- Поберегись, вонючая финикийская тварь!

- Ты можешь меня убить, господин, но моя машина не станет боевым слоном.

Раздался резкий свист бича, и по лицу Гелиобала пролегла кровавая полоса. Подскочивший инженер успел задержать руку, поднятую для повторного удара. Центурион вырвался, отбросил бич, овладев собой.

- Запомни, - сказал он холодно, - либо ты сам сделаешь то, что я сказал, либо это сделают без тебя другие. Можешь не сомневаться, в Риме найдутся для этого подходящие люди. Твоя машина еще помчит наши боевые колесницы.

Центурион заметно отшатнулся, когда Гелиобал резко кинулся перед ним на колени. Но финикиец не замышлял зла, он всего лишь поцеловал руку римлянину, вскочил и побежал прочь, радостно что-то покрикивая.

Лицо центуриона разгладилось.

- Видишь, - сказал он инженеру, - с этой нацией рабов надо уметь разговаривать. Они понимают только язык силы.

- Да, разумеется, - поддакнул инженер с ехидцей. - Ты усмирил гордеца. Догадываешься, почему он поцеловал тебе руку? - И, не дожидаясь ответа, пояснил: - Ты подал идею использовать машину на колеснице, обнаружил совершенно новую сферу ее возможного применения. Это просто и гениально. Мы принимаем тебя, Луций, в круг изобретателей.

2.

Расчеты инженера оказались слишком оптимистичны. Миновало не шесть, а почти двенадцать лун, пока огненная машина была приставлена к делу. Пришлось довольствоваться использованием силы огня лишь на одной операции - подъеме колонн.

Это было эффектное зрелище.

Много десятилетий назад римские архитекторы по воле императора приступили к возведению грандиозного ансамбля, состоящего из храмов Юпитера, Венеры и Бахуса, помещений для жрецов, крепостных сооружений, казарм для гарнизона, жилых домов для администрации, всевозможных подсобных построек, вплоть до просторных конюшен. В долгой истории строительства, растянувшегося на несколько поколений, было немало памятных минут. Но все они, по словам тех, кто мог сравнивать, - уступали торжеству установки колонн - этих гранитных громад высотой в 40 локтей2 и диаметром почти в четыре с половиной. 54 таких колонны должны были составить величие и красоту храма. Доставить каждую из них за сотни километров и водрузить на отведенное ей место было подвигом.

Колонны собирались из трех частей, и метод их установки ничуть не отличался от того, какой применяли в Египте и Вавилоне тысячу лет назад: делали насыпь, втаскивали обвитую канатами колонну, подгоняли к месту, ставили на попа.

И вот теперь на одной площадке почти одновременно вели монтаж люди и огненная машина. Тысячи рабов, подгоняемых надсмотрщиками, в едином порыве напрягали мускулы. Здесь нельзя было использовать ни буйволов, ни лошадей, ибо животные могли прийти в возбуждение, понести, погубить все дело. Локоть за локтем ползла красавица-колонна к месту, где ей предстояло стоять тысячелетиями. Потом наступали ответственные часы подъема, которые растягивались на сутки. Люди падали от изнеможения или под ударами бича, давили друг друга или сгорали от солнечных лучей.

Огненная машина свою первую колонну с помощью высотной башни и системы блоков поставила на место за неделю, вторую - за три дня. Третью Гелиобал не без самодовольства пообещал поставить за день. Он и его команда начинали приобретать сноровку в управлении двигателем.

Симпатия к машине сблизила инженера и центуриона, и сейчас, коротая вечерние часы за кувшином хиосского вина, они с энтузиазмом продолжали обсуждать ее достоинства.

- Можно мне, господин? - спросил казначей, входя для обычного доклада о состоянии финансов.

- Сегодня я не расположен долго тебя выслушивать, - сказал инженер. Скажи только о том, что заслуживает особого внимания. Если ничего такого нет, можешь отправляться в свой кабак.

Казначей не моргнул глазом.

- Как раз сегодня, - сказал он, - я сделал кое-какие расчеты и хотел тебя с ними познакомить. За последнее время на стройке храма Юпитера поставлены две колонны, шестнадцатая и семнадцатая. В монтаже шестнадцатой участвовали восемьсот рабов, содержание каждого обходится по 1 оболу в день. Если сюда добавить плату свободным мастерам и всякого рода дополнительные расходы, установка шестнадцатой обошлась нам в два таланта. Семнадцатая была поставлена огненной машиной. Стоимость новой конструкции, подвоз дров, воды и масла, а также содержание рабов, подготовивших колонну к установке, составляют в сумме два с половиной таланта. Если сюда добавить ту часть стоимости машины, которая приходится на данную операцию, то семнадцатая обошлась нам в три с половиной таланта.

Центурион перевел взгляд на инженера. Тот, явно расстроенный, что-то быстро прикидывал стилом на небольшой карманной табличке.

- Что ты хочешь этим сказать? - спросил наконец центурион.

- Только то, что сказал. Машина нерентабельна. С ней можно разориться.

- Постой, - поднял голову инженер, - как ты распределял первоначальные затраты?

- Очень просто: разделил стоимость машины на 27, половину общего числа колонн. Другую половину поставят рабы.

- Машина может легко поставить все колонны.

- Справедливо, господин. Но что в таком случае будут делать рабы? Разогнать их ты не можешь, так как ряд операций машина не способна производить. Но если мы все равно держим рабов на стройке и тратим на каждого обол, то полное безумие - позволить им бездельничать.

- Погоди, - воскликнул инженер, - но ведь машина сделала работу за два дня, а рабы - за десять. Почему ты не учитываешь это в своей идиотской статистике?

- Потому что, - ответил казначей, - нам некуда спешить.

- Как некуда?! - загремел центурион, вскакивая. - Ты спятил, мошенник!

- Не горячись, господин, - спокойно возразил казначей. - Прими только во внимание, что каждые две колонны поступают в Гелиополис не чаще чем через три луны, и подвозить их быстрее невозможно.

3.

Инженеру не спалось. Лежа на спине и глядя на ночное небо, он вновь переживал события последние дней. Воистину правы те, кто верит, что судьбы людей не зависят от их воли и целиком находятся в распоряжении рока. Совсем недавно он числил себя среди почитаемого сословия строителей, к нему благоволил сам император, ему было доверено руководить созданием архитектурного чуда эпохи. И вот теперь все поставлено на карту: либо его вознесут как лицо, оказавшее государству чрезвычайные услуги, либо обвинят в растрате и превышении власти, богохульстве и с позором выгонят со службы, если не хуже.

Как все это случилось? Конечно, он мог оправдаться перед самим собой тем, что ездил в длительные командировки в Каппадокию и Киренаику, подыскивал новые сорта мрамора, заключал договоры с подрядчиками, вербовал опытных мастеров. Но ведь признаки неблагополучия обнаружились давно...

"Задним умом крепок", - подумал о себе инженер. Перед ним пронеслись события тревожной ночи бегства.

...Была на исходе вторая стража3.

Пространство вокруг было заполнено огнями, которые колыхались во мраке: тысячи рабов с факелами в руках шли от своих бараков к центру строительной площадки. Как это бывает в подобных случаях, толпа на ходу набиралась раздражения и теряла остатки здравого смысла, ею неудержимо овладевал дух погрома.

До сих пор не удалось установить зачинщиков бунта. Центурион признался, что ему доносили о брожении в бараках. Кто-то распускал слухи, что в скором времени все работы на стройке будут переданы машине, надобность в людях отпадет, рабов отправят в школы гладиаторов или на соляные рудники - так и так их душам уготована быстрая переправа на ту сторону Стикса. И все этот проклятый финикиец с его огненным чудищем! Центурион, к сожалению, пропустил донос мимо ушей.

Когда инженер, тяжело дыша, добрался до платформы храма Юпитера, когорта уже заняла круговую оборону. Центурион ручался, что его легионеры не дрогнут, но разве могут четыре сотни воинов сдержать натиск многотысячной толпы, которая катится как лава? У них было еще полчаса на поиски выхода.