Кроме того, чуть погодя, перед тем, как лечь спать, мне пришла в голову мысль, что если подкорректировать мой первоначальный план, я значительно улучшу отношение к себе со стороны прочих членов совета и заодно смогу поднабрать рабочих для моей фабрики по валянию валенок. Вообще-то я сам был виноват в нехватке людей, ибо велел Кураю не скупиться и строиться с размахом. Он и размахнулся, отгрохав огромные помещения для цехов, ныне на две трети пустующих. То есть получалось, одним выстрелом я грохну не двух, а четырёх зайцев.

«Не многовато ли для одной пули?» – усомнился я, засыпая, но успокоил себя тем, что надо как следует прицелиться и все будет в порядке.

На следующем заседании Малого совета я во всеуслышание объявил, что пора завести новый приказ попечительских дел, поручив ему всю заботу о бездомных стариках, сиротах, больных и увечных. Да и про школы следует вспомнить, о коих говорили аж полвека назад, на Стоглавом соборе[14], и с тех пор ничегошеньки не сделали.

– А деньгу где взять? – выкрикнул кто-то из Сабуровых.

– Люди добрые пожертвуют, – кротко ответил я. – К примеру, желая замолить свои многочисленные грехи, я сам распорядился поставить в своей подмосковной деревеньке Кологрив странноприимный дом для нищих и прочих бродяг.

– В один дом много не вселишь, – донеслось до меня насмешливое.

– Много – не много, а двести человек войдет, – пожал я плечами. – И потом, это первая ласточка. Надеюсь, следом и другие моему примеру последуют. Хотя в одном вы правы – добровольными пожертвованиями решить такое большое дело не получится. А потому я предлагаю отдать новому Приказу все подати, поступающие в государеву казну от бывших монастырских сел и деревень.

Была у меня уверенность, что никто, разве за исключением Мнишковны, не знает о тайной сделке Годунова с патриархом. Следовательно, возражать не станут. И точно, встрепенулись всего двое – Федор и Марина, тревожно переглянувшись между собой. Но чтобы они не успели вмешаться, я, перетягивая на свою сторону как минимум половину сидящих, торопливо добавил:

– Это кроме тех, которыми, как мне мыслится, тебе, Федор Борисович, надлежит наделить твоих верных слуг, сидящих здесь, из числа тех, кого год назад несправедливо лишили вотчин. Можно, конечно, и иначе: снова отнять их старые вотчины у новых владельцев, но тогда получится, что мы нарушим повеление покойного Дмитрия, а это не дело, – и с улыбкой обвел взглядом присутствующих.

Не зря я накануне побывал в Челобитном Приказе. Отказать мне дьяк не посмел и выложил все «просьбишки холопей преданных», поступившие на имя Годунова от его родичей. Ага, Иванец Годунов государю и великому князю Феодору Борисовичу всеа Руси челом бьет. Я вспомнил толстого Ивана Ивановича и фыркнул. Такому если и впрямь, не на бумаге, а в жизни пару раз челом ударить, и готов дядька – инсульт обеспечен. И ведь указал, стервец, кому его вотчины ныне принадлежат. А кому? Ого! Так, так. А ведь они входят в число членов Малого совета. Кто у нас следующий? Угу, еще один холопишко государев, Матвейка Годунов, челом стучит. У этого указано намного меньше деревень, но в числе их нынешних обладателей сам Романов. Правда, младший, Каша, но тоже сойдет. Та-ак, а вот и старший Романов в новых владельцах встретился. И ему немало перепало из конфискованного у родичей Годунова. Совсем прекрасно….

Потому-то я и был уверен – сегодня гавкать на меня никто не станет. Более того, если и сыщется какой-нибудь критикан, мне ничего не понадобится ему пояснять – остальные сами набросятся на него, причем без дополнительной команды от вождя любого из кланов. А как иначе, коль речь идет о наделении одной половины присутствующих, причем не за счет второй половины. Вот если бы речь зашла о повышении благосостояния государства, тогда да, накинулись, а желающих поделить всегда больше, чем способных приумножить. Особенно тут, в Малом совете. И протест возможен разве со стороны митрополитов и архиепископов, но я позаботился и об их «кляпе».

– А отдать новый Приказ надлежит в ведение духовенству, ибо кто как не они призваны нести народу слово божье и учить милосердию. Значит, им и в странноприимных домах за порядком приглядывать, и детишек грамоте учить, и в больницах следить, чтоб лекари не мздоимствовали, а бесплатно страждущих врачевали.

Редкий случай, когда со мной согласились все, включая Гермогена.

Развивая свой успех, я предложил и кандидатуру главы нового приказа. Запомнился мне чем-то в свое время, когда я навещал бывшего патриарха Иова, настоятель Старицкого Богородицкого монастыря игумен Дионисий. Наверное, из-за контраста. Повсюду в обители, куда ни глянь, сплошь мрачные угрюмые лица и тут на тебе: русоволосый симпатичный статный дядька. В глазах понимание и доброта, да и опального Иова он содержал в превеликом почете. Одно это о многом говорит. Ну и хорошего я о нем услышал немало из разговоров тех же монахов. Голодным из монастыря никто не уходил, а по возможности им еще и выдавали приличную одежду и обувь. Словом, подходит по всем параметрам.

Перечить мне никто не стал – дружно согласились.

Едва Боярская дума послушно утвердила очередную рекомендацию Малого совета, как на следующий день стрельцы во исполнение их приговора по моей команде занялись в Москве нищими, коих надлежало переправить в заранее выстроенный мною странноприимный дом в Кологриве.

Калеки подались туда с охотой. Кто ж откажется от ежедневной краюхи хлеба, миски щей, бесплатной одежки и гарантированного крова над головой? Работа находилась и для них, но с учетом увечий. Без руки – подметать во дворе и одной можно, без ноги – сидячую работу подыщем. Ну и так далее. А вот здоровые нищие далеко не все ринулись сменять свой вольный, пускай и скудный кусок, на кус пожирнее, но для получения коего надо вкалывать на валяльной фабрике. Пришлось пробивать на Малом совете еще одну рекомендацию для Думы. Утвердили мои предложения со скрипом – слишком ново и непривычно. Но ничего страшного, главное – конечный результат.

В новом указе бояре приговорили, что насильно никто никого в странноприимные дома загонять не станет. Однако прочий православный люд должен знать: нищенствует сей человек не из-за превеликой нужды, но, так сказать, по призванию, то бишь тунеядец. А для того отказавшимся идти в странноприимный дом надлежит при сборе подаяния иметь на груди небольшой щиток с пояснением: «Не хочу работать, а хочу попрошайничать. Подайте добрые люди, дабы я и далее мог бездельничать, вкушая от трудов ваших».

И свое действие указ возымел. Если ранее от нищих на церковных папертях и близ торжищ отбою не было, то теперь их число резко поубавилось. Да что там, насчитывался от силы десяток у самых больших храмов, и то поначалу, ибо, прочитав надпись на их щитах, прохожие смеялись над ними, осыпали насмешками, и не подавали вовсе. А строгий пригляд со стороны стрельцов не позволял снять с себя табличку. Потому спустя неделю – кушать-то хочется – они практически исчезли из Москвы. Кто-то подался ко мне на фабрику, а кто-то в иные города, где странноприимных домов пока не построили, следовательно, согласно все того же указа, дозволялось попрошайничать без табличек с надписями.

Самые хитрые проныры попытались сменить амплуа, кося под юродивых, которых указ не касался – божьи люди, но продержались они недолго. Настоящих блаженных заранее взяли на заметку мои тайные спецназовцы и свежеиспеченных вычисляли влет. Это из числа тех, до которых не успевали добраться подлинные юродивые. Странно, вроде бы и дурачки, не от мира сего, но с появившимися конкурентами разобрались влет. Да и тех, кто пытался украдкой снять табличку с груди, тоже мгновенно сдавали патрулирующим стрельцам, только по-хитрому. Вроде и не стучали в открытую, но поднимали такой галдеж и смех, тыча в нарушителя пальцами, что больше пары минут тот без нее не сидел.