Какой бы ни была причина, это не имело значения. Это Кейт должна была остановить все, прежде чем они дошли до такого. Это она должна была отступить. Сохранить контроль. А Саттер должен был остаться потрясенным и оцепеневшим.

Кейт сказала себе, что в какой-то момент она бы остановила его. До того как их одежда упала бы на пол, схватила бы свой рюкзак и уехала домой. Вот что она себе сказала. Проблема была в том, что это звучало неубедительно. Даже для самой Кейт.

Она обернула блюдо бумагой и положила его в коробку. Роб Саттер был мошенником и угрожал чувствам и душевному спокойствию Кейт. Он редко бывал милым, а намного чаще оказывался придурком, что и объясняло ее непостижимое увлечение им.

Он уже дважды унизил ее. Два раза он оставлял ее смущенной своим собственным поведением и ошеломленной его отказом. Этих двух раз было слишком много.

Третьего быть не могло и не будет.

Стэнли последний раз перечитал свои стихи. Ему потребовалось три дня, чтобы написать их, вычеркивая одно слово, заменяя другое, а он до сих пор не был уверен, что все выразил правильно. Стихи заканчивались словом «возместить», которое, сказать по правде, было глупым.

Он знал, что поэзия нравится Грейс, и хотел сказать ей, как сильно ценил то, что она заботилась о нем, когда он болел. Стэнли хотел сказать ей, что она хорошая медсестра, но был не в состоянии придумать подходящее слово, чтобы срифмовать со словом «медсестра»: «жара» и «конура» совсем не подходили.

Сложив листок со стихотворением, он засунул его в конверт. Стэнли четыре дня бездельничал из-за сильного бронхита, и каждое утро перед работой и каждый вечер после смены в больнице Грейс заходила, чтобы проведать своего пациента. Она проверяла ему пульс и слушала легкие. Она говорила о Робе, а Стэнли говорил о Кейти. Миссис Саттер всегда оставляла ему суп. Хорошая она женщина.

Наклеив марку на уголок конверта, Стэнли выглянул из кабинета. Кейти стояла с торговым представителем фирмы «Фрито-Лей», который, скорее всего, пытался навязать «М&С» поставки «натуральных и экологически чистых» продуктов, которые, насколько знал Стэнли, были просто пачкой дешевых сладостей.

Поспешно написав адрес Грейс, он подсунул конверт под кипу исходящей почты. Груда брошюр лежала на столе, и, открыв ящик, Стэнли сгреб их и свалил внутрь. Он знал, что его внучка хотела, чтобы он задумался о модернизации кассового аппарата и бухгалтерской системы. Ему это было неинтересно. Ему семьдесят один, и он слишком стар, чтобы изменить то, как вел свой бизнес больше сорока лет. Если бы Мелба не умерла, сейчас Стэнли был бы на пенсии, тратя свои пенсионные накопления на путешествия или на какой-то другой способ отдохнуть, а не на интегрированную систему учета.

Опершись о стол ладонями, Стэнли поднялся. Он вернулся на работу и обнаружил, что Кейти кое-что переделала. Ничего существенного, просто переставила некоторые товары. Ему было не совсем ясно, почему лекарства, продаваемые без рецепта врача, должны располагаться ниже профилактических лекарств в пятом ряду. И она переложила живую наживку, место которой всегда было рядом с молоком в холодильном шкафу. По какой-то причине внучка поставила ее рядом с уцененным мясом. Стэнли знал, что Кейти заказала немного деликатесного желе и маслин. Он не возражал, поскольку это значило, что она все больше привязывается к магазину, но не думал, что изысканные продукты будут продаваться в Госпеле.

Стэнли стянул резинкой пачку исходящей почты и, когда Орвиль Такер приехал на своем почтовом грузовичке, передал все письма прежде, чем смог передумать. Ему было интересно, что Грейс подумает о его стихотворении. Стэнли бросил в рот несколько таблеток «Тёрмс» и сказал себе, что это не важно. Грейс действительно хорошая поэтесса, а он — просто любитель, хотя и очень старательный. Но он резал мясо, чтобы заработать на жизнь. Что заставило его думать, что он может написать стихотворение?

Остаток дня Стэнли провел, места себе не находя из-за того, что подумает Грейс. К ночи он начал чувствовать такие муки, что ему до чертиков захотелось ворваться в почтовое отделение на Блейн-стрит и выкрасть стихотворение. Но почтовое отделение являлось одним из немногих зданий в городе, у которого имелась система сигнализации. Стэнли хотел бы никогда не отсылать стихи. Он знал, что если не получит известий от Грейс, это будет означать, что она, вероятно, возненавидела его.

На следующий день Грейс позвонила и сказала ему, что ей понравилось стихотворение. Она сказала, что ей было приятно и что эти строки тронули ее сердце. А ее похвала тронула сердце Стэнли, чего он никак не ожидал. Это напомнило ему, что его сердце было создано для чего-то бòльшего, чем просто для перекачивания крови, и когда Грейс пригласила их с Кейти к себе домой на ужин следующим вечером, Стэнли принял приглашение за обоих. Внучка всегда ворчала, чтобы он почаще выбирался куда-нибудь. Так что он был уверен: она не будет против.

— Ты — что?

— Я принял приглашение на ужин от Грейс Саттер за нас обоих.

— Когда? — Последнее, чего желала Кейт, это торчать за обеденным столом с Робом Саттером. Она не видела его с того вечера, когда он поцеловал ее. Хотя… это было не совсем верно. Она видела его. Он работал через парковку, но не заходил в магазин вот уже пять дней. И каждый раз заметив Роба, Кейт ощущала маленькие странные пузырьки в груди. Какую-то нервозность. В самом плохом смысле этого слова.

— Она позвонила около получаса назад.

— Это не то, что я имела в виду. — Кейт замолчала, поскольку Иона Осборн с трудом продвигалась к прилавку, выбивая квадратной тростью дробь по деревянному полу.

— Сколько они стоят? — спросила Иона, кладя пачку чипсов «Дорито» рядом с кассовым аппаратом.

Кейт указала на цену, четко отмеченную на пачке:

— Четыре девятнадцать.

— Раньше всегда был ценник.

Кейт посмотрела в голубые глаза Ионы, на пухленькие щечки и седые, высотой в милю, волосы и попыталась изобразить улыбку. Иона была не первым покупателем, который высказывал свое недовольство по поводу отсутствия ценников. Кейт спрашивала себя, а не было ли это тайным заговором с целью свести ее с ума? Глубоко вздохнув, она объяснила все в тысячный раз:

— Продукты, на которых цену ставит производитель, не нуждаются в ценниках.

— Мне нравится, когда есть ценник.

Подняв ладони вверх, Кейт развела руками:

— На товарах всегда была та же самая цена, что и ставил производитель.

— На них всегда были ценники.

Кейт серьезно задумалась над тем, чтобы шмякнуть ценник на лоб Ионы, когда вмешался дед.

— Как бедро? — спросил он.

— Еле хожу. Спасибо, что спросил. — Кожаная сумка Ионы ударилась о прилавок с глухим стуком.

— Ты не думала приобрести одно из этих кресел с электроприводом, наподобие тех, что рекламируют по телевизору? — спросил Стэнли, пробивая чипсы.

Покачав головой, Иона начала рыться в сумке:

— У меня нет таких денег, а моя страховка не покроет расходы. — И вытащила кошелек, набитый деньгами и купонами так, что держался закрытым только благодаря резинке. — Кроме того, я не могу сидеть в одном из таких кресел, пока работаю весь день в буфете. — Исследовав все свои купоны, она вытянула пять однодолларовых купюр и положила их на прилавок. — Хотя было бы неплохо, если бы вы предлагали одно из таких кресел для пенсионеров, как это делают в «ШопКо» внизу в Бойсе.

— Об этом определенно стоит подумать, — сказал Стэнли, беря деньги и давая сдачу. — Сколько стоят такие кресла?

Убирая «Дорито» в полиэтиленовый пакет, Кейт поглядела на деда: он не мог говорить серьезно.

— Где-то полторы тысячи.

— Ну, это не так уж и дорого.

Но дед говорил серьезно. Он не потратил бы и десяти центов, чтобы модернизировать бухгалтерскую систему и облегчить себе жизнь, но готов был выбросить на ветер полторы тысячи за кресло с электроприводом, на которое запрыгивали бы местные дети, чтобы покататься вокруг магазина.