— Сам догадался или кто подсказал? — спросила я и посмотрела ему в глаза.—Можешь не благодарить,что спасла твою задницу!

— Анри, прошу тебя. Не нужно все так утрировать, — попросил Кингсли и опять отстранил меня от Снейпа.

— Хорошо, я успокоюсь, но ни минуты не останусь здесь, — глотнув из кружки, огневиски сказала я.

— Анри! Может, как-то можно все исправить? — спросила директор. — Ты отличный преподаватель, я бы не хотела терять такого ценного сотрудника.

— Я очень благодарна вам, директор, но моя работа в школе закончена и пересмотру не подлежит. — И еще сделала глоток огневиски.

Я вышла из кабинета директора и направилась в свои покои. Я шла по пустым коридорам школы и допивала свою жидкость.

Я не могла поверить, что одно неверное слово может в один момент все изменить.

Пока я осушала очередную бутылку огневиски, мои вещи левитировали по чемоданам. Собрав важные вещи в саквояж, я как могла аппарировала. Я прибыла в свой пустой дом и просто свалилась в кровать. Утром проснулась с очень сильным похмельем. Зелья варить я не могла, так как руки тряслись с такой силой, что даже палочку держать не возможно было.

Я спустилась в погреб и нашла старые запасы абсента. И я сломалась в очередной раз. Дни, недели тянулись вокруг меня.

Все лето я провела у озера в пьяном угаре и наконец выпустила своего монстра наружу. Я заливала свое сознание алкоголем, чтобы не свихнуться окончательно. Целый день проводила на озере, смотрела вдаль и заливала в себя алкоголь, который обжигал не только гортань, но и душу. Вечером добиралась до дома и всю ночь ревела до беспамятства.

Я хотела услышать ответ от Северуса.

— Зачем? Зачем он это сделал?

Но все рассыпалось на осколки и было совсем не важно. Внутри меня все было неспокойно, меня выворачивало от жжения в груди. Мне было больно, и эту боль было не унять ничем, и я это знала.

А под утро я засыпала. И так каждый день.

Когда запасы погреба закончились, мне пришлось остановиться, да и я больше не могла, я выплакала все. За эти два месяца я была истощена до предела. Мои глаза не были изумрудного цвета, они превратились в мутное болото.

Просидев в одиночестве все лето, я перебрала все свои мысли, чувства по полкам своего сознания. Засунув все в глубокий ящик, я заставляла себя позабыть все чувства, что подарил мне Северус, засунуть, сжать их в тиски и снова жить.

У маглов есть такое высказывание: «Если женщина меняет прическу, значит скоро изменит жизнь». Вот и я решила сменить свой образ и перекрасилась в блондинку.

***

Осенью я восстановилась в Департаменте и сразу же организовала экспедицию в Африку.

Я не хотела оставаться в Европе, мне нужно было сбежать, подальше.

И в октябре мы отправились в Африку. Я, конечно, написала перед отъездом Минерве Макгонагалл и еще раз попросила у нее прошение, я не хотела, чтобы это происшествие как-то повлияло на нашу дружбу.

Мы пару месяцев пробыли в пустыне Сахара, потом направились в Египет.

Ночами я часто летала на своем Буцефале по пустыне, он прилетел ко мне через пару недель после моего ухода из школы. Во время полета я отбрасывала все мысли и просто отстранялась от мира под ногами. Полет давал мне прилив в крови. Я старалась не думать о годе, что прожила в школе. Думать, как живет Северус, после всего я не хотела. Он, зельевар, легко мог справиться с ломкой.

— Он сам во всем виноват! — твердила я каждый раз.

Мы пробыли в Египте почти год. Я много работала и почти не читала письма и газеты. Я просто отстранила для себя тот мир, который в данный момент для меня был закрыт.

Конечно, это было трудно, часто я просыпалась вся в поту, когда мне снились руки и губы Северуса, но я гнала эти мысли. Хотя после всего, что случилось, я не могла забыть его, что-то было в нем, а может, во мне. Я, наверное, привыкла к нему за этот год, поэтому и не могла отвыкнуть. А может, это было что-то сильнее привычки, я просто боялась сказать себе этого, поэтому наложила табу на него.

Я познакомилась с новыми волшебниками и маглами, мы хорошо сумели сработаться.

И так как я была вполне свободной девушкой, я недолго была одна. Я познакомилась с загорелым арабом Рухулла. Он был очень мускулистый парень, и я польстилась на это.

Мне нужна была энергия, и я ее получила. Он был страстным партнером, и я этим пользовалась, но только тогда, когда мне это было необходимо.

Как-то на одном из базаров я увидела лавочку тату и решила, что мне нужна еще одна татуировка, как бы память о том, что все может измениться.

Свою первую татуировку я сделала тоже в Египте, после происшествия в Саудовской Аравии.

Я сделала татуировку на кисти левой руки в виде записи на латинском языке: «Omnia transeunt — Et id qouque etiam transeat» что обозначало «Все пройдет — И это пройдет». Надпись была набита виде бесконечности.

Ближе к следующей осени мы перебрались на реку Нил и решили спуститься по ней.

С арабом Рухулла мне пришлось расстаться, но его сменил итальянский маг Даниэле. Высокий прекрасно сложенный парень, он был таким романтиком, что я иногда просто сбегала от него. А потом я пустилась во все тяжкие. Но мне было все мало, я так пресытилась всеми, что меня аж воротило от их вида. Я не получала той энергии, что получала от Северуса. Во всех я искала те чувства, которые давал мне он, я искала его мягкие требовательные губы, мне нужны были его руки. Но не было того ошеломительного ощущения, когда приходит прилив крови по всем венам и тело поглощает всю ту мощь, что отдает тебе мужчина, сгорающий от страсти. Я начала беситься и раздражаться каждый раз, когда понимала, что все не то.

Как-то раз я, в порыве очередного оргазма, выкрикнула имя Северуса. Конечно, мой партнер не обратил на это внимание, а я и не извинилась даже.

Я никогда никого не подпускала к себе ближе, чем считала нужным. Секс всегда был только по моей инициативе, но это почему-то не касалась Северуса. Он сам брал меня, когда хотел, и отдавал мне свою страсть, желание, так что я хотела его снова и снова.

Я гнала и гнала мысли о том, что я могла полюбить Северуса за это время, что мы были вместе. Ведь нам было хорошо вдвоем, и мы часто даже общались по душам, но я, видать, продержалась недолго. Я только сейчас начала понимать, что он просто отыгрывался за то, что я ему тогда нахамила, а главное, пожалела. Может, мне надо было сразу рассказать ему все, но это мое прошлое, тем более не очень-то и приятное. Я сама боялась его, хотя и пережила все то, что тогда случилось. Ведь никто тогда не спросил, каково мне было.

Хотя сейчас это уже не важно, все само и решилось.

Я опять вернула свой вишневый оттенок волос, потому что на меня и так смотрели, как на ангела, а белый цвет волос только усилил эффект.

Работы было много, и я старалась не думать не о чем лишнем, а точнее, не размышлять.

И даже не заметила, как прошли два года. В конце декабря мы должны были возвращаться в Европу.

***

Погода стояла ужасно холодной. Дом запустел без хозяйки. Я разожгла камин и села за письменный стол, чтобы разобрать все письма и закончить, наконец, отчеты по экспедиции.

Писем было много: от Минервы Макгонагалл, от Кингсли, от Гарри Поттера, теперь уже не Поттера, а Снейпа, от Гермионы, пару писем от бывших ухажеров и два письма от мамы.

Из писем я узнала, что Гарри все же сыграл свадьбу этим летом. Он работал в Министерстве и преподавал в школе вместо Уилки — трансгрессию. Гермиона после окончания школы осталась в ней и практиковала древние руны, а в этом году уже преподавала этот предмет. Рон подал заявку в сборную Британии по квиддичу. Невилл остался тоже в школе и помогал профессору Стебль. Драко, оказывается, с самого начала проходил стажировку в Германии, а в этом году стал преподавателем ЗОТИ, что меня слегка удивило. Минерва написала, что опять заняла место декана Гриффиндора и заместителя директора. На мое место взяли двух волшебниц.