За дверью жалобно застонала Роксанна. Вероятно, у нее больше не было сил кричать. Протяжный, невероятно жалобный звук кольнул Гуннара в самое сердце. Ему так хотелось быть с ней, но он не мог сделать вид, что не заметил Гисхильду. Что она здесь делает? Она же должна спать в своей кровати под присмотром няньки!

Гуннар вновь бросил взгляд на двери, потом обернулся. По щекам Гисхильды текли слезы, но она не всхлипывала.

Он склонился к ней и взял на руки. Она была такой легонькой… такой хрупкой. Сколько она просидела здесь на холоде? Не нужно ему было уходить с поста у двери.

— Почему братик делает маме так больно? — запинаясь, выдавила девочка.

Гуннар судорожно сглотнул. Что он мог ответить?

— Он не нарочно…

— Скажи ему, чтобы перестал! — негодовала малышка. — Скажи ему, что я побью его, если он не оставит маму в покое. Я ему…

Говоря это, она дрожала все сильнее, и наконец ее слова превратились в сдавленное всхлипывание.

Гуннар крепко прижал ее к груди и погладил по голове.

— Все будет хорошо, — беспомощно сказал он, борясь с собственными слезами.

Постепенно Гисхильда успокоилась. Жалобные стоны за тяжелой дубовой дверью тоже стихли. Тишина пугала короля больше, чем крики Роксанны. Неужели она…

— Я подслушала, как Гудрун говорила с кухаркой. Они шептались, но я все равно услышала. Они все думают, что мама умрет.

Гуннар поклялся себе выгнать обеих баб. Гудрун он выбрал нянькой Гисхильды, потому что она очень чутко спала. Вероятно, недостаточно чутко. Нужно подыскать дочери сторожевого пса. Возможно, из тех, что используют для охоты на медведей…

— Они обе не знают, о чем говорят! У нас есть волшебница, такая, как в сказке. Все будет хорошо, малышка моя.

Гисхильда немного отклонилась назад. Неужели почувствовала, что он не уверен в том, что говорил?

— Она вылечит маму и достанет моего братика.

— Да, так оно и будет.

Ему хотелось в это верить. Он так мечтал о наследнике. Не будет мальчика — его род угаснет. После тысячи лет… Но теперь ему было все равно. Только бы Роксанна осталась жива! Повивальная бабка говорила после рождения Гисхильды, что у Роксанны не должно больше быть детей. Но ведь дочку-то она родила, и все было хорошо. Роксанна тоже не верила, что…

За дверью раздался крик. Ребенок!

Звук тут же прекратился.

— Это мой братик?

Почему малыш больше не кричит? Вместо ответа Гуннар крепче прижал Гисхильду к себе. Нужно было раньше подняться к каменному кругу на Январском утесе. Он боялся прямо просить эльфов о чем-либо, поэтому послал Брандакса. Королевский дом заключил союз с владычицей Альвенмарка — союз, скрепленный ребенком и множеством страданий. Эльфы всегда поддерживали их в войне со священниками Тьюреда, так как это было выгодно обеим сторонам. Но просить их об услуге было опасно — всегда приходилось расплачиваться. И Гуннар боялся этого: слишком уж хорошо он знал эти старые мрачные истории о Мандреде и его сыне Альфадасе.

Вдруг дверь распахнулась и из комнаты вышла повивальная бабка, держа в руках окровавленные простыни. Лицо ее было белее мела. Она толкнула локтем дверь, и та снова захлопнулась.

Гуннар по-прежнему прижимал Гисхильду к себе, чтобы она не видела окровавленных тряпок.

— Что случилось? — Он уже не помнил имени этой женщины.

Казалось, поначалу повивальная бабка не заметила его, хотя он стоял всего в трех шагах от нее. Глаза ее были расширены от ужаса, и она смотрела сквозь него.

— Ты не поймешь, Гуннар. Ложе роженицы — это поле битвы, к которому у вас, мужчин, отношение самое пренебрежительное. Последняя битва — всегда дело женщин! — Она говорила все это совершенно бесцветным голосом.

— С Роксанной все в порядке?

— Нет! Серп Лута оборвал нить ее жизни.

— Мама?

Гуннар проклял себя за то, что задал этот вопрос.

— Морвенна все уладит, — попытался утешить он дочь, но голос подвел его.

Повивальная бабка бросила на него странный взгляд, и он не стал больше ни о чем спрашивать ее.

— Все будет хорошо, — повторял он, раскачиваясь взад-вперед. — Все будет хорошо.

Старая повитуха исчезла вместе с простынями. Гисхильда молчала. А Гуннар прислушивался к звукам за дверью. Там было до ужаса тихо.

Прошла целая вечность, прежде чем старуха наконец вернулась. Не сказав ни слова, она прошмыгнула в покои Роксанны.

За дверью послышались голоса. Хотя Гуннар различал их, понять, о чем идет речь, не мог.

— Что-то с маминым животом, — наивно заявила Гисхильда. — Волшебница сделала что-то такое, что Гильде теперь страшно.

— Морвенна знает, что делает, — попытался успокоить дочку Гуннар.

Слишком уж часто ему доводилось видеть, как эльфы делали такие вещи, объяснить которые было нельзя. Лучше всего принять их как данность. Иначе становилось слишком уж страшно. А ведь они все-таки их союзники.

Дверь снова открылась. Гильда с упреком поглядела на Гуннара. О чем они говорили с эльфийкой?

— Входи, король! Малышку можешь взять с собой. — Едва Гисхильда показалась на пороге, как женщина взяла ее за руку. — Идем, поглядишь на братика. Он довольно большой. Будет сильным парнем.

Гуннар подошел к постели Роксанны. Она спала. Лицо ее было белее свежих простыней. Под глазами виднелись большие темные круги.

Морвенна стояла у открытого окна с миской воды и отмывала в ней руки от крови. Она глядела на улицу, на метель и внимания на них не обращала. Рядом с ней из небольшой медной посудины вился дымок. Аромат не мог полностью изгнать из покоев запах пота и крови.

Старуха была права, подумал Гуннар. Пахло словно на поле боя. Он снова поглядел на жену и судорожно сглотнул. Краше в гроб кладут. Не видно даже, как вздымается и опускается грудь.

Вдруг Гильда схватила его за руку и потянула в дальний угол комнаты.

— Ты должен знать, Гуннар. Лут хотел забрать их обоих — и жену, и сына. Мальчик был слишком велик… И лежал неправильно. Мне часто доводилось такое видеть. — Повитуха с опаской покосилась на эльфийку. — Она украла обе жизни у Ткача судеб. Ничего хорошего из этого не выйдет. Она… — Женщина привычно начертила в воздухе символ, отгоняющий зло. — Такого я еще никогда не видела… — Она говорила так тихо, что Гуннару пришлось едва ли не нагибаться к ее губам, чтобы расслышать ее. — Ее руки… Она проникла в тело твоей жены. Прямо через живот… — Гильда вновь начертила охранный знак. — Она вытащила мальчика из нее. Я не могла этого видеть… а теперь живот у Роксанны совершенно гладкий. Даже рубца не осталось… Но, поверь мне, она проникла руками ей в живот.

Гуннар не хотел этого слышать. Что бы там ни случилось, Роксанна и его сын были живы. И разве Гильда не сказала сама, что не смотрела на происходившее? Пустые сплетни! Он подошел к колыбельке. Его сын! У него есть наследник. Что ему до болтовни старой бабки! Он хорошо понимал, что появиться на свет его сыну помогла магия. Для этого он ведь и звал эльфийку!

У его мальчика широкое лицо. Много волос… Гуннар осторожно погладил его по головке.

— Не очень-то красив мой братик, — разочарованно пробормотала Гисхильда. Затем сжала кулачки. — Пусть только попробует опять сделать маме больно…

Роксанна пошевелилась и открыла глаза.

— Мама! — Гисхильда бросилась к ней.

Гуннар хотел было ее удержать, но взгляд Роксанны велел ему отпустить дочь.

Гильда стала на колени у постели. В руках у нее была миска каши.

— Ты должна поесть, госпожа.

Эльфийка отошла от окна. Не обращая внимания на женщин и девочку, она подошла прямо к нему.

Гуннар положил обе руки на сына.

— Тебе следовало позвать меня раньше, Гуннар Дуборукий, — прошептала она ему на ухо. — Береги детей, потому что жена твоя родить больше не сможет. Ты знаешь: если угаснет твой род, придет в упадок и Фьордландия. Когда мальчику исполнится семь лет, я вернусь и заберу его. До тех пор он твой.

Гуннар выхватил младенца из колыбели и отшатнулся от ужасной пророчицы.