Суетна надежда все понять – в природе ли или в религии. Все понять значит понять Бога, а понять Бога значило бы самому быть Богом [30].

Однако не все таинственное нужно считать чудесным. С другой стороны, чудо может и не иметь поразительного характера, например, дарование дождя по молитве.

Будет ли чудо иметь характер поразительного события или характер естественного явления – вера или неверие в чудо зависит от расположения или нерасположения поверить в чудо. Паскаль говорил: «Если желаете быть неверующими, то для этого достаточно только вашего желания» [31]. Вольтеру приписывают слова: «Если бы чудо воскрешения совершилось на моих глазах и при тысячной толпе, я не поверил бы своим глазам и глазам тех, кто признали чудо».

Этот отрицающий чудесное и идеальное Вольтер живет в каждом человеке; над каждым человеком властна привычка, делающая ум косным, малоподвижным. Но в то же время в каждом человеке, не исключая и Вольтеров, есть какое-то тяготение к чудесному, какое-то смутное чаяние, что возможны события, несоизмеримые с обыденным порядком вещей. «Чему бы жизнь нас ни учила, но сердце верит в чудеса: есть нескудеющая сила, есть и нетленная краса». Одни борются с этой жаждой чудесного, другие дают ей простор.

В виду этих противоположных расположений человека весьма желательна беспристрастная, спокойная, основанная на логике и точном знании критика чудес и событий, выдаваемых за чудесные. На помощь естественным наукам здесь должна придти история, языковедение, психология и медицина.

В настоящее же время и в прошлом веке сторонники опытных знаний в критике чудес пользовались не методом наук опытных (наведением, индукцией); но методом наук философских – выводом, дедукцией. В начале своей критики они полагали за неопровержимое положение (аксиому), что чудеса невозможны, а затем, исходя из этого положения, они разбирали отдельные чудеса и не находили в них несомненных признаков чудесности.

При этом нередко они ссылались на неизвестные еще законы природы, которыми устраняется сверхъестественный характер данных чудес. По определению Канта, подобная критика основана на «принципе ленивого разума».

Ясно, что к исследованию рода фактов нельзя приступать с предвзятым решением об их недействительности. Указание на то, что чудеса бывают заведомо ложные, не оправдывает предвзятости критики. Существование явно ложных чудес призывает критика к особой тщательности исследования чудес. Бывает лгущая статистика, но это не дает ученому права с предубеждением относиться ко всякой статистике. Фальшивая монета предполагает существование подлинной. Видения и чудеса ложные – неудачные подражания подлинным. Если из облака свидетелей пять или десять не заслуживают доверия, то тут нечему дивиться: среди людей всегда много темноты умственной и черноты нравственной.

Говорят: вера в чудо наблюдается у народов младенчествующих и неразвитых. Что из того? Разве кто указал границу между душою дикаря и европейца? Разве кто дознал, когда народ снимает нагрудник и надевает плащ? Так назовите же народ развитой, совершенно чуждый вере в чудесное! Такого народа нет во всем мире.

Еще говорят: вера в чудо стесняет и отрицает разум. Но вас приглашают еще не к вере в чудо, а к беспристрастному исследованию чудес. Вера не может стеснять разум, потому что вера есть общечеловеческое настроение души, одно из проявлений ее свободы. Вера неизбежно примешивается к каждому акту познавательной деятельности, начиная с ощущений и темных чувствований. Вера помогает разуму в познании истины, так что выражение апостольское «верою разумеваем» (т.е. уверовав, начинаем понимать) относится не к одному религиозному познаванию, но и к научному.

Дидон справедливо пишет во введении к своей истории жизни Иисуса Христа: критиковать события и документы с точки зрения настроения века или господствующего мнения значит подвергаться риску ошибки, потому что настроения и мнения меняются. В основу критики должны быть положены всеобщие, постоянные, безусловные требования разума. Эта критика будет выше своего века и выше всякой школы. Такая критика страшна для религии Будды, Зороастра, Магомета, для пантеизма, но для христианства не страшна и желательна. Искажать истину в угоду господствующим капризам, отвергать факты, нежелательные и неприятные нашим предвзятым убеждениям, это – не критика, а обструкция, восстание против истины; нечестно искать на документах своего клейма. Критика – не служанка рационализма, она – свободное дитя разума и слушается только своего отца. Найденное в документах она не искажает, не ослабляет, не приспособляет. Она только объясняет факт в связи с обстановкой его.

Чудеса Христа и первохристианства засвидетельствованы так, как ни одно из событий классической древности, которые в науке не возбуждают сомнений. До нас дошло свыше 1700 рукописей Нового Завета; между ними 160 унциалов от IV века и несколько позднее. Рукописи же греческих и римских классиков не старше V-X веков. Но не говоря уже о древних классиках, более основательными могут быть сомнения в недавних событиях, например, в подвигах Наполеона, чем в чудесах Христа, как это доказывал один из англиканских архиепископов [32].

Отрицательная критика предлагает невозможные условия для проверки истинности чудес. Например, Ренан говорит: «Еще ни одно чудо не произошло пред собранием людей, способных подтвердить чудесный характер факта». Ренан предполагает возможность веры в чудо при таких условиях: чудотворец заявляет, что воскресит умершего. Созывается комиссия из ученых, избирает труп, удостоверяется в смерти и указывает зал для совершения чуда. Затем чудотворцу по совершении чуда приказывается повторить чудо при другой обстановке [33]. Здесь чудо рассматривается как самоцель, тогда как оно только средство в руках Божиих; чудо рассматривается как деяние человеческое, а оно всецело деяние Божие, не по заказу и приказу человеческому совершаемое. При чудесах Христовых хотя не составлялось комиссии из физиков и химиков, но многие чудеса Христа совершены при свидетелях здравомыслящих. Показные чудеса Ренан может видеть только в апокрифических евангелиях и в легендах о Симоне Волхве.

Творец замечательнейшей «Логики» Д С. Милль судит иначе, чем Ренан, и признает возможность чуда с чисто логической точки зрения. «Мы не можем, – говорит он, – сделать того абсолютного заключения, что теория чудесного должна быть отвергнута сразу. Раз мы допустили существование Божества, мы должны будем считаться как с серьезною возможностью с непосредственным проявлением Его воли в действии».

Даже простецы обращают внимание на то, что чудеса неравномерно распределены в истории человечества: в одни времена их много и они поразительны, в другие их немного и они столь неубедительны, что самая наличность их многими ставится под вопрос.

В самом деле, как много чудес описано в Евангелии! Как эти чудеса разнообразны и поразительны! Но евангелисты нас уверяют, что ими описана только незначительная часть чудес Иисусовых. Если бы повествовать обо всем совершенном и сказанном Иисусом, то, по образному выражению евангелиста Иоанна, сам мир не вместил бы написанных книг.

И в Деяниях св. апостолов свидетельствуется о множестве чудес (2:43; 4:30; 5:12; 6:3, 8:6-8; 14:3). Но из множества чудес описаны лишь некоторые.

Это обилие чудес первохристианского времени при сопоставлении с малочисленностью их ныне до некоторой степени оправдывает часто произносимую фразу: «ныне не бывает чудес». Но когда этой фразой думают подорвать достоверность новозаветных чудес, то этот вывод является поспешным и поверхностным.