Так и станется. Волшебство не отменить, не вернуть. Заплатить только нужно. И волю чуда исполнить.

Семен проснется холодный и чужой. Заберет вышивку и помчится к другой, милой да пригожей.

Закрою дверь за ним и взвою в потолок. Сама виновата. Больно так, что яркое солнце кажется паяльником жгучим. Светит в окно, издевается, а мне кричать хочется. Что ж вы, духи, не спасли меня?! Что мне ваши знаки и предупреждения. Бабушка, забери к себе, подари мне свободу и покой. Не смогу без него.

– Глупая, Аделюшка… Боль пройдет, притупится, а радость она не всегда ожидаема. Просто живи дальше и добро людям неси. Оно окупится.

– Невыносимо горько, родненькая!

– Знаю, но помнишь Морозко подарок обещал?

Кивну, но сказать хочу, что мне ничего не нужно, а отказаться не смею. Слово дала.

* * *

Николька замахнется и разрубит чурку, а я гляжу в окно и любуюсь. Спасибо ему. Дров теперь у нас много, на всю зиму хватит.

Тяжелым камнем воспоминания о чернооком в душе сидят, но я стала сильнее и старше. Со всем справлюсь. И его со временем, пусть с годами, но забуду. Не одна ж теперь.

Гляжу вдаль, а по дорожке мощеной Семен идет. Другой какой-то: худой, прическа изменилась, в глазах, будто черное пламя плещется. Сердце мое птицей в горло влетит.

Пришлому Николька путь перережет.

Заговорят о чем-то, но не услышу я. Зачем незваный приехал? Душу потерзать? Или полечить кого в семье надобно? Для другого же я не гожусь. Силу Морозко не забрал, смиловался. Сказал, что мое добро ценное, и иголочке приказал слушаться. Теперь работа легче идет: ладно и быстро.

Громко заспорятся мужики на улице, но о чем не ведаю. Николька топор в землю бросит, кулак сожмет да Семену в лицо замахнется. Тот покачнется, и на ворота с колокольчиком рухнет. Только ноги сверкнут.

Распахну дверь.

– Что ты делаешь, Колька?! – закричу.

– Разбирайся сама! То ревешь из-за него, а теперь, как явился, объятия раскроешь?

– Не говори так. Не мой он. Не мой. По другому поводу пришел…

А Семен поднимет голову, и увижу я снова тот горячий взгляд. Что случилось с ним?

– Почернели розы и маки, и на днях рассыпалась белая канва. Я будто очнулся ото сна. Вот, к тебе сразу поехал. А та, что ты мне пришила, давно не моя – замуж вышла. И несколько лет они с моим лучшим другом счастливо живут. Из-за нее я тогда приезжал, отомстить хотел, – выдохнет тяжело: – Что-то волшебство твое бракованное, Адела.

Встанет и пойдет ко мне, обнимать потянется. Выскочит из-за его спины пес кудлатый да лизать ему руки примется.

– Перестань, Гром. Вон хозяйка твоя, ей руки и целуй, – засмеется гость, а я губы ладошкой прикрою, чтобы не закричать. Поняла я почему вышивка не сработала. Укололась ведь тогда. Кровь свою отдала. За него заступилась. Свою душу ему подвязала. Только не волшебство это. Любовь настоящая.

А из дома плач и крик послышится. Закушу губу и пущу Семена внутрь. Пусть идет вперед.

Туфли скинет у порога, куртку на пол бросит и к люльке ринется, где малыш наш заливается. Звонко так, что соловей по весне.