Реальность оказалась куда более печальной — враги, вместо того, чтобы рядами ложиться под гусеницы, яростно и почти успешно пытались его убить, танк с верным экипажем ему никто не потрудился выдать, — а от одной мысли об внедрении в ряды тварей Йаати передергивало. Как и от воспоминаний о том, как дико он боялся, попав к ним в плен. В тот раз он едва не обделался от ужаса — да и сейчас в животе как-то подозрительно бурчало. Не хватало ещё только…

Йаати даже замер на секунду, стараясь усмирить поднявшуюся в животе бурю. В этот раз ему повезло, — в кишках что-то словно провернулось и напряжение ослабло, — но он боялся представить, что станет с ним в следующий раз.

— Что с тобой? — Шу быстро повернулся к нему.

— Ничего, — но лицо у Шу было встревоженное, и он неохотно добавил: — Живот свело.

— А, — Шу ожидаемо усмехнулся. — Свело — это чепуха. Могло быть и хуже…

— Угу, — Йаати почувствовал, как в животе вновь поднимается буча, и отчаянно сжал мускулы. После всего, им пережитого, это было так… несправедливо, что от обиды захотелось расплакаться, — но его отпустило и в этот раз.

— Лучше в кустики сходи, — с той же ухмылкой предложил Шу. — А то, мало ли вдруг что…

— Да ну тебя!.. — Йаати отмахнулся, быстро зашагав вперед. Сейчас он разозлился очень сильно, — и злость, как ни странно, помогла. По крайней мере, головная боль на её фоне казалась уже незначительной, и лишь подхлестывала злобу, — а та необъяснимо прибавляла сил. Йаати почувствовал себя бодрее, ему уже не хотелось заползти под ближайший куст и помереть. В какой-то миг ему даже захотелось, чтобы впереди появились хоть какие-то враги, на которых он сможет сорвать эту злость, — и он испуганно мотнул головой, отгоняя это глупое желание. Ничего хорошего из такой встречи в его нынешнем полуоглушенном состоянии точно не вышло бы. Но вокруг царила мертвая, предгрозовая тишина. Небо на юге страшно потемнело, — и Йаати замер, ошалело глядя на него. Тучи, конечно… но какие-то слишком густые, словно по небу разливали нефть. Казалось, что они растворяют и впитывают это мертвое бледное небо… нет, не казалось. Стена жуткой полупрозрачной мглы таяла в этих тучах, словно снег под кипятком, — но это, почему-то, совсем теперь не радовало. Йаати вдруг пришло в голову, что этот немыслимый человекообразный гигант выбросился из привычной, видимо, среды не затем, чтобы взорваться у него над головой, а из дикого ужаса перед…

— Что это? — бездумно спросил Йаати. В совсем раннем детстве он панически боялся гроз, даже сильного дождя, — и сейчас вроде бы забытое ощущение вернулось.

Шу остановился, глядя вперед, лицо его вдруг отчетливо побледнело под слоем загара и грязи.

— Надвигается портальная буря. Лестница Миров рушится…

— Что? — удивленно спросил Йаати.

Шу отвернулся и быстро зашагал вперед. Йаати не посмел его спрашивать.

Они совсем не скрывались, — на это просто не осталось сил, — но, словно в насмешку, в этот раз им повезло, и они вскоре вышли к повороту дороги. Впереди, за заросшим пустырем, чернела стена крепости. Она казалась совсем целой, — а за косыми броневыми щитами Йаати разглядел турели. Сейчас они не двигались, но он надеялся, что они всё-таки исправны. Батарейки для ключа могли всё же сесть, — и тогда без турелей им пришлось бы очень худо…

Шу вдруг остановился, глядя вперед явно встревожено, и Йаати удивленно повернулся к нему, — он уже как-то привык, что боится в их паре именно он.

— Что? — спросил он.

— Ты уверен, что тут можно пройти? — вдруг спросил Шу. — Я никогда не видел такой плотной системы обороны.

— Мне ничего не было, — буркнул Йаати. В другой раз он бы, наверное, посмеялся над внезапной трусостью Шу… но сейчас в ней не было ничего забавного. Он даже слишком хорошо помнил, как сам боялся турелей, ещё в начале.

— Так это тебе… — буркнул Шу.

— А я что? — обиженно ответил Йаати. — Я тут вообще никто…

— Вот именно, — сказал Шу. — Тебя-то система наведения не видит — а вот меня…

— А что? Ты же человек.

— Люди тоже всякие бывают, — пробормотал Шу, вдруг оглядываясь. На дороге позади них никого не было, — но Йаати уже чувствовал, что это не продлится долго. — Если тут первый уровень допуска, то система просто стреляет по всему, что не внесено в список.

— Я-то не внесен, — возразил Йаати. — А мне за это ничего не было.

— Тебя фемма могла и внести, — возразил Шу, и Йаати не нашел, что ответить, — в таких вот вещах он ни фига не разбирался. — Особенно, если у неё связь с Сетью была и допуск. А вот меня…

— И что нам теперь делать? — кисло спросил Йаати. Шу говорил очень логично… и он вполне его понимал. Быть застреленным тупой турелью после всего пережитого наверняка было бы очень обидно…

Шу пожал плечами.

— Вперед иди, что… Я пойду сразу за тобой.

— Спасибо, — ядовито сказал Йаати. Играть роль живого щита ему совсем не улыбалось. — А если эта хрень решит, что я… ну, заложник?

— Застрелит обоих, — спокойно сказал Шу. — Так что ты лучше один иди. А то мало ли что…

— Да пошел ты… — Йаати сделал несколько быстрых шагов, потом вздохнул и обернулся. — За спиной иди и не высовывайся, — на язык просилось ещё несколько обидных слов, но их Йаати всё же проглотил.

Тем не менее, идти с недовольно сопящим Шу за спиной, оказалось всё же… неуютно. Сейчас на них смотрели, буквально, десятки импульсных пушек — и, если они начнут вдруг стрелять, от него даже мокрого места не останется…

Упрямо шагая и шагая вперед, Йаати даже передернул плечами. Ощущение было неприятное — даже более неприятное, чем доставшая уже до печенок головная боль. И, тем не менее, быть живым щитом для Шу ему неожиданно понравилось. Впрочем, ему всегда нравилось делать что-то, чего не могут другие, — даже если это всего лишь свернутый в трубочку язык, умение, которым он невероятно гордился в детском саду. В школе он, к сожалению, утратил эту ценную способность, и пришлось прибегать к более утомительным подвигам, — например, лезть по пожарной лестнице на крышу. Но, если за язык ему ничего не было, то за крышу ему основательно надрали ухи, да ещё и влепили в дневник двойку по поведению — что, в свою очередь, обернулось крайне неприятным разговором с отцом. В тот раз Йаати подумал, что родитель издевается над ним, — но теперь он понял, что отец просто волновался. Он точно не хотел, чтобы сын свернул шею, и поэтому…

До стены крепости оставалось уже всего метров пятьдесят, — и Йаати вдруг понял, что стоящие в бункерах турели уже давно могут попасть в Шу, даже не задевая его самого. К их общему счастью, ничего такого не случилось, и все их переживания вдруг показались Йаати бесконечно глупыми. Он даже повернулся к другу, чтобы поделиться с ним столь ценной мыслью, — но как раз в этот миг за спиной раздалась очередь.

Смотри Йаати в этот миг на турель, он бы, наверное, просто умер на месте от испуга. Сейчас же он видел лишь сине-желтые трассы выстрелов. Очередь прошла над его головой и ударила в заросли, во что-то, незаметное отсюда. Тут же к стреляющей турели присоединилось ещё несколько — и так же быстро всё стихло.

Йаати замер, испуганно вглядываясь в заросли, — но там больше ничего не двигалось, лишь в одном месте лениво поднимался дымок. Сейчас он даже не мог вспомнить, видел ли он его раньше.

— Идиот, беги! — Шу грубо рванул его за руку, и Йаати, как мог быстро, помчался к воротам. В тот же миг на стене снова ожили турели, — теперь стрелял уже целый десяток, и трассы выстрелов сплелись в огненную сеть. Йаати невольно оглянулся… и немедленно упал, перекатившись. В голове всё перевернулось, и его всё же вырвало. Тошнота, правда, не ослабла, и Йаати замер, судорожно дыша, ожидая, когда она отступит.

Шу грубо поднял его за шиворот, и, ругаясь, потащил к стене. Вокруг отчетливо цвикали пули, — в них стреляли из зарослей, — и Йаати трепыхнулся, стараясь броситься на землю, но Шу держал его крепко. В самом деле, лежать и ждать, чья возьмет, было бы, пожалуй, глупо.