– Его нельзя злить… – так же тихо произносит Ринат, продолжая отвлекающий маневр, и мы, действительно, как разведчики, быстро, ловко, но без суеты, чтобы неожиданной резкостью не обратить на себя внимания окружающих, меняем курс.

– Кого нельзя злить? – допытываюсь, когда Ринат поднимает голову и облегченно вздыхает в знак того, что опасность миновала.

– Заместителя командира нашего полка – Петрова.

Оказывается, мы только потому так сейчас маневрировали на местности, что Петров собственной персоной как раз ехал нам навстречу. Его автомобиль подрулил к красивому дому – потому что Петров в нем живет. И лишь когда он скрылся в подъезде, Ринат успокоился. И мы продолжили прогулку по военному городку – туда-сюда, вперед-назад. Как ни старались, а все получалось, что вокруг красивого дома… И Ринат смотрел на него с тоской и завистью.

Честно говоря, я в замешательстве. Немного знаю боевую биографию Рината, его бесстрашие и мужество, удивлена: а чего он, собственно, боится больше всего? Он, разведчик с огромным стажем, участием в войнах и боях? Смерти?

– Нет, к смерти притерпелся. Я не рисуюсь.

– Плена?

– Да, боюсь, конечно, – потому что понимаю, будут пытать. Сам видел. В бандах. Но и плена не так уж сильно боюсь.

– Тогда чего же?

– Наверное, мира. Мирной жизни. Я ничего в ней не понимаю. Я к ней не готов.

Ринату – 37 лет. Он только и делал в жизни, что бегал по войнам. Весь изранен. У него язва желудка и двенадцатиперстной кишки, еще – расстройство нервной системы, его не отпускают мучительные боли в суставах и фантомные мозговые спазмы после нескольких ранений в голову.

Недавно майор решил осесть – вернуться со всех своих войн в обычный наш мир, и тут-то оказалось, что в нем он ровным счетом ничего не понимает. Например, а кто ему даст дом? Ведь ему же полагается квартира за все то, через что он прошел, защищая интересы государства? Или – деньги?…

Как только он стал задавать Петрову, заместителю командира полка, эти вопросы, тут и выяснилось, что ему не полагается ничего. И Ринат сделал вывод: пока, выполняя особые задания своего правительства, он бегал по горам, странам и континентам, он был нужен своему государству, и оно давало ему ордена и медали. Как только здоровье майора вышло в тираж, он решил остановиться и попытаться осесть, оказалось, что нет ему тут никакого места, не приготовлено, и военное начальство попросту вышвыривает Рината на улицу. Даже из убогого угла в офицерской казарме, где он сейчас спит. Вместе с ребенком.

У Рината есть сын Эдик. Ринат – отец-одиночка, мама мальчика погибла несколько лет назад, и долгое время Эдик жил в офицерской казарме совершенно один, ожидая отца в этом самом углу, из которого их сейчас выгоняют – с его многочисленных войн и ответственных боевых заданий…

– Я знаю, как убить врага так, чтобы он не издал ни единого звука, – объясняет Ринат. – Я умею бесшумно и быстро влезть на гору и обезвредить тех, кто сидит на этой горе. Я – отличный скалолаз и альпинист. Я «читаю» горы – по веточкам и кустам, кто там и где притаился… Я чувствую горы – говорят, это дар от природы. Но я не умею добиться квартиры. Я вообще ничего не могу добиться в гражданской жизни.

Передо мной – беспомощный профессиональный убийца, подготовленный государством. И у нас сейчас таких много. Государство посылает людей на какую по счету войну, эти люди годами существуют в условиях войн, возвращаются и не понимают, из чего состоит мирная жизнь, какие в ней законы и порядки, – и спиваются, и уходят в банды, и становятся наемными киллерами, и новые хозяева платят им большие деньги, говоря, что они уничтожают, кого требуется уничтожить ради интересов государства…

А государство? Ему плевать. При Путине оно фактически перестало заботиться об офицерах, прошедших войны. И, кажется, будто оно заинтересовано в том, чтобы стало больше высокопрофессиональных киллеров в составе криминальных банд.

– Вы, Ринат, о том же думаете для себя?

– Нет, я не хочу. Но если мы с Эдиком окажемся на улице… Не исключаю. Я умею только то, что умею.

…Мы с Ринатом, наконец, подползаем по грязи и слякоти к унылой развалюхе. Ее тут называют «трехэтажка». Это и есть офицерская казарма. Мы поднимаемся на третий этаж, и за облезлой дверью – убогая казенная комната…

У майора никогда в жизни не было дома и своего угла. Вообще. Сначала – детский дом на Урале, в городе Нижний Тагил. Потом – казармы военного училища, в которое он поступил из детского дома. Еще позже – гарнизонные общежития вперемежку с палатками полевых лагерей. За плечами – уже шестнадцать лет в строю. Перекати-поле по присяге. А последние одиннадцать лет Ринат только и делал, что кочевал из одной боевой командировки на другую. От такой жизни у него так и не появилось вещей.

– И я был счастлив, – говорит майор, – я и не хотел уходить из войны… Думал, так навсегда…

Все, что нажил Ринат, умещается сейчас в одной парашютной сумке. Майор открывает казенный шкаф с инвентарным номером на жалком обшарпанном боку и показывает эту сумку.

– На плечо – и в командировку, – коротко объясняет, каковы его жизненные ценности и убеждения.

На диване сидит мальчик и как-то скорбно смотрит на нас. Это и есть Эдик. И я перебиваю майора:

– Но ведь вы были женаты? Значит, у вас было какое-то хозяйство?

– Нет, не было. Не успели.

Пока Ринат воевал в Таджикистане, помогая нынешнему президенту Рахмонову брать власть, в Киргизии у него появилась жена. С ней они встретились во время предыдущей боевой командировки Рината – в городе Оше, где она жила и куда однажды прибыл Ринат, потому что в Оше началась резня на национальной почве.

Они поженились прямо на фоне этой резни – по пылкой и страстной любви, вспыхнувшей среди крови и боли. Ринат тогда привел свою юную жену к своему командиру и сказал: «Все, мы женаты». Командир развел руками и только и попросил, что оставить жену в Оше, любимая женщина для разведчика – ахиллесова пята. И он оставил и отправился обратно в Таджикистан, в банду на границу.

Потом командир ему сказал, что жена родила мальчика и назвала Эдиком. А еще позже, в июне 1995 года, его юную жену, студентку местной консерватории, выследив, убили те, кто был недоволен деятельностью Рината в Таджикистане… Жене только что исполнился 21 год, и в тот день она шла сдавать экзамен за третий курс…

Поначалу Эдик жил у бабушки в Киргизии – мальчик был слишком маленьким, чтобы выдержать жизнь по офицерским общежитиям, да и Ринат очень редко ночевал в неуютных, неметеных комнатах, куда его определяло государство, – он продолжал бегать по спецоперациям и горам нашей страны, получил два тяжелых ранения, отлеживался по госпиталям…

– И все равно я не хотел другой жизни, – говорит Ринат. – Но Эдик стал подрастать.

Наконец, пришел момент, и он решил взять сына к себе, и с тех пор Эдик ездит к бабушке, лишь когда у Рината полугодовые боевые командировки, на такое время мальчика не оставишь под присмотром соседей.

…Мы сидим в их комнатушке – тут холодно и неуютно. Эдик – молчаливый мальчик с ясными, все понимающими и очень взрослыми глазами. Говорит он, только когда отец выходит из комнаты и когда его спрашивают – сын разведчика, одним словом. Он понимает, что отцу очень тяжело сейчас, и поэтому в следующем учебном году он хочет отправить Эдика в кадетский корпус, но мальчику эта идея не нравится.

– Я хочу жить дома, – говорит он спокойно и очень по-мужски, без надрыва, но, тем не менее, повторяет несколько раз. – Я хочу жить дома. Дома…

– А это – твой дом? Ты чувствуешь себя здесь, как дома?

Эдик – честный парень. Он знает: когда нельзя ответить правду, то лучше промолчать. И именно так он и поступает.

Действительно, кто возьмется назвать этот загон для боевых офицеров с пьяными воплями контрактников за тонкой стеной, с инвентарной казенной мебелью – домом?… Но Эдик знает, что отца гонят и отсюда. Значит, пусть это будет дом.

Отношения командования полка и майора стали портиться, когда Ринат пошел просить квартиру в новом красивом доме – том самом, прогуливаясь рядом с которым мы прятались от глаз заместителя командира полка Петрова. Майор полагал, идя с просьбой, что он прав, ведь уже много лет, как Ринат – первый в очереди на жилье.