Соседа Славик очень уважал, ибо подозревал, что тот — секретный агент ФСБ. Подозревал небезосновательно — ведь Илья не раз и не два выручал незадачливого пэ-пэ-эсника, когда тот вляпывался в очередные неприятности с не теми людьми. Несколько месяцев назад, например, помог замять инцидент, когда Славик в припадке благородного гнева разбил все стекла и фары на дорогущем тонированном «Навигаторе» и разок врезал водителю, на скорости чуть не въехавшему в толпу школьников, переходивших дорогу. Водитель оказался помощником депутата, брызгал слюной, грозил пришить «обнаглевшему менту» «тяжкие телесные» и обещал стрясти кучу бабла за физический и моральный вред…

Из всхлипываний Вали Илья уяснил только то, что непутевый её муженёк опять вляпался в неприятности, что за ним приезжали из прокуратуры, что сказали — на этот раз Славик допрыгался, и теперь его точно посадят.

Выслушав сбивчивый рассказ соседки, Илья заскочил к себе домой, быстро переоделся в джинсы и свитер, грустно посмотрел на диван в зале и маняще приоткрытую дверь ванной, плюнул про себя и пошел к соседям, подальше от соблазна. От них позвонил в прокуратуру и, обстоятельно побеседовав с одним из своих бывших коллег, с которым водил приятельские отношения, выяснил, что к старшему сыну Славика, в этом году перешедшему в шестой класс, привязались старшеклассники, вымогали деньги. Когда Славик про это узнал, то, недолго думая, пришел в школу разбираться. Вымогатели-девятиклассники, не долго думая, послали мятого пэ-пэ-эсника на три буквы и уверенно заявили: «Ничего ты нам не сделаешь, мы ментов не боимся, а вырастем — станем крутыми бизнесменами, а такие, как ты, будут нам пятки лизать». Славик на это, ясное дело, обиделся и решил ребят проучить — схватил самых крикливых за уши, отволок в отделение и подержал пару часов в «обезьяннике».

Смех смехом, да только, как водится, один из крикунов отказался драгоценным отпрыском высокопоставленного чиновника, и Славику снова досталось…

По телефону проблема не решалась. Валя смотрела виновато, умоляюще и с надеждой. В который раз за этот не так давно начавшийся день Илья вздохнул, запихнул поглубже растущее раздражение и поехал в прокуратуру, размышляя, к кому обращаться, кому припомнить старые долги и какую услугу пообещать в ответ, чтобы дело — пустяковое, в сущности, дело — спустили на тормозах.

Вот и отдохнул…

Организованный российскими олигархами конкурс МММ, «Мисс Мечта Миллионера», проходил с помпой, вполне сравнимой с Мисс Вселенная. Правда, в отличие от события мирового уровня, здесь публика собралась относительно немногочисленная. Но весьма влиятельная и состоятельная.

Благотворительность снова стала модной. Конечно, деньги на благие цели можно было бы пожертвовать и просто так, без громких мероприятий. Но тогда красивый жест, того и гляди, останется незамеченным. Много ли будет ажиотажа после короткого сюжета по новостям: «Такой-то и такой-то пожертвовал такую-то сумму в пользу Фонда защиты животных и детской городской больницы»? Нет, если уж раздавать деньги, то с размахом, чтобы эта жертва хоть частично окупилась сопровождающим её пиаром и возвысила репутацию дарителя. И желательно совместить полезное с приятным. Например, организовать международный конкурс красоты — для своего удовольствия, а победительницу, как настоящую Мисс Вселенную, отправить по всему миру с полезными благотворительными миссиями, которые олигархи проспонсируют из своих карманов. Именно так и родился конкурс «МММ».

Арагорн ожидал от мероприятия большего. Больше прессы, больше ажиотажа, больше знакомых лиц. Думал, конкурс будет больше похож на какой-нибудь юбилей поп-звезды или свадьбу драгоценного отпрыска важного политика, куда слетаются раскручиваемые, раскручивающиеся, раскрученные и давно открутившие своё деятели шоу-бизнеса. Здесь же находились люди куда более серьезные и, за несколькими эксцентричными исключениями, без надобности перед камерами не мелькающие. Рассматривать их, гадая, кто из них магнат угольный, а кто — алмазный, оказалось занятием далеко не самым захватывающим. Общаться с ними, пожалуй, и вовсе не стоило — в завязавшейся с каким-то нефтяником светской беседе речь зашла про сталелитейный бизнес «СталЛКома», «представителем» которого они с братом являлись, и Арагорну пришлось выдумывать на ходу… А нефтяник после разговора выглядел подозрительно задумчивым.

Конквестор то и дело одергивал смокинг. Костюм сидел на нём идеально, как он сам убедился после первой же примерки. Но уж очень непривычно он себя в нём ощущал: Арагорн подозрительно косился на заостренные атласные лацканы и, особенно, на украшавшие боковые швы черных брюк блестящие шелковые полосы — галуны, вытягивал шею, зажатую немилосердно-жестким воротничком-стойкой белоснежной сорочки и все порывался ослабить бабочку. Василий то и дело поглядывал на него, раз за разом собираясь что-то сказать, но терпел и молчал. В конце концов, все-таки не выдержал:

— Ну что ты все вертишься! Можно подумать, на тебе костюм из крапивы!

Сам он, похоже, никаких неудобств от непривычного наряда не испытывал, и даже этот дурацкий атласный пояс его не напрягал. На первой примерке портной, такой строгий, что даже Катерина Федоровна казалась рядом с ним добродушной разговорчивой душечкой, обозвал пояс каким-то непонятным словом и торжественно вручил Василию, сообщив, что этот аксессуар должен прикрывать — вот это выражение Арагорн хорошо запомнил, уж больно оно ему понравилось — зону рискованной элегантности. А потом отступил на шаг и с едва заметным оттенком злорадства уставился на Василия, ожидая, что тот будет делать. Арагорну казалось, он так и читал во взгляде портного, настоящего мэтра своего дела, вынужденного разбрасываться талантом на каких-то заезжих неотесанных богатеев: «Понаехали тут из-за Урала с деньгами и думаете, что вышли в свет. А этикет, наверное, считаете какой-нибудь разновидностью растворителя красок».

Василий тогда не ударил в грязь лицом: спокойно повязал пояс как раз там, где рубашка встречается с брюками, и одарил портного в ответ невозмутимым взглядом. Арагорн, вспоминая разочарованное лицо портного, всё забывал спросить брата, действительно ли он знал, где находится эта самая «зона рискованной элегантности» или просто угадал.

Арагорн вздохнул и посмотрел на часы — пора бы уже начинать шоу. Василий тут же выговорил:

— Ручные часы под смокинг никогда не надевают — только карманные. Сними и убери.

Арагорн настолько поразился, что безропотно выполнил указание, и только потом спохватился:

— Откуда ты всё это знаешь?

— Проходил на курсах по этикету.

— Когда? — удивился Арагорн.

— Когда со Светкой встречался, — нехотя ответил Василий.

— Не понял…

— Она в частной школе работала, помнишь? И там как раз этикет преподавала.

— Точно, — коротко ответил Арагорн и замолчал. У них с братом давно сложилось правило: больную тему неудачных прошлых отношений, особенно — серьёзных отношений, не поднимать.

Света была такой темой для Василия. Он не звал её замуж, справедливо считая, что наёмник — не самая подходящая профессия для того, кто хочет создать благополучную счастливую семью. Василий намеревался сделать предложение, как только они с братом бросят это дело.

Света не торопила, ничего не просила и несколько долгих лет терпеливо ждала Василия из бесконечных отъездов.

Не дождалась…

Их отряд тогда попал в засаду Народной армии освобождения Колумбии. Повстанцы решили, что наёмников послали их главные враги — парамилитарес, вооружённые формирования, созданные при поддержке государства и богатых животноводческих фермеров ганадэрос специально для борьбы с партизанами.

Никакие увещевания, никакие объяснения, вплоть до раскрытия подлинной цели своей миссии — разведки местонахождения новой базы ФАРКа, самой многочисленной вооружённой группировки Колумбии, — не помогли.

Ночной побег был отчаянным, заведомо самоубийственным и почти безнадёжным. Продираясь сквозь непроходимые дебри сельвы, под непрестанным огнём упорно преследующих их партизан, отряд потерял сразу двоих. Тяжелораненого брата Арагорн тащил на спине, а отчаянно цепляющийся за ускользающее сознание Василий дал себе зарок, что, если вдруг каким-то чудом они с братом уйдут живыми, то он обязательно сделает Светке предложение — несмотря ни на что.