– Как всегда, скучно, серо, уныло…
– Нет, ты просто более… надежная, что ли. Ты отличаешься от здешних завсегдатаев.
Надежная. Неромантичное определение.
– Это был комплимент, Патрисия. Среди ярко накрашенных женщин в переливающихся платьях ты выгодно отличаешься естественностью.
Сэм протянул руку через стол и заправил ей за ухо прядь выбившихся волос.
– Естественность, – как эхо, повторила Патрисия. Не этих слов она ждала, не о таком признании мечтала. Ей захотелось стать нарядной красавицей, затмить присутствующих женщин, чтобы взгляды всех мужчин были обращены на нее, чтобы Сэм оценил ее и она по праву выиграла главный приз – стала миссис Сэм Уэнраит. По-настоящему!
– Если ты хочешь новое платье или новую прическу, только скажи, – сказал Сэм. – Давай завтра уйдем с работы чуть пораньше и вместе отправимся по магазинам. Идет?
– Я не хочу, чтобы ты покупал мне вещи.
– Я знаю. Господи, Патрисия, тебе бы поучиться у Мелиссы.
– Чему?
– Надутым губкам. Ласковому мурлыканью. Вскидыванию подбородка. Весь твой вид должен сказать мне, что твоя жизнь пуста без нового платья от Версаче и ты была бы мне о-о-очень благодарна, если бы я его тебе купил.
– А я не хочу, чтобы ты покупал мне платье, тем более от Версаче. Пожалуй, я сама куплю себе одно – для банкета. И схожу к парикмахеру.
– Ты решила не пользоваться уловками Мелиссы?
– Нет. Тебе это в ней не нравилось?
– Да нет. Я принимал это как данность. Мелисса не плохая, она просто такая. Ты же совсем другая, и я постараюсь максимально облегчить тебе эту помолвку, вернее, жертву, на которую ты пошла ради дружбы. Разреши мне пойти с тобой в магазин и заплатить за платье. Учти, оно должно быть вечерним.
– Да?
– Вечеринка предполагает быть очень великосветской, по всем правилам. А. ты тяготеешь к… – Сэм оборвал себя на полуслове.
– …серым костюмам, – закончила фразу Патрисия.
Сэм виновато промолчал – она угадала.
– Все нормально, Сэм. Я смотрю на себя по утрам в зеркало, поэтому все про себя знаю. Почему бы нам действительно не пойти за платьем вместе?
Сэм схватил ее за руку и пожал. В ответ Патрисия смогла лишь слабо улыбнуться. У нее есть неделя, чтобы заставить Сэма увидеть в ней женщину, и она должна максимально использовать этот срок.
– Теперь давай обсудим ряд не менее важных вопросов, – деловым тоном произнес Сэм.
– Например?
– Что мы будем заказывать, – с улыбкой ответил он и положил перед Патрисией раскрытое меню. – Меню – на испанском, а поскольку я владею лишь уличным сленгом, то не смогу помочь тебе. Чтобы наверняка, я всегда заказываю стейк.
К столику подошел официант с бутылкой шампанского и сказал, что ее прислал метрдотель в честь их помолвки.
– Мне тоже самое, – попросила Патрисия, когда Сэм делал заказ.
Сэм поднял бокал и легонько чокнулся с ее бокалом.
– Спасибо, – произнес он. – За друзей.
Она сделала глоток и поставила бокал на стол. Сам того не замечая, Сэм каждым своим словом причинял ей боль, спуская с небес на землю.
– Расскажи мне о себе, – попросила она.
– Сначала дама, – отшутился Сэм.
– По старшинству.
– Ха! Ты за словом в карман не лезешь.
– Кроме того, эта помолвка нужна тебе, а не мне.
– Ты выиграла, сдаюсь. Итак, мне тридцать шесть.
– Это я знаю.
– Я вырос в трущобах Феникса.
– Это я тоже знаю.
– Моя мать умерла, когда мне было одиннадцать.
– Мне жаль. Ты мне рассказывал эту печальную историю.
– Мой отец… Я не знаю, где он теперь. Патрисия отвела взгляд – это была болезненная тема для Сэма.
– Я поступил в Университет Аризоны, играл в баскетбол в составе университетской сборной, но не стремился стать профи, сделав ставку на образование.
– Сэм, это я тоже знаю.
– Мне больше нечего рассказывать. Ты просто знаешь всю мою подноготную. Давай займемся тобой. Двадцать девять?
– Это легко узнать из моего личного дела.
– Твои родители были дипломатами. Отец умер в Бутане, а мать – атташе в американском посольстве в Париже.
– Это тоже есть в личном деле.
– Ты училась в закрытой школе сначала в Лондоне, потом в Швеции.
– Швейцарии.
– Точно. Помню, что начиналось на III. Затем ты поступила в Чикагский университет.
– Гм…
– После окончания ты восемь лет проработала в университете, затем перешла в «Баррингтон Корпорэйшн».
Они одновременно потянулись каждый к своему бокалу и сделали по глотку шампанского.
– Все так и не так, – резюмировала Патрисия. – Оказывается, мы знаем друг о друге лишь биографические факты. Но ведь мы друзья, а это предполагает совсем другой уровень знания.
– Другой уровень предполагался бы, если бы мы были любовниками.
– Это совсем другое. – Патрисия нервно осушила бокал.
Официант принес ароматное ризотто, и Патрисия поняла, что очень голодна. Любовники? Опасная тема.
– Давай поговорим о любовниках и любовницах. Хочешь, я начну?
– Если ты начнешь, мне придется молчать до конца вечера.
Изобразив на лице негодование, Сэм бросил в Патрисию салфетку.
– Не такой уж я плейбой, как ты думаешь. Слухи о моих похождениях сильно преувеличены. Даже не представляю, почему у меня такая репутация.
– Потому что ты очень привлекателен, – ляпнула Патрисия, не подумав. Почему бы не признаться заодно, что она от него без ума и засыпает с его именем на губах, обняв подушку?
– Неужели? – Самое странное, что недоумение Сэма было абсолютно искренним.
– Все так считают, – честно призналась Патрисия. – Предполагается, что у красивого мужчины всегда должна быть… подружка. И не одна.
Сэм пристально посмотрел на нее, так пристально, что Патрисия смешалась: сейчас он спросит, считает ли лично она его привлекательным. И насколько. Ей захотелось немедленно провалиться сквозь землю.
– А лично ты считаешь меня привлекательным?
Так она и знала!
– С тобой все в порядке, – попыталась она увильнуть, равнодушно пожав плечами.
– Ты считаешь меня плейбоем?
– Не без того.
– Тогда придется каяться в грехах.
– И много их?
– Немало, если уж говорить по правде. Конечно, мы с приятелями здорово покуролесили в колледже. Девушек мы называли «стоянка на одну ночь». Теперь мне стыдно, но ты должна знать. Вернее, должна была бы знать, если бы мы собирались жениться по-настоящему. Затем два года я поддерживал достаточно близкие отношения с одной актрисой, потом была модель… Из длительных увлечений это, пожалуй, и вес. А два года назад на благотворительном балу я познакомился с Мелиссой. Ты не голодна?
Патрисия посмотрела на нетронутое ризотто.
– Я внимала твоему рассказу.
– Теперь моя очередь внимать твоему.
О чем говорить? Ей абсолютно нечего рассказывать. Сказать правду? Что в двадцать девять лет она все еще невинная девушка? Что в двадцать лет выходные ей больше нравилось проводить в библиотеке, чем в барах или на вечеринках? К двадцати пяти у нее накопился опыт нескольких неудачных романов, ни один из которых не привел ее в постель. Ни к одному из мужчин Патрисия не испытывала ни любви, ни влечения, что в ее представлении было обязательным условием секса.
Но после двадцати пяти, когда один из несостоявшихся любовников в сердцах обозвал ее фригидной ханжой, Патрисия впервые забеспокоилась и задумалась о своей женской несостоятельности.
Не может же она рассказать Сэму это! Хотя Патрисия была уверена: скажи она правду, Сэм отнесся бы к ее проблеме с пониманием.
– Отослать назад твое ризотто? – раздался шутливый вопрос.
– Нет-нет. Я просто думала, что же тебе рассказать. Начну с Бельмондо. Мне было восемнадцать, я училась в Лозанне, в Швейцарии, а он был лыжным инструктором.
– Уж не Жан-Поль ли?
Его действительно звали Бельмондо. Он действительно был лыжным инструктором. И Патрисии действительно было восемнадцать. Но Бельмондо было сорок восемь, он был счастливо женат, и у него было трое очаровательных детишек. Он вряд ли помнит Патрисию Пил и то, как она выглядит, поскольку каждый семестр мимо него проходили сотни школьников. И у них, конечно же, ничего не было.