Но что ж! победа изменила!

Раздался вдруг нежданный гром,

Все в дыме скрылося густом,

И пред глазами Измаила

На землю с бешеных коней

Кровавой грудою костей

Свалился ряд его друзей.

Как град посыпалась картеча;

Пальбу услышав издалеча,

Направя синие штыки,

Спешат ширванские полки.

Навстречу гибельному строю

Один, с отчаянной душою,

Хотел пуститься Измаил;

Но за повод коня схватил

Черкес и в горы за собою,

Как ни противился седок,

Коня могучего увлек.

И ни малейшего движенья

Среди всеобщего смятенья

Не упустил младой Селим;

Он бегство князя примечает!

Удар судьбы благословляет

И быстро следует за ним.

298

Не стыд - но горькая досада

Героя медленно грызет:

Жизнь побежденным не награда!

Он на друзей не кинул взгляда

И, мнится, их не узнает.

?5

Чем реже нас балует счастье

Тем слаще предаваться нам

Предположеньям и мечтам.

Родится ль тайное пристрастье

К другому миру, хоть и там

Судьбы приметно самовластье

Мы все свободнее дарим

Ему надежды и желанья;

И украшаем, как хотим,

Свои воздушные созданья!

Когда забота и печаль

Покой душевный возмущают,

Мы забываем свет, и вдаль

Душа и мысли улетают,

И ловят сны, в которых нет

Следов и теней прежних лет.

Но ум, сомненьем охлажденный

И спорить с роком приученный,

Не усладить, не позабыть

Свои страдания желает;

И если иногда мечтает,

То он мечтает победить!

И, зная собственную силу,

Пока не сбросит прах в могилу,

Он не оставит гордых дум...

Такой непобедимый ум

Природой дан был Измаилу!

26

Он ранен, кровь его течет;

А он не чувствует, не слышит;

В опасный путь его несет

299

Ретивый конь, храпит и пышет!

Один Селим не отстает.

За гриву ухватясь руками,

Едва сидит он на седле;

Боязни бледность на челе;

Он очи, полные слезами,

Порой кидает на того,

Кто все на свете для него,

Кому надежду жизни милой

Готов он в жертву принести,

И чье последнее "прости"

Его бы с жизнью разлучило!

Будь перед миром он злодей,

Что для любви слова людей?

Что ей небес определенье?

Нет! охладить любовь гоненье

Еще ни разу не. могло;

Она сама свое добро и зло!

Умолк докучный крик погони;

Дымясь и в пене скачут кони

Между провалом и горой,

Кремнистой, тесною тропой;

Они дорогу знают сами

И презирают седока,

И бесполезная рука

Уж не владеет поводами.

Направо темные кусты

Висят, за шапки задевая

И с неприступной высоты

На новых путников взирая;

Чернеет серна молодая;

Налево-пропасть; по краям

Ряд красных камней, здесь и там

Всегда обрушиться готовый.

Никем не ведомый поток

Внизу, свиреп и одинок,

300

Как тигр Америки суровой,

Бежит гремучею волной;

То блещет бахромой перловой,

То изумрудною каймой;

Как две семьи - враждебный гений,

Два гребня разделяет он.

Вдали на синий небосклон

Нагих, бесплодных гор ступени

Ведут желание и взгляд

Сквозь облака, которых тени

По ним мелькают и спешат;

Сменяя в зависти друг друга,

Они бегут вперед, назад,

И мнится, что под солнцем юга

В них страсти южные кипят!

28

Уж полдень. Измаил слабеет;

Пылает солнце высоко.

Но есть надежда! дым синеет,

Родной аул недалеко...

Там, где кустарником покрыты,

Встают красивые граниты

Каким-то пасмурным венцом,

Есть поворот и путь, прорытый

Арбы скрипучим колесом.

Оттуда кровы земляные,

Мечеть, белеющий забор,

Аргуны воды голубые,

Как под ногами, встретит взор!

Достигнут поворот желанный;

Вот и венец горы туманной;

Вот слышен речки рев глухой;

И белый конь сильней рванулся...

Но вдруг переднею ногой

Он оступился, спотыкнулся

И на скаку, между камней,

Упал всей тягостью своей.

301

И всадник, кровью истекая,

Лежал без чувства на земле;

В устах недвижность гробовая,

И бледность муки на челе;

Казалось, час его кончины

Ждал знак условный в небесах,

Чтобы слететь, и в миг единый

Из человека сделать - прах!

Ужель степная лишь могила

Ничтожный в мире будет след

Того, чье сердце столько лет

Мысль о ничтожестве томила?

Нет! нет! ведь здесь еще Селим...

Склонясь в отчаянье над ним,

Как в бурю ива молодая

Над падшим гнется алтарем,

Снимал он панцирь и шелом;

Но сердце к сердцу прижимая,

Не слышит жизни ни в одном!

И если б страшное мгновенье

Все мысли не убило в нем,

Судиться стал бы он с творцом

И проклинал бы провиденье!..

80

Встает, глядит кругом Селим:

Все неподвижно перед ним!

Зовет - и тучка дождевая

Летит на зов его одна,

По ветру крылья простирая,

Как смерть, темна и холодна.

Вот, наконец, сырым покровом

Одела путников она,

И юноша в испуге новом!

Прижавшись к другу с быстротой:.

"О, пощади его!.. постой!

Воскликнул он, - я вижу ясно,

Что ты пришла меня лишить

302

Того, кого люблю так страстно,

Кого слабей нельзя любить! Ступай!

Ищи других по свету...

Все жертвы бога твоего!

Ужель меня несчастней нету?

И нет виновнее его?"

81

Меж тем, подобно дымной тени,

Хотя не понял он молений,

Угрюмый облак пролетел.

Когда ж Селим взглянуть посмел,

Он был далеко! Освеженный

Его прохладою мгновенной,

Очнулся бледный Измаил,

Вздохнул, потом глаза открыл.

Он слаб: другую ищет руку

Его дрожащая рука;

И каждому внимая звуку,

Он пьет дыханье ветерка,

И все, что близко, отдаленно,

Пред ним яснеет постепенно...

Где ж друг последний? Где Селим?

Глядит! - и что же перед ним?

Глядит - уста оледенели,

И мысли зреньем овладели...

Не мог бы описать подобный миг

Ни ангельский, ни демонский язык!

S3

Селим... и кто теперь не отгадает?

На нем мохнатой шапки больше нет,

Раскрылась грудь; на шелковый бешмет

Волна кудрей, чернея, ниспадает,

В печали женщин лучший их убор!

Молитва стихла на устах!.. а взор...

О небо! небо! есть ли в кущах рая

Глаза, где слезы, робость и печаль

Оставить страшно, уничтожить жаль?

303

Скажи мне, есть ли Зара молодая

Меж дев твоих? и плачет ли она,

И любит ли? но понял я молчанье!

Не встретить мне подобное созданье:

На небе неуместно подражанье,

А Зара на земле была одна.

811

Узнал, узнал он образ позабытый

Среди душевных бурь и бурь войны;

Поцеловал он нежные ланиты

И краски жизни им возвращены.

Она чело на грудь ему склонила,

Смущают Зару ласки Измаила,

Но сердцу как ума не соблазнить?

И как любви стыда не победить?

Их речи - пламень! вечная пустыня

Восторгом и блаженством их полна.

Любовь для неба и земли святыня,

И только для людей порок она!

Во всей природе дышит сладострастье;

И только люди покупают счастье!

Прошло два года, все кипит война;

Бесплодного Кавказа племена

Питаются разбоем и обманом,

И в знойный день и под ночным туманом

Отважность их для русского страшна.

Казалося, двух братьев помирила

лепая месть и к родине любовь;