Мейсон, который располагался лицом к столу в кресле с высокой спинкой, не мигая смотрел на Карла Келлермана. Президент «ККК» был человеком без возраста, хотя Уард намекнул Мейсону, что тому уже за семьдесят. Он источал несокрушимое жизненное здоровье. Его волосы, или, точнее, остатки их, были коротко подстрижены. Взгляд светло-голубых глаз, хотя в них постоянно плескалось веселье, отдавал ледяным холодом. Когда он улыбался, были видны его белые крепкие зубы, из которых он почти не выпускал черенок трубки. На столе перед ним находилась длинная подставка, хранившая пару дюжин других трубок. Штук десять из них лежали перед хозяином, который ершиком прочищал их черенки. Еще столько же стояли в ряд перед Келлерманом, уже набитые табаком. Две трубки, наполненные пеплом, лежали в большой медной пепельнице. На стене за блестящей головой хозяина тянулся ряд фотографий. На одной из них запечатлена немецкая субмарина, команда которой выстроилась на палубе. Ее командиром являлся Келлерман, который тогда был на сорок лет моложе, — пройдя две мировые войны, он сохранил свою улыбку. Так объяснялось прозвище, под которым его знали друзья и враги в гавани, — Подлодка. Здесь же находился фотопортрет с автографом покойного адмирала фон Тирпица, а также изображения других фигур, хорошо известных в политической жизни страны, — бывшего мэра Нью-Йорка, вице-президента Соединенных Штатов, бывшего министра юстиции, в свое время вовлеченного в известный скандал с военно-морским флотом. Подлодка Келлерман был допущен в высокие сферы и вращался в них.

Он поднес зажигалку к третьей за утро трубке.

— Я пытался изложить вам некоторые факты из жизни порта, мистер Траск, ибо меня не покидает ощущение, что из-за непомерной глубины вашей личной трагедии, которая обрушилась на вас в последние сутки, вы потеряли представление о размерах капиталов, что стоят тут на кону. — У него был уверенный молодой голос, с легким немецким акцентом. — Я принял вас и выразил готовность поговорить с вами, поскольку об этом попросил ваш друг Уолтер, но вы должны перестать витать в облаках, мистер Траск. За все сорок лет, что я провел в порту, никто еще не приходил ко мне с такими фантазиями. Это детские штучки, мистер Траск. Нет-нет. Сидите. Я вам все объясню. Я даже готов слушать вас и дальше. Но прежде, чем двинемся хоть на шаг вперед, я хочу, чтобы вы расстались со своими иллюзиями. Так будет легче для нас обоих.

Уард, рассказывая Мейсону о Подлодке Келлермане, не имел представления, как с ним встретиться. Встречу удалось организовать Максу Уолтеру, который провел репортером в порту почти столько же лет, сколько и Келлерман.

— Посмотрим, что я о вас знаю, мистер Траск, — блеснув ослепительной улыбкой, сказал Подлодка. — Внезапно к вам подвалил успех как к писателю. Вы были репортером в радиокомпании «Юниверсал». Вы — сын и брат полицейского. Холостяк. За последние два дня вы стали жертвой тяжелых трагедий. Вы полны ненависти и считаете, что я также полон ею. Так. А что вы знаете обо мне, мистер Траск?

Мейсон облизал губы.

— Во время Первой мировой войны вы были командиром подводной лодки. И вы возглавляете одну из самых больших стивидорских компаний в гавани.

— Вы хоть понимаете, что это значит?

— Вы заключаете контракты на выполнение работ с капитанами, суда которых надо погрузить или разгрузить.

— Как просто! А? — расплылся в улыбке Подлодка. Он выбил трубку о пробковый шарик в центре медной пепельницы и взял свежую трубку. — Значит, мне надо договариваться о работе и нанимать на нее людей — водителей, чтобы доставлять груз на пирс или увозить с него, с железной дорогой, с фирмами, у которых баржи и буксиры, даже порой с аэропортами. Я имею дело более чем с двадцатью причалами. И все должно идти гладко и четко — в противном случае меня ждут большие убытки. Постоянное круговращение. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да.

— Это собачья грызня, мистер Траск. Она идет день и ночь. Я должен обольщать, подкупать и уговаривать капитанов, чтобы они швартовались у моих пирсов и пользовались моими услугами. Тем же самым мне приходится заниматься, чтобы люди исправно выполняли мои контракты. Это мир конвертов, мистер Траск.

— Конвертов? — рассеянно переспросил Траск. Его мысли витали где-то далеко.

Подлодка хмыкнул:

— Конвертов с листьями салата латука, мистер Траск. С такими длинными, продолговатыми зелеными листьями. Мы вручаем их по поводу Рождества, и Дня матери, и Дня отца, и вообще без всякого повода. И вот что они обеспечивают мне — время! Вы будете удивлены, узнав, кто получает их. Капитаны? Да. Профсоюзные лидеры? Да. Но кроме того, дешевая шпана, головорезы, ростовщики и полиция — для того, чтобы они не мешали мне крутиться. А самый большой конверт — с целой головкой латука, мистер Траск, — поступает Мадженте, который контролирует район с моими пирсами, и Иксу, в ведении которого другой район с моими пирсами, и Игреку, и так далее. Но вы видели этот офис — он занимает целый этаж. Я плачу за него, чтобы иметь право получать доход. И точно так же поступают и все остальные в порту, большие и малые величины. Но если бы я просто платил, мистер Траск, рано или поздно цены стали бы расти, пока я не разорился бы. Сколько раз вы можете отжаться, мистер Траск?

— Отжаться?

— Прямо на полу — отжаться на руках. Сколько раз?

— Я… я…

— Вам надо заняться физической подготовкой, мистер Траск. А вот я могу отжаться семьдесят один раз и не сбить дыхания. Почему именно семьдесят один? Потому что мне столько лет. Я не хочу ни хвастаться, ни запугивать вас, мистер Траск, но берусь утверждать, что мог бы выкинуть вас из кабинета одной рукой. — Он с удовольствием хмыкнул при этой мысли. — Я убежден, что не салат в конвертах держит нас на плаву. А когти и зубы, готовые вступить в бой. Каждый день. Вырвать здесь, ухватить там. Найти нужного человека на ключевом посту — посту, облеченном властью. Не имеет смысла покупать его, мистер Траск, ибо кто-то может дать больше. Его надо чем-то увлечь, мистер Траск. Подвесить приманку у него над головой. Вы бы удивились, узнав, какие суммы из моего платежного списка уходят, чтобы узнать факты из жизни людей, которых я могу использовать. Да, это и шантаж, и выкручивание рук, и давление, и удары по яйцам, мистер Траск! Вот так я живу и выживаю. Вот так живет и выживает Маджента. Я уже сто раз мог заказать его смерть, мистер Траск, а он — мою. Но что хорошего из этого получится? Если я прикончу Мадженту, мне придется иметь дело с его наследником. В порту ничего не изменится. А если изменится, то к худшему. Мы с Маджентой держим друг друга за глотку, но мы знаем особые правила выживания в этом порту. Я покупаю доносчиков, и он покупает доносчиков. Я ищу пути, чтобы моя бухгалтерия выдержала проверки Портовой комиссии — черт бы ее побрал! — и он находит пути для того же самого. Он берет комиссионные со всего этого, — Подлодка махнул рукой в сторону открытых окон, — и я кручусь, чтобы подрезать его комиссионные и тем самым увеличить свои. Он подкупает судью, и тот спасает человека, с которым я хотел покончить. Я подкупаю политика, и он проталкивает какие-то решения, законы об изменении грузопотоков, поправки, уточнения и запреты, которые мне выгодны. Разомните ноги, мистер Траск. Посмотрите на эту картину в углу.

Мейсон встал из кресла и подошел к стене. Там висела фотография банкета, участники которого — все мужчины — были в смокингах.

— Вы без труда всех узнаете. Бывший мэр; окружной прокурор Бруклина; пара продажных шишек из магистрата; судья Верховного суда штата; человек, который был губернатором штата. И — Рокки Маджента; член Корпорации убийц; Косой Данн, убийца, которого поджарили за его преступления на электрическом стуле в Синг-Синге; мистер Игрок Фланнери, который лежит в морге с пулей вашего брата в башке; мистер Микки Фланнери, который, возможно, убил ваших племянников; мистер Эйб Эбрамс, который продолжает вытаскивать их всех из-за решетки. Я могу продолжать — но, может, вы и сами опознаете остальных. Как, например, старого капитана подлодки! Все улыбаются. Мы только что кончили петь «Забыть ли старую любовь». За присутствие на этом обеде надо было выложить на блюдечке сто долларов, мистер Траск. Деньги пошли на борьбу с коммунизмом в порту Нью-Йорка. Шла война. Порт был жизненно важен для победы. И вы знаете, как мы одолели коммунизм с помощью этих денег? Купили два «кадиллака» для профсоюзных боссов и летний домик в Джерси, где в данный момент Маджента наслаждается глубоководной рыбалкой — его отдых оплачен.