— Ну, вот видите! — заявила Аглая. — Советских ребят тут ещё не было, одни дикари какие-то. Уж мы-то во всем здесь разберемся!..

— А редко — это как? — спросил Сергей.

— Редко, — повторил Льяти. — Как Мать Бурь проходит, так все знают, — новое племя в мир пришло. Но она нечасто тут случается. Обычно по многу лет не появляется никто. До вас я лет семь уже ни о ком новом не слышал. А тут Бурю увидел, — ну, и помчался на север со всех ног. Вот и повезло мне вас встретить…

— А вообще народу у вас сколько?

Льяти в очередной раз пожал плечами.

— Я не знаю. Племен — десятка два сейчас.

— А в племенах народу много?

— У кого как. Где по десять человек, где по четыреста. Народ-то на одном месте не сидит, бывает, что из племени в племя переходят. А бывает, и племена сливаются. Вместе-то ведь намного удобнее жить.

— Где-то тысячи четыре человек, — подвел среднее арифметическое Сергей. — На целый мир негусто…

— Да ты что? — возмутился Димка. — Они с двух десятков планет, ты представляешь, как много мы можем узнать?

— Они и себя-то совсем плохо помнят, — ответил Сергей. — Похоже, одичали вконец.

— Кто одичал? — возмутился Льяти, и Димка подумал, что когда все говорят на одном языке, не всегда бывает хорошо… — Я на тебя посмотрю, когда тебе тысяча лет исполнится, — да ты даже имени своего не вспомнишь!..

— А что, тут есть и такие, кто тысячу лет прожил? — удивленно спросил Борька.

— Есть, конечно, — спокойно, как о чем-то, совершенно обычном, сказал Льяти. — Есть даже такие, кто по пять тысяч лет тут прожил, — только толку? Всё равно, они лишь несколько веков последних помнят, да и то не целиком, понятно, — память, она же не бездонная.

Это Димка понимал уже и сам. Здешний мир в рассказе Льяти выглядел довольно-таки грустно — мир с остановленным временем, совсем как в злой сказке. Быть вечным мальчишкой — здорово, конечно, но Димке хотелось вырасти, стать взрослым, заняться серьёзными, взрослыми делами. Завести семью, наконец, — а что в этом такого?.. Короче, не понравилось ему здесь…

— А география в этом мире какая? — спросил неугомонный Юрка. — Ну, горы там, моря, проливы?..

— Горы тут есть, — усмехнулся Льяти. — Дальше к западу, большие, настоящие. С этим, как его, со снегом, вот. На севере тоже, только пониже, без снега. На востоке степь, потом пустыня, потом, говорят, тоже море. А на юге — Море Птиц. За ним тоже холмы всякие…

— И всё? Что там за горами, за морем?

Льяти пожал плечами.

— Не знаю, я там не бывал же. А если кто и бывал, — то не рассказывает.

— А почему? Табу у вас, что ли, такое? — спросил Сашка.

Льяти удивленно взглянул на него.

— Нет, конечно, просто отсюда в другие места не попасть. Вы же видели, какой тут лес. Мало кто даже до северных гор доходил — слишком опасно, а если и дойдешь, так в них драконы и живут. Западный лес перед горами, — ещё похуже этого, и племена в нем живут самые в нашем мире дурные. А через сами западные горы и вовсе не перейти — в них холодно очень и дышать нечем. Да и места там жуткие. Такое можно там увидеть, что лучше потом и не жить, — его передернуло. — А через Море Птиц не перебраться — его Хозяева очень крепко стерегут. Ну, говорят, что люди и на востоке у Тихого Моря живут, но я не знаю, правда ли это. Пустыню-то не перейти, в ней воды совсем нет. Я пробовал же.

— А Море Птиц — оно далеко?

— Не, не очень. Дней пять-семь.

Димка присвистнул. Брести ещё целую неделю по этому кишащему чудищами лесу ему категорически не улыбалось. С другой стороны — оставаться здесь ещё опаснее, а вызвать вертолет для удобного путешествия тут вряд ли получится…

— Дорога трудная?

Льяти вдруг улыбнулся.

— Ну, это кому как. Я-то сюда дошел, дойду и обратно, не впервой. И вы, наверное, сможете.

— Наверное?

— Я тебе бог что ли, предсказывать? Да не бойтесь, вас много, и деретесь вы хорошо, — Льяти задумчиво почесал свежий синяк на скуле, полученный им во время отчаянной, но, увы, безуспешной борьбы за свободу.

— Ты нам поможешь пройти к Морю Птиц? — спросил Сергей.

Льяти широко улыбнулся.

— Конечно!

После столь раннего пробуждения ребята пришли в состояние некоторого обалдения — с одной стороны, четырех часов сна было явно маловато, с другой — спать пока что никому не хотелось, благо, побудка оказалась очень… яркой. А впереди ещё три четверти длиннющей здешней ночи — целая вечность, как подумал Димка. Самое поганое, что тут совершенно нечего делать — идти ночью через такой лес безумие, а никаких особых дел в маленьком лагере не имелось. Оставалось лишь расспрашивать Льяти, который, впрочем, тоже выглядел несколько… пыльным мешком пришибленным, как говорила Аглая о тех, кто затягивал или даже срывал ее пионерские поручения.

— Как же вы к таким суткам приспособились? — спросил Сергей.

— А чего приспосабливаться? — удивился Льяти. — Ночь спим, день бегаем. А у вас что, день короче?

— Ага, в полтора раза, — ответил Димка.

— Ой, это очень мало. Как вы что-то успеваете?

Мальчишка вздохнул.

— Ну, иногда и не успеваем. Мне, например, иногда хотелось, чтобы в сутках и побольше двадцати четырех часов было.

— А что такое час?

Димка показал Льяти часы, но тот даже после длительных объяснений не понял назначения прибора. Цифр он не знал, и вообще оказался совершенно неграмотным — то есть, считать-то он умел, но лишь на пальцах. В буквальном смысле — на пальцах рук и ног. Сама идея каких-то условных значков — что букв, что цифр, — казалась ему даже не непонятной, а совершенно ненужной — зачем, если считать можно в уме, а всё, что надо — передать на словах? И всё это при том, что назвать Льяти идиотом не получалось, — он был сообразительный мальчишка с живым характером. Даже, пожалуй, слишком живым, — Димка ещё никогда не видел столь стремительной смены эмоций.

Аглая от такой безграмотности гостя едва не упала в обморок — в её представлении здоровый парень, восьмиклассник, не умеющий даже читать, был чем-то совершенно немыслимым. По старой памяти она тут же дала Димке пионерское поручение «подтянуть» Льяти хотя бы до уровня первого класса. Мальчишка отказываться не стал, но про себя растерялся, — он знал, что Аглая с него не слезет, а как учить грамоте, если ни букваря, ни даже классной доски под рукой нет? Да и объяснить, зачем всё это надо, Льяти будет трудновато — с чтивом в отряде было плохо, в поход шли, понятно, не затем, чтобы читать книжки. У Ирки в рюкзаке нашелся ботанический атлас, у Антона — затрепанная «Молодая Гвардия», вот и всё. Да и тетрадки им нужны совсем для других дел. Да уж, задачка…

Между тем, Льяти продолжал сыпать вопросами, как из пулемета — пусть он и дикий, любопытства ему было не занимать. При всем этом, его поражали даже совершенно обычные, с точки зрения пионеров, вещи, начиная от обычной стальной ложки, — Льяти не принимал её назначения, но сам материал ему понравился, и он стал расспрашивать, где можно найти такой. Однако, обстоятельный рассказ Сашки о железорудных шахтах, конвертерах и доменных печах прошел как-то мимо его ушей — Льяти совершенно искренне не понимал, как можно сделать какой-то МАТЕРИАЛ. Мастерить из уже готового — это он знал и хорошо в этом разбирался. А вот сделать что-то, в природе несуществующее, — это в его представлении было самой настоящей черной магией…

Сашка неосторожно дал ему посмотреть свою финку, — и в итоге её едва удалось отобрать: Льяти быстро оценил преимущества стального оружия над каменным. Хорошо хоть, что с одеждой таких проблем не возникло, — ткать здесь умели, хотя лишь в немногих племенах, да и там ткали, в основном, паруса и ковры, а не одежду, которая здесь сводилась к обусловленному приличиями минимуму. Идея же обуви оказалась для Льяти совершенно непонятной, — из чистого любопытства он выпросил у ребят пару кедов, но ни одна не налезала ему на ноги, подошли только кеды Максима.