— Что ж, ты, пожалуй, прав. Но ты уверен? — В голосе Роджера слышалась тревога. — Ты не воспримешь это как наказание?

— Не волнуйся, приятель, — ответил Норт и посмотрел на меня. — Что случилось?

Я не собиралась удостаивать его ответом. Это их не касалось. Это даже меня не касалось, но…

— Звонили из дорсетской больницы, — сообщила я. — Мужчине, которого вчера укусил… Я думала, что уж…

— Ну, и что произошло? — спросил Роджер, а Норт нахмурился.

— Ему стало хуже.

Моя машина неслась, намного превышая допустимую скорость, к тому же следовало учесть, что прошлой ночью я и глаз не сомкнула. Но впереди, как я ни вглядывалась, не мелькали габаритные огни «лендровера» Шона Норта. Он настоял на том, чтобы поехать со мной и лично осмотреть Ника Паулсона. Он сказал, что ему почти по пути, поскольку живет он в Лайм-Риджис. Несся он сломя голову, и я не рискнула с ним состязаться.

Подъезжая к больнице, я снизила скорость, размышляя над тем, каково теперь состояние Ника Паулсоиа. Формально у ужей есть клыки с ядом. Отсутствует лишь механизм впрыскивания яда в тело жертвы. Я и предположить не могла, что Ник мог почувствовать себя плохо от укуса ужа. Роджер и Шон Норт были со мной солидарны. Мы решили, что причина в другом.

Скорее всего, его укусил не уж.

Когда я въехала на автостоянку городской больницы Дорсета, «лендровер» Норта уже был припаркован у входа, на площадке, отведенной для водителей-инвалидов. Я припарковалась где положено, вышла из машины, надеясь на то, что Норт уже побывал в больнице — возможно, даже все выяснил и я смогу незаметно исчезнуть. Теша себя этой, скорее призрачной, надеждой, я заглянула в самое грязное автомобильное окно, какое мне когда-либо приходилось видеть, — Норт крепко спал. Я, глядя в противоположную сторону, постучала по стеклу. Через секунду услышала, как открылась дверца.

— Почему так долго? — спросил он, распрямляя свое скрюченное тело.

— Я торчу здесь уже целый час, — буркнула я. — Жду, пока вы выспитесь.

Я пошла вперед и, войдя в больницу, остановилась у регистратуры, чтобы узнать, в каком отделении находится Ник Паулсон. Потом вызвала лифт. Как только дверцы лифта сомкнулись, Норт оперся спиной о стенку и закрыл глаза. Неужели он опять собирается спать? Если заснет, пусть остается в лифте.

Дверцы лифта открылись, и Норт тут же открыл глаза. Мы прошли по коридору до ординаторской, где увидели Гарри Ричардса — доктора, того самого, который уже второй раз спрашивал у меня совета. Он выглядел таким усталым, как будто за последние несколько дней спал еще меньше, чем я. Но он, похоже, был мне искренне рад и просто просиял, когда я представила ему Шона Норта. Ричардс сообщил, что вначале Ник Паулсон чувствовал себя удовлетворительно, но за ночь его состояние ухудшилось. Кровь взяли на анализ, но результаты будут не раньше, чем через час. После смерти Джона Эллингтона доктор Ричардс был не на шутку обеспокоен состоянием своего пациента.

Ник Паулсон лежал весь в липком поту, лицо его горело, а глаза неестественно ярко блестели. Дышал он прерывисто и чувствовал себя явно очень плохо.

— Как дела, приятель? — обратился к нему Норт.

Ник пристально смотрел на него, пока доктор Ричардс представлял нас. Потом Ник перевел взгляд на меня.

— Я слышал, вы обнаружили в моем доме ядовитую змею. Вчера ночью, — произнес Ник. — Откуда-то из Австралии?

— Из Папуа-Новой Гвинеи, — пробормотала я.

— Я уверен, меня укусил не уж. Змея была черной, где-то метр двадцать длиной…

Люди почему-то считают, что ужи зеленые. Обычно это так и есть, но ужи бывают разных оттенков коричневого и серого цветов, до почти черного. Черная змея длиной метр двадцать могла быть и ужом. С другой стороны…

— Какие у него симптомы? — поинтересовался Норт.

Доктору Ричардсу не пришлось даже сверяться с записями. Он знал их назубок.

— Головная боль, тошнота, рвота, диарея, желудочные колики и жар. Первые четыре-пять часов он казался абсолютно здоровым, но утром его состояние ухудшилось.

— Можно взглянуть на место укуса? — спросил Норт.

Доктор Ричардс взял руку Ника, оторвал пластырь, фиксировавший повязку. Отвернул бинт. Место укуса опухло и воспалилось, стало ярко-красным, и мне даже показалось, что я вижу нагноение. Выглядело место укуса плохо. Я подняла глаза и встретилась взглядом с доктором Ричардсом. Он тоже выглядел неважно.

— Рана кровоточила? — спросил Норт.

— Ник взглянул на Ричардса.

— Нет, — ответил врач.

— Позвольте осмотреть ваши десны, — попросил Ника Шон Норт.

— Что-что?

— Ваши десны, приятель. Откройте рот.

Пациент и доктор в очередной раз обменялись взглядами, после чего Ник открыл рот. Норт нагнулся к нему, глухо пробормотал: «Прошу прощения», — и приподнял верхнюю губу Ника, чтобы обнажить десну. Осмотрел верхнюю десну, ту же процедуру проделал и с нижней.

— Дышать трудно?

Ник кивнул.

— У вас уже были мочеиспускания с тех пор, как вы поступили в больницу? — задал Норт следующий вопрос.

Ник снова кивнул, явно обеспокоенный тем, что мы натравили на него безумца.

— Какого цвета была моча?

— Побойтесь Бога!

— Это очень важно. Нормального? Желтоватого, цвета соломы — какого? Или красновато-коричневая?

— Нормального, — буркнул Ник, мельком взглянув на меня, а потом на доктора.

Как будто ждал от нас объяснений.

— Можете пошевелить руками и ногами? Если нужно будет, сможете идти?

В ответ Ник Паулсон отбросил одеяло, свесил ноги с кровати и поднялся. Не очень уверенно, но он прошелся по палате, потом повернулся к нам.

— Поздравляю, дружище, вас укусил не тайпан, — ответил довольный собой Норт.

— Почему вы так уверены? — спросил доктор Ричардс.

— Черт возьми, откуда вы знаете? — одновременно с ним потребовал ответа и Ник.

— Яд тайпана чрезвычайно опасен, потому что содержит как нейротоксины, так и антикоагулянты, — объяснил Норт, скрестив руки на груди, опершись о стену. — Нейротоксины парализуют нервно-мышечные соединения, и мышцы перестают функционировать. У большинства жертв, не получивших противоядия, через четыре-шесть часов наступает паралич дыхания. Антикоагулянты препятствуют свертываемости крови: место укуса и десны постоянно кровоточат. Основная опасность — внутренние кровоизлияния, особенно в мозг. Человек страдает от судорог, иногда впадает в кому. Да, и еще яд разрушает мышечную ткань, в результате моча становится красновато-коричневой.

Норт перевел дух, и нам представился шанс задать вопросы. Но все молчали, и тогда Норт продолжил:

— Дружище, все мои скучные байки сводятся вот к чему нет никаких сомнений в том, что вас укусил не тайпан, просто потому, что вы до сих пор живы.

Ник Паулсон побледнел. Он подошел к кровати и тяжело опустился на нее. Повисло тягостное молчание. Потом Норт повернулся ко мне.

— И раз уж я коснулся этого вопроса, дорогая, в следующий раз, когда наткнетесь на одного из этих ребят, не трогайте его руками.

Я ничего не ответила. Огрызаться совершенно не хотелось. Я посмотрела на Ника Паулсона и поняла, как близка была к тому, чтобы самой оказаться на больничной койке. Или на каталке в морге.

— Тогда, черт побери, что со мной? — спросил Ник.

Норт подошел к кровати. Нагнулся и еще раз осмотрел рану Ника.

— Думаю, в ваш организм попала инфекция, — ответил он. — Большинство ужей являются переносчиками сальмонеллеза. Вам проколят антибиотики — и снова будете как огурчик.

Я и не заметила, что замерла на месте и затаила дыхание.

— Что ж, надеюсь, вы правы, — обрадованно произнес доктор Ричардс. — Вот-вот принесут анализ крови. С инфекциями мы справимся.

Мы оставили Ника Паулсона в палате — совсем не такого довольного, каким хотелось бы видеть человека, узнавшего, что он не умрет, — и по приглашению доктора Ричардса поднялись к нему в кабинет. Попивая кофе, который мы с Нортом глотали так, будто умирали от жажды, я объяснила, к каким выводам мы пришли в «Эоле»: Джон Эллингтон явно умер от яда обычной гадюки, однако концентрация яда была слишком высокой для укуса одной-единственной змеи. Доктор Ричардс нашел несколько снимков ранки Джона Эллингтона. Их сделали сразу после его поступления в больницу, потом два дня спустя и после кончины. Шон озвучил свое предположение о других, менее заметных следах укусов.