Глава 2.

"Заперли, сволочи!"

Утро выдалось скверное, а день того гаже. Первое, что увидел Гоша, выйдя на кухню поутру, - записку на столе, гласившую следующее: "Не хочешь человеком быть, сиди, поганец, взаперти! Приду поздно. Л." Ни секунды не медля, Гоша кинулся в прихожую, дернул массивную дверь, плечом долбанул. Дохлый номер! Не поддались и на волос чудо-запоры, врезанные еще отцом. Основательный был человек, расхлябанности на дух не выносил. В наследство, впрочем, оставил кукиш... "Заперли, сволочи!" - гневно подумал Гоша и лег обратно на диван. И покатился день, который, как уже сообщалось, был гадким. Занимался Гоша такими делами: во-первых, лежал на диване; во-вторых, рассматривал подшивку журнала "Англия", взятую с боем у одной бывшей подруги; в-третьих, обдумывал план мести жене, коварно запершей его в квартире; и в-четвертых, размышлял, чем бы таким, черт побери, заняться! Так как ровно ничего толкового не придумывалось, Гоша продолжал лежать, терзать подшивку, в которой, как назло, вместо снимков, способных воспламенить воображение, попадались все больше коттеджи да газоны, да спуски на воду военных кораблей. Диван, даром что не наш, мерзко скрипел при малейшем шевелении. От "Англии" с души воротило. Чтобы развеяться, Гоша врубил верный "Юпитер". Но и магнитофон, несмотря на космическое название, неземных восторгов не принес, ибо старые на нем были записи, обрыдшие, и как ни прибавляй звук нового ничего не услышишь. Тогда Гоша придумал такую штуковину: поймал на радиоприемнике по УКВ первую программу телевидения, а телевизор включил на вторую. На экране мужчина с мощной шеей выводил нечто оперное. Из радио лилось нежное детское: "Возьми меня, олень, в свою страну оленью..." Артикуляция и звук иногда совпадали, и это веселило Гошу. К несчастью, радость, как и все хорошее на свете, имеет конец. По первой программе завели бодягу про ранний сев зерновых, а по второй пошла 5-я симфония Шостаковича. Оставалось кусать локти. Был Гоша молодым парнем с вислыми усами, то ли студентом, то ли нерисующим художником - одним словом, человеком довольно свободным, и жизнь вел рассеянную. О соседе своем через стенку, старике Грандиозове, он и слыхом не слыхал...

Глава 3.

Под литерой "в"

Грандиозов кончил вырезать последнюю статью. Набралось их в общей сложности пять, - день, таким образом, и впрямь удался на славу. Они лежали рядышком на столе, готовые к предварительному разбирательству: две о взяточниках, две о приписчиках и еще одна о тракторе, провалившемся под лед. Четыре первых четко стали на положенные места, тут сомнений не возникало. А вот над последней пришлось-таки поломать голову старику. С первого взгляда проходила она по статье "преступная халатность". Но только с первого, невнимательного, небдительного взгляда! Казалось, все следы канули в воду. Утонул раззява-тракторист, оставив двоих детей и унеся с собой тайну под лед. Но и подо льдом разглядел ее многоопытный Грандиозов - и опять запела его душа. За этой нелепой фигуркой в ватнике, с отчаянными глазами, цепляющейся за льдинки в тщетной надежде, - неясным контуром, все ярче и зримей начала проступать другая, зловещая фигура. Лишь невнятный намек содержался в статье "Трагедия в Нижней Ельцовке", но хватило его старику. Разом высветился замысел, и главный виновник нарисовался. Засмеялся старик Грандиозов, почуявший добычу. Начальник мастерских! Вот в чьей голове созрел преступный замысел. Он, и никто другой, загнал под лед государственный трактор вместе с раззявой-трактористом - ему и ответ держать! Материал сам шел в руки. Грандиозов мелко исписывал со-проводиловку. Он даже вспотел от возбуждения. Тугие тесемки резали шею. Старик оттянул их пальцем и продолжал строчить в карточке. - Кто не виноват? - шептал он. - Ты не виноват? Шалишь, голубок! Ты затянул получение запчастей и сделал это сознательно, да-с! И это по твоей вине заглох на середине реки обреченный трактор. Ты задумал так, и лег на дно К-700, заглох навеки, не достать его теперь! Дело, следовательно, из преступно-халатного превращалось в куда более серьезное. И пусть десять раз перекрестится от счастья неведомый начальник ремонтных мастерских, если он, старик Грандиозен, поместит дело под литеру "ПХ". Тут пахнет не халатностью, не преступным небрежением, а вредительством. А раз так, место начальнику на третьей полке слева, под литерой "В". К вредителям его! Пела, пела душа. Вредители! Радуйтесь, прибыло вашего полку! Еще один следует по назначению, тоже притворявшийся посторонним. И близок его час, потому что неподкупна карающая рука старика Грандиозова! Начальник мастерских, поверх которого была наклеена бумажка с номером дела, а также кратким изложением сути преступления, безропотно лег на третью полку слева - под могильную литеру "В". На радостях старик Грандиозов сбегал на кухню, заварил чайку. Попутно проверил ловушку, в которой ничего примечательного не оказалось: картофельная шелуха, горстка размокших окурков и бутылка с отбитым горлышком (из-под ситро). Свежих газет и журналов не поступило. Грандиозов вытряхнул все это добро обратно в мусоропровод, вновь установил ловушку и вернулся в комнату к работе. Признаться, немного покривил душою старик. Место начальнику мастерских, по совести-то, было не у вредителей. Куда ему, слабаку! не то для него общество, другого полета птицы под литерой "В" гнездятся! Вот, извольте, соседняя карточка: интеллигентный человек, умница - всего за каких-то полгода парализовал текстильную промышленность громадного края. Не стало, представьте себе, ситчика для работниц в дальних райцентрах! Эй, кто там вякает, будто и до него ситца не было? По-вашему, и спросить теперь не с кого? Шалишь! У нас невиноватых нету. Невыявленные есть, а невинные только до первого разбирательства. Если существуешь - значит есть в тебе ржавчинка. Очистишься, искупишь вину - чист перед народом, можешь быть дальше на свете. А мы тебе поможем, мы поможем... Да черт с ним, с интеллигентиком этим, наверняка он вдобавок троцкистский прихвостень и шпион. Туд-да его, к друзьям-вредителям, царство небесное, вечный покой!.. А вот, вот! Этот фрукт пролез в шахту и взорвал там газ. Не своими руками, разумеется. Сам-то он лет пять как находился в командировке в Берлине... Чуете? В Германию тянутся ниточки! Тут уж разговор вовсе короткий, на небо его, к ангелам... Одним примечателен, мерзавец: взрывом своим спас угольщикам годовой план. Списали все на аварию! И сомкнулись шахтеры, двинулись стройными рядами к новым свершениям, сметая с ног вражий прах... Конечно, куда ему, сопливому провинциалу, с тракторишком своим потопленным. А с другой стороны, черное дело сотворил он, хотя и малое, а значит - под литеру "В", под литеру! Пусть набирается опыта, болезный, хе-хе-хе... От незамысловатой шутки своей Грандиозов потеплел лицом, но спохватился, вернул приличную моменту строгость и приступил к ежедневной уборке помещения. Он любовно обмахнул тряпочкой бесчисленные ящички с делами. Затем пришел черед тряпке влажной, потом вновь сухой. Каждый пазик, каждую щелочку протер старик, дышал на темный лак и вновь протирал до сияния. Безжалостно освещала стариковское богатство голая лампочка на длинном склеротическом шнуре - не прикрыл ее Грандиозов абажуром, не по средствам роскошь, превращается пенсия в дела под номерами, расходится бесследно по ящичкам с литерами. Смотря по преступлению, содержались здесь под литерами: расхитители социалистической собственности; взяточники; враги народа (просто); враги со шпионажем в пользу соседней державы; несуны, отравители, головотяпы, наемники империализма, злостные алиментщики, диверсанты (со взрывом и без оного), волюнтаристы, космополиты, бюрократы - и много, много кого еще содержалось. Все были в горсти у старика Грандиозова, изобличенные, пронумерованные и рассаженные по ящичкам в ожидании справедливого суда. Волнами шли они сюда, в картотеку. Одно время отменно было со шпионами. Потом вдруг прекратились шпионы, словно вымерли. Зато повалили идеологические разложенцы и перебежчики, а за ними безродные космополиты. Бывали и смешные случаи. Одно время косяком повалили врачи. Несколько месяцев кряду кормился Грандиозов одними врачами, второй ящичек завел, чуть ли уж не жалеть их начал. Но кончились врачи, как отрезало их, а пошли почему-то стиляги, идеологические разложенцы и нарушители дорожного движения. Анонимщики то приходили, то уходили, чередуясь со взяточниками. Вот, пожалуй, лишь ко взяточникам у Грандиозова не было претензий. Держались они стойко и волнам поддаваться не желали. Однако и взяточников в последнее время стали забивать приписочники и виновники аварий на производстве (по-старому - вредители). Короче, работы хватало. Выявить, рассортировать, заполнить карточку и посадить в законное, заслуженное место, под нужную литеру. Когда-то, еще в бытность на заводе, Грандиозов выписывал массу газет, но потом настала старость, пенсия связала руки и приходилось извлекать преступников в основном из мусоропровода. Никто не знал о картотеке. Один властвовал над нею Грандиозов, в одиночестве и тишине вкладывал в нее душу. И все было бы хорошо, но пугали тяжкие сны, в которых приходил старинный знакомец и благодетель Ефим Петрович... , Вздрогнул старик Грандиозен, заметался глазами по комнате. Не полагалось рядом с картотекой упоминать это имя, хотя бы и мысленно. Ни к чему вызывать тени, пусть спят спокойно там, где спят. Не нужно тревожить Полюгарова, и не явится он сюда, как в давешнем сне, не станет рыться в картотеке, усмехаться в короткие усы "а-ля вождь", изымать лучшие, заветнейшие разделы... Не знал, не мог знать Полюгаров о картотеке, хотя знал многое, о чем никто не ведал. Главное - знал силу страха. Встреч с Ефимом Полюгаровым было три, и каждая оставила след в сердце Грандиозова. Ибо ничто так не любил твердокаменный Полюгаров, как смягчать человечьи сердца. Смягчал же он их неуклонно, вплоть до полужидкого состояния. Первая, достопамятная встреча состоялась в кабинете с портретом. Грандиозов тогда только что прибыл после института работать на завод. Никем он еще не был, даже Грандиозовым. А был тогда Грандиозов просто Зиляевым. И стал он после первой встречи той полуфабрикатом.