Как-то, совершенно незаметно, он вышел на заросший бурьяном пустырь, — точнее, двор давным-давно заброшенного дома. Кирпичный, трехэтажный, он выглядел так, словно вот-вот готов рухнуть. Дощатая, заросшая мхом крыша просела, пустые окна жутко зияли чернотой, — словно комнаты за ними заполнены густым дымом или даже какой-то черной жидкостью. Забор кое-где покосился, двор завален древней, облезлой и полусгнившей мебелью. Йаати стоял у распахнутых, осевших в грунт ворот, — но начинавшаяся за ними дорога уходила в темную, неподвижную воду, отражавшую странное, неземное сияние небес. Тучи разошлись, солнце, обрамленное короной их рваных, темных, неподвижных, как на картине, лохмотьев, просвечивало сквозь ровный слой высоких облаков расплывчатым синеватым пятном. Во всем этом было что-то, невыразимо зловещее, — даже в призрачном здешнем тепле, готовом ускользнуть от малейшего дуновения ветерка. Было так тихо, словно уши заложили ватой. Йаати даже потряс головой, передёрнувшись от неприятного ощущения. Он никак не мог вспомнить, как попал сюда, не мог вспомнить даже, что было до этого. Кажется, он уснул на ходу… но разве так бывает?.. Где он?.. В какую сторону идти?.. С какой стороны он сюда вышел, наконец?..

Йаати оглянулся, чтобы отыскать следы, — но не смог. А были ли они вообще?..

От этой мысли голова закружилась, ноги ослабли, — и он сел на какой-то облезлый ящик, передернувшись от холода сырых шершавых досок. Йаати понимал, что должен испугаться, — но голову словно набили ватой. Думалось медленно и как-то неохотно, лениво. Словно весь мир пропитан этой синеватой, одуряющей мутью… и нет ни сил, ни даже желания сбросить её…

Йаати ощутил, что сознание опять уплывает… куда-то. Он вскочил, яростно помотал головой, осмотрелся. Никаких тропинок, никаких следов того, что люди здесь бывают, — всё казалось заброшенным много лет назад. Идти к дому не хотелось, — от него просто дышало какой-то нездешней темной жутью. В лес тоже не хотелось, — в нем, казалось, висит та же странная синеватая дымка, что и в небе, да и вообще, как-то темновато… Оставалась дорога, — должна же она вести куда-то…

Йаати медленно пошел вперед. Идти босиком по усыпанной битым стеклом земле пришлось осторожно, внимательно глядя под ноги и осматриваясь, — тишина начала действовать на нервы. Ветра совсем нет, воздух неподвижный, словно в комнате, — но голая кожа то и дело ощущала какие-то странные сквозняки, словно вокруг летают призраки. И всё время кажется, что на краю поля зрения что-то мелькнуло, но повернешь голову — ничего… И непонятно даже, в чем тут… смутность, — в самом окружающем мире или в голове…

Босую ногу вдруг обожгло холодом, и Йаати дернулся, словно очнувшись. Сознание вновь ускользнуло, — и он даже не заметил, как зашел в темную, неподвижную воду. Он шарахнулся назад и замер, ошалело осматриваясь. Странно, — но он совсем не помнил, как прошел эти метров пятьдесят. Дорога перед ним уходила в воду, — и та тянулась до смутно-темной стены далекого леса. Справа и слева тоже стояла вода, — не пройти, разве что вброд, — но входить в неё Йаати не хотелось. Она оказалась столь холодной, что высасывала из тела не только тепло, а, казалось, саму жизнь.

Он оглянулся — и замер. Страшный заброшенный дом остался далеко позади, — но даже отсюда он казался столь же зловещим. А за ним поднималась громадная треугольная башня. Раньше она скрывалась за крышей, и потому Йаати не заметил её сразу. Вершина её уходила прямо в ровный слой синеватых облаков высотой, наверное, в несколько километров. Разве такое бывает?..

Йаати зажмурился и помотал головой, — но башня никуда не делась, тускло блестящая, синевато-черная. Ну да, металл, конечно. Сколько она должна весить, — миллиард тонн, больше?..

Ноги как-то вдруг ослабли и Йаати сел прямо в заросшую бурьяном колею. Голова у него закружилась, он уперся в неровную холодную землю ладонью, чтобы вообще не упасть. Он не просто заблудился, он попал в какой-то совсем другой мир, — только вот не мог поверить, что всё это происходит наяву. Что это? Разве так бывает?.. Может, он просто спит, а весь этот бред ему просто снится?.. Но, раз это сон, то в нем можно просто заснуть, — и проснуться…

Холод сырой земли вернул его к реальности. Земля была реальна. Колючий бурьян под голой задницей был реален. Запах сырой прели был реален. Это и в самом деле какой-то другой мир…

Йаати вновь яростно помотал головой и сел поудобнее, подтянув ноги. Он совсем не представлял, что делать. Идти дальше он не мог, возвращаться не хотелось. И не только к страшному заброшенному дому, но и вообще. Из него словно что-то вынули, — но вот что, он никак не мог вспомнить…

Чувствуя, что сознание вновь уплывает, он яростно помотал головой и вскочил на ноги. Так или иначе, но он здесь, замерзший, грязный и уже отчетливо голодный. И надо что-то делать, потому что оставаться в этом месте ночью он не хотел категорически.

Ещё раз осмотревшись и глубоко вздохнув для храбрости, он решительно пошел назад, — должны же найтись там хоть какие-то его следы! А по ним он сможет выйти на то место, на которое попал сюда, — и, наверное, как-то вернуться назад…

Йаати храбро дошагал до распахнутых настежь ворот в темном покосившемся заборе, — и замер, словно налетев на стенку. Казалось, что в пустом проеме висит некая пелена, неощутимая, но непроницаемая, — ноги просто не хотели идти дальше. Да и черные окна проклятого дома смотрелись очень уж зловеще…

Крепко зажмурившись, он шагнул вперед, потом ещё раз и ещё. Замер, по-прежнему не открывая глаз, прислушиваясь и чувствуя голой спиной слабое, почти призрачное тепло высоко стоящего солнца. Ничего.

Он осторожно приоткрыл один глаз. Ничего не случилось. Он по-прежнему стоял во дворе. Давившая его необъяснимая жуть вдруг куда-то делась. Даже старый заброшенный дом уже не казался таким уж зловещим.

Слабо улыбнувшись, Йаати осторожно пошел дальше, внимательно глядя под ноги. Вот, точно: он стоял на этом самом месте. Он осмотрелся, пытаясь найти свои следы…

Ничего! Несколько примятых стеблей… и всё. Похоже, что по заполнившему двор бурьяну вообще никто не ходил, как минимум неделю. Да и забор оказался пусть и покосившимся, но сплошным. Пройти сюда из леса он просто не мог! Перелезть через забор тоже, — прогнившая насквозь конструкция точно бы рухнула. Что же тогда?..

У Йаати вновь закружилась голова, сердце вдруг забилось часто и сильно. Ноги ослабли, он с трудом подавил желание сесть на землю. Теперь он, наконец, испугался, — и это чувство оказалось очень, очень неприятным…

Он начал понимать, что домой он точно не вернется, — плакала и Академия, и уютная квартира, и папа с мамой. И вареная колбаса в холодильнике, и радио, и даже оставленная в другом мире одежда. Когда её найдут, все просто подумают, что он пошел купаться и утонул, а труп унесло в море течением. И всё.

При этой мысли Йаати стало ещё страшнее. Утонуть он в самом деле вполне мог, — не попадись ему под ноги те проклятые водоросли, он решился бы поплыть, течение отнесло бы его от берега… и всё. В стылой осенней воде недолго проплаваешь. По всему выходило, что в своем мире он умер, — и не просто умер, а пропал без вести, но так, что в его смерти не возникнет никаких сомнений. А потом вдруг попал сюда. Случайно ли? Или по чьей-то воле? Кому нужен тот, кого никто не будет искать?..

Йаати никогда не верил в страшные слухи и сказки, — но люди, в самом деле, иногда пропадали без следа. Не то, чтобы очень уж часто, — но он каждый год слышал о нескольких таких случаях. А теперь он и сам…

Йаати захотелось изо всех сил заорать от ужаса, — но он тут же испугался, что этот, слышимый за километры крик привлечет… что-то, чего никак не следует привлекать.

При этой мысли ему вдруг стало смешно, и он отчаянно сжал зубы, сдерживая готовое прорваться наружу хихиканьё. Он чувствовал, что если хихикнет хоть раз, — то не сможет уже остановиться, пожалуй, до конца своей жизни. Наконец, его отпустило. Он яростно помотал головой и вернулся к воротам. Что же делать?..