.
Седло — их постель, их товарищ — кремневка,
Не смерть их пугает, а мрак подземелья.
Прошло два года. Благодаря воде появились посреди пустыни, внутри широкой ограды из горных скал, новые существа, бессловесные, но милые людям. Дикие гуси, пролетая над пустыней, увидели, что есть для них прохладная стоянка, и плескались они в сорока родниках. Семена, доставленные ветром, созрели в материнском чреве земли, и уже несколько тоненьких деревьев зеленело у воды. Сытная пища земли поднималась от корней по тонким стеблям трав, по их горлышкам, и травы росли. Перелетные птицы узнали, видимо, от журавлей о новом пристанище, и весной гомонил их базар, базар птичьих новостей, и, хотя двум женщинам и мальчику был непонятен язык пернатых, им казалось, что обширный человеческий мир присылает им своих посланцев в виде птиц. Но нет, люди еще не получили вести о воде в пустыне, и по-прежнему крохотным оставалось маленькое ячменное поле, обрабатываемое шестью руками.
Если бы мы в ту пору взглянули на трехлетнего Гор-оглы, он показался бы нам высоким, стройным и сильным юношей. Небо над пустыней пылало, как сельская кузня, и солнце, могучий кузнец, закалило железное тело Гор-оглы, а труд земледельца дал силу его рукам. Если бы самые меткие стрелки Вселенной увидели, как он стреляет из лука весом в четырнадцать батманов, они бы воскликнули: «Нет на земле стрелка, который сравнился бы с ним зоркой меткостью, нет на земле богатыря, который поднял бы этот лук весом в четырнадцать батманов — весом в семь верблюдов!»
От кого же получил богатырский лук мальчик, выросший в безлюдной пустыне? От дива Афсара. Вот как это случилось.
Див и Гор-оглы стали друзьями. На спине дива мальчик пролетал над пустыней, он узнал вершины чамбильских гор. В первый раз он их увидел зимой. Они были покрыты чем-то белым. Под этим белым спали хребты. Все вокруг — и долины, и подножия гор, и вершины их — было одето в мягкую белую одежду; куда ни глянь, все было вокруг бело и недвижно. Солнечный свет, отраженный снежной белизной, невыносимо резал глаза. И еще было то, чего не знала знойная пустыня: было холодно. И белизны не знала богатая красками пустыня.
Дрожа от холода, Гор-оглы спросил:
— Что это такое, покрывшее землю, — мягкое и белое, ослепительное и холодное?
— Это снег, — сказал Афсар. — Придет весна, и снег станет водой.
— Почему же снега так много здесь, где он не нужен, и нет его у нас в пустыне, где бесконечная земля потрескалась от жажды и только маленькая часть ее пьет воду из сорока родников?
— Так устроен мир, — ответил Афсар. — В одном месте — вечный снег, в другом — вечный зной. В одном доме — сытое богатство, в другом — голодная нищета.
Тогда Гор-оглы, подумав, сказал:
— Оказывается, человеческий мир устроен неправилыю. А как устроен ваш мир, мир дивов и пери?
— Об этом тебе рано знать, малыш. Да и не расскажу как следует, разума для этого мне не хватает, человеческого разума.
Так было зимой. А в следующий раз Гор-оглы, верхом на диве, примчался па чамбильские горы весной. Он увидел, что головы гор совсем седые, а сами горы, сбросив белую одежду, облачились в зеленую, а кое-где в пеструю: это цвели тюльпаны, дикие яблони и черешни. Великое изобилие животных было здесь: горные козлы и бараны, зайцы, сурки, лисицы, косули, прекрасноокие, гладкобедрые газели, лошади, не знавшие никогда всадников, — родичи Гырата, волки, серые, как земля, и сильные, как воины, а также страшные существа в полосатых халатах — тигры. Увидел Гор-оглы, как на противоположной горе с молодым, беспечным ржанием скакал дикий жеребенок, то нюхая высокую траву, то поедая пестрые цветы. Внезапно из лесной чащи выскочил тигр, схватил жеребенка кинжалоиодобными зубами и унес его.
Гор-оглы был потрясен. Он спросил:
— Что сделает полосатый зверь с диким жеребенком?
— Он его съест, — сказал Афсар. — Жеребенок ест живую весеннюю траву, а тигр — живого жеребенка. А я, если бы мы не были друзьями, съел бы тебя. Живое живет за счет живого.
— Могу ли я съесть тигра? — спросил Гор-оглы.
— Не знаю. Тигр не трава, не ячменное зерно, тигра надо убить. Это тебе пока не под силу, ты еще не достиг возраста мужчины. Если хочешь, я попробую, попытаюсь убить тигра.