- Ну-ну! Счастливого пути, преподобный. Да хранит вас Гаван и весь Святой Пантеон.

- И на тебя его благословение, - ответил Ла Бантьен и, сделав Моргвен знак следовать за ним, направил своего коня в раскрывшийся створ ворот.

Утро было пасмурным и промозглым, лучи скупого осеннего солнца почти не проникали в рощу близ дороги на Эргалот, но Ла Мар почти не ощущал холода. Деревья, окружившие плотным кольцом поляну на вершине холма, - грабы, тисы, ясени, молодые дубы, - хоть и сбросили свою листву, все же хорошо защищали от порывов ветра, шумящего в их верхушках.

Вначале он услышал хруст веток в орешнике и на всякий случай положил ладонь на рукоять меча. Но потом увидел Умницу. Собака выбежала из кустарника, бросилась к Ла Мару, радостно прыгая и виляя хвостом.

- Милая моя! - Ла Мар приласкал собаку, прижал ее к своей груди. - Я без тебя скучал, клянусь Гаваном. Надеюсь, ты принесла мне хорошие вести.

- Хорошие и страшные, - Умница встряхнулась, зевнула. - Но сначала покорми меня. Я ужасно хочу есть.

- Вот, - Ла Мар разложил перед собакой нарезанную кусками ливерную колбасу. - Я тебя слушаю.

- Я ее видела.

- Нерожденную?

- Ага, - Умница сделала паузу, чтобы расправиться с куском. - Это ужасно, Ла Мар. Никогда не думала, что такое возможно.

- Я покончу с этой тварью. Но давай о деле. Ты узнала, где это место?

- Конечно. Ла Бантьен совершил какой-то обряд, и существо назвало место. - Умница ухватила зубами очередной кусок ливерки.

- Монсалидар? - спросил Ла Мар, затаив дыхание.

- Точно, милый.

- Сказать по правде, я не удивлен. Об этом месте всегда ходили скверные слухи. Эннид сказала мне правду.

- Эннид?

- Сидка, с которой я говорил в корчме на дороге в Агрианум. Что еще тебе удалось узнать?

- Еще эта тварь говорила про какие-то Клыки Горы.

- Я знаю, где это. Вотчина вайдоров. Чужакам туда хода нет. Но это неважно. Мои выводы подтвердились, гулянка начинается. Отличная работа, милая. Ла Бантьен тебя не заметил?

- Нет, - Умница покончила с последним куском, благодарно лизнула Ла Мару руку. - Я использовала кошку.

- Кошку?

- Конечно. В университете полно кошек. Они бродят повсюду, и я подумала, что неплохо попробовать сделать одну из них своими ушами и глазами. Ты же знаешь, милый, что кошки могут пролезть повсюду. И Ла Бантьен ничего не заподозрил.

Ла Мар почувствовал, как по его хребту пробежал холодок. Эннид сказала правду - его Виола действительно деаргду. Вампиры-люди, владеющие магией Уподобления, способны превращаться в различных животных, но только эльфийские упыри могут животными управлять. Впрочем, как и людьми. Интересно, Виола сама понимает, кто она, какой чудовищной силой обладает?

Вряд ли. И это дает им хрупкую надежду.

- Не будем медлить, - сказал он, поднимая с травы свой платок, в который была завернута колбаса. - Надо спешить. От Эргалота до Монсалидара лиг сто восемьдесят-двести по прямой. Ла Бантьен и его тварь будут там дней через пять. Мы должны успеть в Янтарную Гавань и захватить наших друзей. Если поспешим, окажемся в Монсалидаре одновременно с Ла Бантьеном.

- Ты и в самом деле хочешь принять помощь от этой женщины, Касты? - неожиданно спросила Умница.

- Это не мой выбор, - помолчав, ответил Ла Мар. - Меня обязали это сделать. Нам нужны союзники, Виола. Вдвоем мы не одолеем Ла Бантьена и его отродье.

- Ты сомневаешься в том, что я готова за тебя умереть?

- Нет, - Ла Мар понял, что Виола злится. И ревнует. Боги, вот только ревности вампира ему не хватало! - Я знаю, что ты боец. А еще я знаю, что безумно тебя люблю. Никогда и никого я так не любил. И вряд ли полюблю. Ты мне веришь?

- Ты… правду говоришь?

- Истинную правду. У меня нет никого, кроме тебя.

- Ах, Ла Мар, зачем ты мне это сказал! Ты мне сделал очень больно.

- Давай не будем об этом сейчас. Нам нужно ехать.

- Ла Мар!

- Что, милая?

- А почему бы нам с тобой… не попробовать? Ты говорил однажды, что никогда не видел меня голой. Может, пришло время увидеть? Прямо сейчас, Ла Мар. Здесь солнце, ты не можешь снять с меня заклятие. Но недалеко отсюда я видела заброшенный дом. Мы можем туда пойти, и я…

- Прости меня, но сейчас это невозможно, - Ла Мар обхватил голову Умницы ладонями, заглянул в янтарные глаза, увидел в них слезы. - Клянусь тебе, что придет день, когда я сниму с тебя это проклятие. Ты станешь обычной девушкой, прекрасной и чистой, как твоя душа. И тогда я буду просить тебя стать моей женой. Не осуждай меня, милая. Моя жизнь принадлежит только тебе. Я до последнего удара сердца буду рядом с тобой. Но сейчас нас ждет Монсалидар. Нас ждет сражение, которого я ждал все эти годы. Я должен отомстить за нас с тобой. За наши искалеченные жизни. Пока в моей душе живет ненависть, она будет отравлять нашу любовь. Дай мне сбросить этот груз с плеч. Дай мне вернуть тебе свет и будущее. И ты увидишь, что Ла Мар больше не позволит никакому злу коснуться тебя. Клянусь тебе!

- Я умру за тебя, Ла Мар.

- Лучше живи для меня. В тебе мое счастье…

«- Боги, она пока не знает, что способна выносить солнечный свет! - в смятении думал Ла Мар, спускаясь с холма и наблюдая за бегущей впереди него Умницей. - Значит, она все-таки не понимает, кто она. Кем ее сделали эти ублюдки. Я не должен ей ничего говорить. Может быть, боги сжалятся над нами, и дремлющее чудовище не успеет проснуться».

Над обрывистыми берегами Батерс-Рока сгустилась такая тьма, что разглядеть в ней что-нибудь или кого-нибудь смогли бы, наверное, только ночные хищники, совы да кошки. Однако всадник, ехавший вдоль морского берега на юг, в сторону Янтарной Гавани, казалось, видел в темноте не хуже их. Во всяком случае, его лошадь шла размашистой иноходью, а иногда всадник даже пускал ее в галоп. Могло показаться, что неизвестный всадник спешит поскорее добраться до человеческого жилья и совсем не думает о том, что в таких потемках его лошадь может в любой момент сломать ногу на бездорожье.

Еще задолго до наступления полуночи всадник увидел впереди тусклые золотистые огоньки - фонари, горевшие на пристани Янтарной Гавани. Цель его путешествия была совсем рядом, в какой-нибудь паре поприщ по прямой. Но путник неожиданно остановил свою гнедую лошадь и, не спешиваясь, принялся ждать. С моря дул ледяной пронизывающий ветер, однако он как будто не беспокоил странного всадника. Он не спешил укрыться от холода в лесу, который черным частоколом вставал в полумиле от берега, не искал другого убежища, не стал спускаться с обрыва в низину. Просто сидел в седле и ждал. Непонятно чего.

Все это было тем более странно, что путник выбрал для своего ожидания самое зловещее место в этой части побережья. В нескольких сотнях локтей впереди от него, на самой высокой точке длинного мыса, который в здешних местах называли Мысом Пляшущего Контрабандиста, красовалась старая виселица, поставленная здесь еще полтора века назад по приказу тогдашнего шерифа. Виселица предназначалась для тех, кто промышлял контрабандой или незаконной охотой в окрестных лесах - именно отсюда пошло название мыса. Так как в руки шерифа нынешнего уже давно никто не попадался, петля виселицы пустовала. Собственно, и петли уже давным-давно не было, только высокий дубовый столб с перекладиной, лестницей и ржавыми железными кольцами для веревки. Жители поселка и окрестных ферм избегали этого места, и лишь старый аптекарь из Янтарной Гавани порой забредал сюда в надежде найти под виселицей корень мандрагоры - пока ему попадались только мелкие кости и всякая дребедень, выпавшая из карманов когда-то здесь повешенных бедолаг: игральные кубики, изъеденные ржавчиной булавки, пуговицы, медные монеты. Их апеткарь продавал как обереги от утопленников и привидений. Какой-то пришлый бард-пьянчуга даже сложил о виселице на берегу длиннющую и скверно срифмованную балладу, которую очень скоро выучили все гуляки в Янтарной Гавани и распевали ее в таверне Клотана во время попоек. Не всю - уж слишком длинной она была, - самые берущие за душу куплеты, стуча братинами и обливаясь пьяными слезами: