Димка вздохнул, и всё же сел, осматриваясь. Разместили его почти по-царски — в отдельной, пусть и небольшой палате со стенами из циновок, сплетенных из длинных, похожих на ремни, листьев «острого дерева», в изобилии растущего на острове Волков. Причем, циновки не просто свисали с потолка, а были растянуты на крепких веревках, так что пройти сквозь них без ножа не получилось бы. Такие же циновки играли тут роль сразу и окон, и штор — их растягивали во время частых здесь грозовых бурь, защищая Столицу от ливня и града. Они же покрывали и бревенчатые, засыпанные золой полы, делая комнату похожей на громадный кузов для грибов, какой был у Димки дома.

Подумав о доме, мальчишка вновь вздохнул. Домой ему очень хотелось, чего уж там, — но сейчас он, увы, ничего не мог для этого сделать, отчего ощущал себя едва ли не предателем. Борьке и Юрке было не легче, — хотя Борька лежал в соседней «палате» с разбитой головой, а Юрка шкандыбал на самодельных костылях, словно настоящий инвалид войны, — пробитая стрелой нога заживала небыстро. На самом-то деле шел всего третий день с того памятного боя, — но по земному счету это было уже добрых дней пять, почти неделя. Нет, лучше Димке становилось, — но слишком уж неспешно. Похоже, что он проваляется тут ещё добрых недели две, как свинья, в то время как другие ребята…

Нет, думать об этом совершенно не годилось, — сделать-то он ничего не мог, даже при желании, а постоянно травить себя мыслями, как они и что с ними, явно не стоило. Так и в самом деле превратишься… ну, не в дурака, но в записного неврастеника — точно.

Ещё раз вздохнув, мальчишка сполз с тюфяка и подобрался к ограждавшим платформу крепким перилам. Внизу было весело и шумно, — Волки ткали новый парус для «Смелого». Ткацкий станок для этого им потребовался бы больше органа, так что поступили они проще, — от выступавших из верхней платформы Столицы балок до земли была натянута хитроумная сеть из веревок, по которой, словно пауки, ползали ткачи. Роль челнока играло цельное бревно — пусть выдолбленное изнутри и снабженное плетеными ручками, но работа всё равно получалась нелегкой. Ещё несколько мальчишек ползали вдоль полотна по веревочным лестницам, с помощью каких-то штуковин уплотняя сотканный материал, или стояли на земле у ворота, тоже сделанного из цельного бревна, на которое то полотно наматывалось. Чтобы как-то разнообразить скучное мероприятие, ребята пели.

Когда над нами день встаёт,
Плечом раздвинув дали,
Мы солнце доброе своё
Друзьям по-братски дарим.
Гори, гори, весёлая заря,
Пой песню, свежий ветер!
Быстрей, быстрей кружись, Земля,
Цвети на радость детям.
Когда мы с песней — мир светлей,
И звонче наше счастье.
Сердца и двери для друзей -
У нас открыты настежь…

Песня была незнакомая, пели её весело и дружно, и Димка заслушался. И невольно вздрогнул, когда за заменявшей дверь циновкой кто-то вежливо покашлял.

— Входи, входи, — предложил он, забравшись обратно в постель и накрывшись одеялом — всё же, ничего, кроме трусов, на нем сейчас не было.

Циновка сдвинулась в сторону, — она не откидывалась, а скользила на натянутых у потолка и пола веревках — и внутрь вошел Антон Паланов. Отчества его Димка не знал, да ему оно и не было нужно. Он уже знал, что этот, здешний Антон был «верховным визирем» при самой «Алле Сергеевне», то есть, по сути, её заместителем и «вторым человеком в государстве». Он был где-то на год старше Димки, — то есть, ему было уже лет пятнадцать, — но высокий даже для своих лет, ладный и крепкий. Сложение его нельзя было назвать атлетическим, — но сложен он был великолепно, и всем своим видом показывал, что знает себе цену. Кожа его отливала молочной белизной, резко выделяясь на фоне черных волос и карих глаз — очень необычное сочетание, чем-то очень напоминающее Льяти. Широкое лицо с высокими скулами и большим чувственным ртом было бледно, с плосковатым носом — симпатичное, но вовсе не лицо красавца, — его необычайно меняла улыбка, открывавшая ряд белоснежных зубов. В общем, Димка не видел ничего необычного в том, что «Алла Сергеевна» всячески ему благоволила, — выглядел Антон как дар свыше всему женскому роду. Двигался он энергично, но не резко — скользил в воздухе, словно рыба в воде. Когда Димка с ним заговаривал, он поначалу складывал руки на груди и смотрел на него с серьёзным и деловым выражением лица, словно настоящий Большой Начальник. Сейчас, правда, эта придурь у него уже в значительной степени прошла.

— Как ты тут? — спросил Антон, садясь на плетеный, набитый травой пуфик, которые в изобилии валялись по всей Столице. Одет он был лишь в невероятно заношенные, утратившие всякий цвет шорты, перетянутые таким же облезлым кожаным ремнем. На нем, правда, висели ножны с настоящей финкой — не только полезный инструмент, но и знак статуса, потому что настоящих стальных ножей у Волков осталось всего несколько штук, — и истертая кожаная сумочка. Вначале Димка принял её за патронный подсумок, какие он видел у офицеров в кино, — но Антон сказал, что это всего лишь сумочка для документов, модная на его родине.

— Нормально, — соврал Димка, подтыкая подушку повыше. Принимать гостя лежа в постели ему было неловко, — но хоть какое-то развлечение, а то Машка опять куда-то смылась, и до обеда ещё далеко, да и что тот обед — одно название…

— Башка болит? — спросил Антон.

— Болит, — буркнул Димка. Врать в таких очевидных вещах он совсем не видел смысла.

— Ничего, поболит и пройдет, — оптимистично предположил Антон. — Когда меня в том бою по башке треснули, — я вообще с месяц провалялся, думал, сдохну нафиг… Но оклемался, как ты видишь.

— Игорь как? — спросил Димка. Сочувствие, даже в такой замаскированной форме, его сейчас злило.

— Да так же, как и ты, — вздохнул Антон. За странноватую внешность его тут прозвали Метисом — он, в принципе, не обижался, благо, разных Антонов тут было целых семь. — Лежит, бесится… Ну да ему не в первый раз уже.

Димка вновь вздохнул. Он уже знал, что именно Метис командовал Волками даже не в сражении, а в настоящей войне, когда ребята выгнали Хорунов с морского побережья в леса, несколько раз был ранен — а один раз так даже и убит, и потом несколько недель пробирался к своим. Слушать про такое ему до сих пор было странно, — и становилось почему-то невероятно обидно за свой родной мир, в котором люди умирают навсегда…

— А Морские Воришки как? — посетителей в свою вотчину «Ольга Петровна» не пускала, и новости доходили сюда, наверх, как-то трудно.

— Да как обычно, — Метис пожал плечами. — Рабов их бывших в племя приняли, бедняков — ну, тех своих, кому в их племени хреново жилось, тоже. Этих, понятно, с испытательным сроком. Остальных на Остров Мертвой Головы отправили. С голоду они там не сдохнут, а там посмотрим…

— А что ж вы раньше с ними не разобрались? — спросил Димка. — Вы же в любое время могли…

— А скучно тут, — Метис прямо посмотрел на него. Лицо у него в этот миг было хмурое. — Вот проживешь тут с моё — начнешь ценить врагов больше друзей…

— Там же ребята в рабстве мучились, — с чувством сказал Димка. — Гады вы…

— Ну, гады, — легко согласился Метис. — Но раньше-то все разговоры были о том, что Морские Воришки сейчас делают, да что могут сделать, — а теперь тут, брат, будет снова ску-у-у-учно. А это, поверь мне, вовсе не к добру.

— А домой попробовать вернуться? — спросил Димка. — Победить Хозяев, найти эту Драконову Флейту, понять, что это за мир, наконец?

— Так мы же пробовали, — Метис опять пожал плечами. — Чего мы только тут не пробовали… А толку?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: