— Ну, вот вам и дело, — с усмешкой сказал Метис, вновь садясь на пол. — На юге — море и Хозяева, туда нам плавать нельзя. На западе — дикий лес и горы, на севере тоже. А вот на востоке — всё степь и степь, потом солончаки, — а что ещё дальше, то неведомо. Да и деревья эти интересные. У них на листьях, говорят, чистая соль, только в мешок стряхивай. И щелочь где-то в соке, а это тоже в хозяйстве вещь полезная…

— А если кучу этих шаров вместе связать и полететь на них? — предложил Борька. — А то ногами-то из Ойкумены не выйдешь, говорят, — забудешь всё, вернешься… А ветру-то что — несет себе и несет…

— Так тоже можно, наверное, — Метис пожал плечами. — Но особо далеко не улетишь, они же сами по себе потом взрываются. Разбрасывают семена и всё такое.

— А отчего взрываются-то?

— А вот не знаю. Разбираться надо. Алла давно большую экспедицию на восток хочет отправить — сначала на плотах вдоль берега, насколько моря хватит, дальше пешком. Хороший такой отряд, человек на тридцать, вооруженный, с тележками для запасов воды, всё как положено… Вот это дело. Настоящее. Не беготня по лесу с криками «а кто тут хочет Хозяев побить!?»

— А ты что — не хочешь? — удивился Димка.

— А, думаешь, — они есть, те Хозяева? — переспросил Метис. — Я вот их не видел. И никто. Легенда бродит просто. Ну, и роботы ещё эти. Может, Хозяева все померли давно, а роботы их просто так остались, Цитадель стерегут…

— А как мы сюда тогда попали, раз все Хозяева померли?

— А вот не знаю. Может, там просто машина какая-то стоит, которая сюда — ну, в этот вот мир — ребят выдергивает, даже без цели, а так… А может, Хозяева — никакие не Хозяева, а такие же, как мы, бедолаги, которые сами в этот мир провалились, только не с палатками, как мы, а с кораблем…

— С кораблем? С каким кораблем?

— С космическим, ясное дело. Мы, знаешь, её тут рассматривали — давно ещё, когда только в этот мир попали. Сделали змея здоровенного, он с мальчишкой полегче поднимался метров на сто. Ну, и я тоже поднимался. С биноклем, ясное дело. С двенадцатикратным.

— И как?

— А так. Странная такая штука — видно, что вся металлическая. С люками разными, с антеннами… Но она не у берега стоит, а за холмами, и нам только верх видно. А внизу тоже много чего интересного может быть.

— Так может, прямо туда и двинем, а? — предложил Борька. — А то, говорят, даже роботов Хозяев много лет уж не видел никто, — а вы тут до сих пор трясетесь…

— Ну, нет уж, — отрезал Метис. — Много таких умных было. Пробовали уже… Да только потом по лесам им хорониться приходилось. А мы в Столицу знаешь, сколько труда вложили? Вторую такую нам вовек не построить. А вот тогда, брат, нам и впрямь будет жить сразу и плохо, и скучно… Ну да не вечные же они. Когда-нибудь сломаются. Вот тогда и посмотрим, что там. Спешить-то нам некуда.

— Вам-то уже некуда, — а нам так очень есть куда, — возразил Димка. — Зажрались вы тут, только о себе и думаете.

— У нас тут большинство ребят из разных местных племен, которым карачун пришел, — из дюжин двух, пожалуй, — обиженно сказал Метис. — Когда поправишься, поспрашивай их, как они тут до нас жили, да почему к нам прибились. Да что они думают о том, чтобы опять по лесам с голой задницей бегать.

Димка надулся и замолчал. В здешних делах он, честно говоря, до сих пор «плавал». Веселее от этого они, правда, не становились. Вроде, и сделать ничего нельзя, и ребят, которые хотят спокойно жить, тоже понять можно. Да только гадко всё равно…

Разговор незаметно угас, и все молча смотрели на закат и на небо, по которому всё так же неспешно скользили шары. Несколько, очевидно, дырявых прошли совсем низко, один едва не задел Столицу, и Димка невольно отшатнулся: не хватало ещё, чтобы такая громадина взорвалась ему прямо в лицо. Наконец, стемнело уже почти совсем, и закат превратился просто в смутную зеленоватую полосу. На небе зажглись звезды, но ребята внизу ещё не спали, и, словно призраки, сновали туда и сюда.

Димке вдруг вспомнилось, как прошлой зимой они с друзьями, пересмеиваясь, брели вдоль голого, заснеженного сквера. Фонари тогда почему-то не горели — похоже, что во всем городе, — и улицу освещал лишь тусклый желтоватый отблеск множества окон, горевших на разбросанных вокруг темных коробках зданий. Их тусклый отсвет лежал даже на низко нависших облаках, и было довольно-таки светло, — во всяком случае, он мог без труда узнать других гуляющих вокруг людей, даже на довольно-таки большом расстоянии. Тогда это казалось волнующим и очень необычным…

Снова волной навалилась тоска, и мальчишка вздохнул. Сейчас ему очень не хватало друзей — Сергея, Тошки, Максима… Они точно нашли бы, что ответить, — а он сейчас словно тонул, нет, даже хуже, — терял уверенность, что они тут ненадолго, и что Хозяев МОЖНО победить, — если найти способ. Вот же повезло ему тут влипнуть…

— А всё равно, — вдруг упрямо сказал он, больше для себя, чем для кого-то другого. — Ну, стыдно же, ребята, так жить, — по прихоти каких-то уродов, которые нам даже показаться бояться, только роботов насылают своих… Раз уж победить их нельзя — то домой надо вернуться. Пусть сами в свои непонятные игры тут играют…

— Вернуться… — каким-то неприятным тоном сказал вдруг Метис. — А что, если мы никуда не пропадали?

— Это как?

— А так. Ты вот слышал, чтобы целый пионерский отряд вдруг пропал с концами?

— Н… нет, — признал Димка. — Не было такого. Тут не то, что область, — тут вся страна на уши бы встала…

— Ну вот. И я не слышал. А у нас тут только из Союза — пять отрядов. Один аж из девяносто девятого года, где гласность и всё такое прочее. И никто ничего никогда…

— И что? — Димка не понимал, куда клонит Метис, но сам разговор ему почему-то не нравился.

— А то. Ты про всяких двойников в фантастических книжках читал же? Вот и мы, может, такие же двойники. А настоящие мы — ни сном, ни духом… Никуда не пропадали, дружно вернулись домой, пошли в школу, и так далее… А мы тут. И, даже если получится вернуться — то куда? Сам к себе домой придешь и себе скажешь: пойди нафиг, я теперь тут жить буду?

Димка ошалело помотал головой. С одной стороны, при мысли, что на самом деле он никуда не пропадал, что его родители и прочая родня не сходят с ума, обшаривая морги и болота, он испытал невероятное, прямо-таки космическое облегчение. С другой стороны выходило, что у него украли его же собственную жизнь, выбросили непонятно куда и непонятно зачем, вернее, даже хуже — сам он теперь непонятно кто и непонятно зачем. Сразу резко зашумело в голове, волной накатилась тошная слабость. Тело обмякло, как ватное, мальчишка привалился к стене. Сейчас ему не хотелось уже совершенно ничего…

— Димк, купаться ещё будешь? — спросил Лис.

— Не-а, накупался уже, — буркнул Димка, вытягиваясь на песке. Вообще-то, на самом деле Лиса звали Аристархом, — в разговоре неизбежно сокращаемым до Арика, что невероятно его злило: лицо у мальчишки было типично русское — широкое и круглое, хитроватое, отчасти даже лисье, с далеко посаженными светло-голубыми глазами и красиво очерченным ртом, волосы густые, светлые и длинные. Димка уже знал, что он не только дружил с Метисом, но и был при нем помощником, — так сказать, заместитель заместителя. В Столице он заведовал разными скучными хозяйственными делами, до которых ни у «Аллы Сергеевны», ни у самого Метиса просто не доходили руки. «Алла Сергеевна» считала их вообще не царским делом, — ну а Метис толковал, так сказать, её волю широким трудовым массам, и тоже мало интересовался разными скучными вещами, типа того, откуда в Столице берутся дрова, весла и бревна для плотов. Лис же как раз был «министром растительных ресурсов», отвечавшим за всё это. Димка в жизни не интересовался таким вот — но, раз ему придется здесь жить, то придется работать. И не как попало, а в полную силу — иначе он просто не умел. А заготовка дров и прочего была точно не хуже прочих дел. Да, не приносящим славы, но всё равно, нужным и полезным. Реально нужным и полезным. А ничего другого Димке пока не хотелось. Хотя с того памятного боя прошла уже неделя, и физически он вроде бы поправился, он всё равно чувствовал себя так, словно его только что треснули по башке пыльным мешком. Всё вокруг казалось ему теперь ненастоящим и каким-то бесцветным, почти плоским. Слова Метиса просто перевернули его мир вверх дном, — и поверить в то, что настоящий Димка не он, что он дома, а он тут вообще непонятно кто, он не мог. Вернее, как раз мог, — но вот принять это всё не получалось. Это было, как самому предать себя, и превратиться в такую же плоскую, бесцветную тень…