Не плутая в темноте, он подошел к столу, снял с него кожаный портфель с бумагами. Теперь можно и домой. Откуда-то сверху повеяло холодом, словно кто-то неожиданно распахнул окно. Он задрал голову, но, конечно, ничего не увидел. Точнее, что-то такое, может, и мелькнуло где-то в уголке его глаза, но проще было думать, что это просто показалось. Обман зрения, иллюзия. Вокруг царила темнота. Уютная, безмолвная. И безопасная, если ее не будить. Кто знает, что могло в ней скрываться, и от чего не могли избавить даже беспощадно яркие фонари Механистов.

Господин Рампоне проделал обратный путь к двери, повторно хрустнул непонятными фрагментами на полу — нет, точно уволить мерзавцев! — и покинул сперва Строение А, а потом и саму территорию компании, не оглядываясь.

— Видал? — хмыкнул Старший, оседлав конек крыши, сделанной из стальных балок и толстых стеклянных пластин, и провожая взглядом торопливую сутулую фигуру вице-президента. — Обожаю этот прием. Человеческий глаз легко ловит даже самое незаметное движение на периферии, но почти никогда не замечает того, что происходит наверху. Отличный лук, кстати. Мой бы тут, пожалуй, не помог.

Младший только коротко кивнул и продолжил сматывать веревку, один из концов которой заканчивался устрашающе выглядящим гарпуном, тем самым, что Старший видел у него в самом начале.

На крыше было прохладно — с моря дул холодный сильный ветер, заносящий в городскую бухту какой-то незнакомый резкий запах. Соль? Песок? Лед? Чепуха, у льда нет своего запаха. Застывшая и приобретшая свою собственную форму вода, больше ничего. Младший поежился.

— Куда теперь? — он поводил длинным носом из стороны в сторону, словно старался определиться с выбором пути. Хотя отсюда, с конька крыши, все пути выглядели одинаково мрачно, непривлекательно. И — что уж греха таить — ненадежно.

Старший хмыкнул.

— Очевидно же. Что там этот парень Рампоне рассказывал про Строение А? Сплошь неудачники, неспособные оплатить свою недельную ренту. Нет, такие нам не нужны. Строение Б, с другой стороны…

— Эти ваши… Механисты?

— Они, родимые. — Вор покачал головой, размял шейные мышцы. Чуть ниже жестяным звуком отдавались шаги стражника по рабочим мосткам. — Что-то давно я их не навещал, пора бы и заявиться в гости. Механизмы, какие-то ящики с лицами, про которых говорил тот, другой олух… Ничего не напоминает? Никакие легенды из твоего времени не говорят о Великой Краже у Механистов?

Младший криво усмехнулся.

— Я не все знаю — у нас был довольно ограниченный набор, старик, который их рассказывал, отличался скверной памятью… Здесь пользы от меня будет немного. Так значит, отправляемся в Строение Б?

— Обязательно, — Старший долгим оценивающим взглядом смерил намечающийся путь. Особой простотой он не отличался. Он задумчиво провел рукой в перчатке по подбородку. — Знаешь, насчет всех этих легенд… Когда-то давно меня случайно занесло в театр.

— По делам, наверно, — спрятал улыбку в капюшон Младший.

— По делам, только не тем, что ты думаешь. Там шла какая-то постановка насчет древних времен, про Темный Камелот, благородного Мордреда и прочую чушь, словом, где куча замотанных в простыни парней воздевают руки и говорят стихами. Потом, правда, был момент с битвой, и даже воровскую работу пытались показать, когда герой под покровом ночи проникал во вражеский лагерь, комики…

— Забавно, должно быть, выглядело…

— До колик. И вот на этой постановке присутствовал какой-то крупный ученый, большая шишка, как я понял, в этих всех исторических науках. А спектакль этот ставил, похоже, один из его учеников. И вот после финала и всех положенных аплодисментов этот ученый старикан вышел на сцену. Сказал, что все было очень красиво, ему очень понравилось, что стихи прекрасные, музыкальные вставки уместны и… это… высоко художественны, что бы это ни значило. А парень, который у него учился, постановщик, неожиданно взял слово и задал вопрос.

Старший помолчал.

— Он спросил: «Профессор, я с глубоким уважением отношусь к вашим историческим изы… изыз… исследованиям. И поэтому в этой своей постановке я пытался изо всех сил соблюдать историческую правду и справедливость. Наши знаменитейшие герои, Уэйд Патерностер и Иарлейт Севриенс, по мнению современных историков, выглядели именно так, говорили, одевались и сражались именно так, как мной было показано. Удалось ли мне выдержать достоверность до конца, дорогой мой учитель?»

— Я догадываюсь, — пробормотал Младший. — Старик смешал его с землей?

— Старик расхохотался. — Мастер-вор раскинул в темноте руки и изобразил что-то вроде распластанного на земле ворона. — Тоненьким таким противным голоском. Повизгивая и откашливаясь, роняя слезы и вытирая их рукавом. На глазах у всех. Режиссер стоял как оплеванный. Одновременно красный, как яблоко, и бледный как смерть.

— Позор на годы…

— Не совсем, — покачал головой Гаррет. — Отсмеявшись как следует, этот ученый обнял режиссера и сказал слова, которые я запомнил. Он сказал: «Черт с ними, этими дряхлыми героями, чьи кости давно сгнили в земле. Ты рассказал прекрасную историю, от которой мы все сегодня стали немножечко лучше. Только это и имеет значение, больше ничего». Так что вот что я тебе скажу, парень: плюнь на все эти дурацкие россказни. Мы живем здесь и сейчас, решая проблемы, возникающие перед нашими — ну, твой-то побольше будет — носами. Вот и давай поступать соответственно.

Младший ничего на это не сказал, только покачал головой, и стал, вроде бы, чуть меньше походить на нахохлившегося тощего ворона.

Норберт, охранник, патрулирующий двор между Строениями А и Б, нахмурился. Ночь нынче выдалась тихая — злой ветер свистел воровским свистом где-то на крышах, но у земли факелы горели ровным сильным пламенем. Фонари Механистов рассеивали тьму окончательно, превращая ее в неуверенный полумрак, которого не стоило, конечно же, бояться. Шаги охранников, приглушенные переговоры торговцев и обыкновенных пройдох, не покидающих доки даже ночью — все это создавало приятный расслабляющий фон. Ночь имела все шансы считаться спокойной.

И тем не менее, что-то было неладно.

Все из-за этих Механистов, Трикстер бы их побрал. Мало того, что сняли себе одно здание, считай, целиком, так владельцы еще и второе, ребята говорили, собирались передать им. Норберт не имел ничего против ярких фонарей, конечно — полезная штука. Но сегодня фонари и механические лифты, а завтра — что? Механические стражники? Так недолго и без работы остаться. Хотя что это за работа? Мерзнуть на улице по ночам — так себе удовольствие. Перехватить что ли для согреву из фляжки на поясе? А может, плюнуть на все да отправиться в караулку к отдыхающей смене? Что может пойти не так в этот тихий вечер?

Нет, парень, — одернул он себя. — Владельцы нанимали тебя для определенной задачи — охраны территории. Вот и охраняй ее. И про фляжку тоже забудь. Притупляет бдительность. Лучше быть замерзшим и трезвым, чем пьяным и мертвым.

На миг показалось, что на краю ближайшей крыши шевельнулось что-то большое, черное, бесформенное — будто кусок тьмы вдруг повернулся к Норберту лицом и оценил его блеском антрацитовых, не знающих солнца глаз. Стражник вздрогнул, покрепче сжал рукоять меча и отвернулся. Показалось. Просто ветер, только что совсем тихий, разыгрался вовсю. Привидится всякое. А если и нет — не его ума это дело. Кстати, нужно бы зайти к ребятам в караулку, передохнуть немного. И, может быть — саму капельку, буквально глоточек — перехватить там из фляжки на поясе. Ни в коем случае не с целью напиться, просто сбросить напряжение. Да, впрочем, и напиться тоже не помешало бы.

Лучше быть пьяным, чем мертвым.

В отличие от извилистых улочек Города, на крышах Строений А и Б лук Младшего оказался куда более полезен. Он без проблем выдерживал вес не только худощавого вора, но и его коренастого предка, что часто экономило обоим время, усилия и нервы. А охранникам, неторопливо разгуливающим по многочисленным мосткам между зданиями и по их периметру — жизни.