– Значит, обойдемся без лунного света, – промолвил он с наигранной грустью. – Подчиняюсь вашему безупречному вкусу.

Черт бы его побрал, все-таки он смеется над ней! Эшли хотела вырваться, но он держал ее железной хваткой, без всякого намека на галантность.

– Знаете, когда Глория сообщила, что мальчиков будет писать художник по фамилии Мортимер, я не очень-то поверил. Ей иногда такое в голову взбредет… Короче говоря, я навел справки и убедился, что этот Мортимер – он намеренно выделил имя – такая величина…

Он с лукавой усмешкой посмотрел на нее. Эшли изо всех сил сопротивлялась его обаянию.

– Мне сказали, что Мортимер вдовец средних лет, писал портреты высокопоставленных особ, а также тузов, преуспевающих в бизнесе и искусстве, и скорее всего ему подойдет чисто мужское общество. – Он выжидательно посмотрел на нее.

– И что? – спросила она, осторожно высвобождаясь.

Он ловко обнял ее за талию и притянул к себе с такой силой, что она потеряла равновесие и упала ему на грудь.

– А то, – ласково проговорил он, – что я не могу выразить, как счастлив иметь дело с молодым дарованием вместо почтенного мэтра.

Эшли не очень-то понравилось, что ее окрестили молодым дарованием, даже полушутя. Его слова задели ее профессиональное самолюбие. Но только она собралась высказать свое недовольство, как вдруг он снова обнял ее и склонился к самому лицу.

– Я не могу выразить, но сумею вам доказать.

Его дыхание окутало лицо Эшли теплом и ароматом кофе. Нет, нужно как-то приостановить это нежелательное развитие событий. Позже Эшли проклинала себя за нерешительность, но она оказалась совершенно сбитой с толку. Непонятно, шутит он или всерьез увлекся ею, но когда она наконец додумалась, что не в этом дело – незачем ей вообще оставаться с ним наедине, – было уже поздно.

Прикосновение губ Лоренса было легким, теплым, завораживающим. Приятное ощущение сломило ее волю. Пора опомниться! Уж не свел ли ее с ума этот поцелуй? Но нет, она ясно все воспринимала: пленительный запах здорового мужского тела с тонким ароматом одеколона, его пьянящую близость.

Он не прижимал ее к себе, и душистый ночной ветерок вольно вился между ними. Его язык медленно и осторожно приоткрыл ее губы, а она так и стояла, не смея шевельнуться, как зеленая зачарованная дурочка. Он с упоением наслаждался ее губами, потом вдруг оторвался от них и томно улыбнулся.

– Вы на редкость очаровательная и желанная женщина, Эшли Мортимер, и столь же неповторимо талантливая, – пробормотал он, целуя ямочку у нее на подбородке.

Ага, значит, в ход пошла неприкрытая лесть ее таланту!

Освободившись из его объятий, она с досадой поняла, что он ничуть ее не удерживает. Мало того, он вовсе не собирается продлить поцелуй, а ведь ясно, что она не оттолкнула бы его.

Эшли отвернулась, возмущенная своим поведением и его хитростью, сбитая с толку тем, что так неожиданно сдалась.

– Послушайте, вы зашли слишком далеко, – решительно объявила она. – Мальчики сыграли свою шутку со мной днем, вы свою – вечером. Что ж, будем считать, что команда хозяев победила, и закончим на этом. Идет?

Она удалилась с непринужденным, насколько ей это удалось, видом, с трудом подавляя боль в мышцах и переполнявшие ее гнев и растерянность. Должно быть, это все влияние высоты, с отчаянием подумала она. Разумеется, приятнее считать, что всему виной головокружение, а не полная потеря здравого смысла.

Едва забрезжил рассвет, как в коридоре послышались голоса. Стараясь не выдавать своего нетерпения, как того требовал солидный, почти тринадцатилетний возраст, Патрик осведомился через дверь, встала ли она. Потом Денни пропищал, что нашел классную наживку. Он был застенчивым, милым ребенком, не таким шустрым, как братья. Больше всего его интересовала островная живность – ползающая, плавающая, летающая. А вот Питер не постеснялся просунуть голову внутрь и ядовито напомнить ей, что опоздавшему к пруду придется самому возиться с приманкой. Потом они хихикали и шумно возились за дверью, шурша кроссовками.

Эшли заставила себя встать и поплелась в ванную. Через пятнадцать минут она уже приступила к импровизированному завтраку из бутербродов с ветчиной и сыром и молока.

– Вы ведь не станете дожидаться кофе и прочей ерунды, правда? – с надеждой спросил Патрик. – Зила потом чего-нибудь приготовит, если вы проголодаетесь.

Эшли допила молоко и завернула остатки бутербродов в салфетку, чтобы съесть по пути. Только бы этот путь не был таким крутым и тяжелым, как накануне.

До небольшого пруда они добрались почти одновременно. Класть приманку в западню выбрали Питера. Пластиковый молочный пакет с прорезью, камешком-грузилом и приманкой в виде куска тухлого мяса качнулся на веревке и полетел в воду. Все четверо уселись на берегу и стали ждать. И в этом пруду, и в большом искусственном озере в полусотне метров отсюда водилось несметное множество бурой и радужной форели. Были среди них рыбы-старожилы, но большую часть, по словам Патрика, завезли. Он же рассказал ей, что дядя Лоренс в прошлом году поймал семифутовую бурую форель.

Подумаешь, герой! – про себя фыркнула Эшли.

Она решила присмотреть подходящее место для фона хотя бы к одному из портретов, поднялась и стала пробираться меж корней и валунов. Надо было взять с собой блокнот или хотя бы фотоаппарат, подумала она, но в такую рань голова плохо варит.

Пока мальчики болтали о планах на день, Эшли прилегла на склоне, влажном от росы, и всем своим существом впитывала тепло и ласку первых солнечных лучей. И вот мало-помалу из-за розовых бутонов шиповника и темной зелени дрока вырисовался образ Робби, его бледные нежные губы. Но она видела его сквозь какую-то странную пелену. Ни его голос, ни переменчивое выражение грустных глаз не проступили так отчетливо, как она ожидала. Наверное оттого, что сейчас с ним Марджи? Хотя она могла снова куда-нибудь укатить. Вот ведь как получается: Марджи повезло с таким мужем, как Роберт, но она совсем не ценит своего счастья. Зато Эшли, которая знает ему цену, вынуждена с ним расстаться. Робби прекрасный семьянин, привязан к дому, не то что всякие вертопрахи вроде Чарли или Лоренса О'Мэлли. Конечно, у Чарли все могло бы сложиться иначе, будь Кандида жива. А теперь он совсем сбился с пути: постоянно не в ладах с собой, но убежден, что к чему-то стремится. И невдомек ему, что он всего лишь пытается избежать неизбежного.

Ну а Лоренс О'Мэлли? Этот кот иной породы. Есть в нем что-то дикое, такого не приручить, хотя он кажется вполне цивильным. Менять свои манеры ему так же легко, как перчатки, а вернее, как заскорузлые сапоги или эту дурацкую шляпу. Женщине надо полностью выложиться, чтобы направить его кипучую дикую энергию в русло спокойной семейной жизни. Интересно, встречалась ли ему такая, за которую он захотел бы побороться, подумала Эшли и мечтательно улыбнулась.

– Клюет! – донесся снизу резкий крик Патрика.

Эшли приподнялась и увидела, как он стал наматывать бечевку на кулак. Двое других мальчиков свесились над самой водой и, затаив дыхание, принялись наблюдать, как самодельная западня подтягивается к берегу. Она хотела было крикнуть им «Осторожно!», но передумала: раз дядя разрешает племянникам бегать без присмотра, значит, он уверен, что каменистый пруд не представляет для них опасности.

В западне оказалось всего три речных рака, зато они были очень большие и удивительно походили на своих морских собратьев. Денни добавил пахучей приманки и снова опустил пластиковую западню – на этот раз в тихое место, подальше от течения. Все трое улеглись животами на каменистый берег и стали ждать.

Немного погодя Эшли оставила их и стала осторожно спускаться по неровной тропинке к поляне. Зацветала дикая ежевика, пчелы уже вились над ней, собирая нектар. То там, то тут алели крохотные гвоздики, а впереди виднелись нежно-лиловые фиалки. Потом она увидела бабочек, да сразу столько, сколько ей за всю жизнь не удалось повидать.